На пользу и славу Отечества - Геннадий Черненко

Эти слова Ползунов прочел как указание, как драгоценное наставление. Вот — достойная цель и великое дело! Но своим ясным умом Ползунов понял и несовершенство английской машины, осознал, что строить ее надо совсем по-другому.

Следовало добиться равномерности хода. И Ползунов решает снабдить ее не одним, а двумя цилиндрами. Тогда рывков уже не будет. Надо предусмотреть автоматику, сделать так, чтобы части машины, как писал Ползунов, «сами себя в движении без помощи рук содержали». Автоматически должен подаваться в цилиндры пар. Автоматически — впрыскиваться охлаждающая вода. Ползунов придумал регулятор, который поддерживал в котле постоянный уровень.

На горных заводах требовалось приводить в движение мехи, вдувающие воздух в плавильные печи. Для этого Ползунов свою машину прежде всего и предназначал. Но его «огнедействующая машина» могла бы также двигать молоты и крутить станки, вообще любой заводской механизм. Иван Иванович писал, что старается не для себя, что хочет «славы (если силы допустят) Отечеству достигнуть», а машину «во всенародную пользу в обычай ввести».

Сознавал он и то, что постройка такой машины будет стоить немалых трудов и средств. «И хотя правда, — писал он Порошину, — что новых и полезных дел начинателям не всегда вдруг делается удача, однако таковых свет не почитает предерзкими, но мужественными и великодушными». Порошин был человеком образованным. Проект «огненной машины» его заинтересовал. Машину решили строить. Но так считало заводское начальство. Требовалось утвердить это решение в Петербурге, и с попутным обозом проект «огне-действующей машины» уехал в столицу.

Было большой удачей, что чертежи попали на рассмотрение самому Ивану Андреевичу Шлаттеру. Кто вернее, чем он, мог оценить новую машину? В холодный декабрьский день 1763 года, когда Ползунов собирался ехать на соседний рудник, его окликнули:

— Ползунов, зайди в канцелярию.

Тревожно забилось сердце. Подумал: «Неужели ответ из Петербурга?» Так и оказалось. С радостью читал он заключение Шлатте-ра: «Сей вымысел за новое изобретение почесть должно». А вот и главные слова: «Велеть такую машину построить и в действие производить, дабы практикою теорию свою подтверждала».

И нам — пример

Понимал ли Ползунов, какую тяжесть принимает на свои плечи? Понимал ли, что он один будет в ответе за неудачу дела? Да, понимал, но смело принял на себя груз; хотя крепким здоровьем не отличался. Был худ, с ввалившимися щеками, глухо кашлял.

Он меньше всего думал о своем здоровье. Построить бы машину, пустить в ход — вот чем были заняты его мысли.

В помощь ему «прикомандировали» четырех учеников — Дмитрия Левзина, Ивана Черницына, Федора Овчинникова и Петра Вятченина. Да еще — нескольких рабочих. С ними и начал он свой тяжкий и радостный труд.

Однако прежде чем строить саму машину, надо было придумать и соорудить особые станки для изготовления ее деталей. Некоторые же из них были просто гигантских размеров. К примеру, цилиндры.

Каждый был в поперечнике около метра, в длину три метра!

Ранним, ранним утром приходил Ползунов к заводскому пруду, на берегу которого уже высилось бревенчатое здание для машины. Она была грандиозна: высотой около двадцати метров и располагалась на четырех этажах-ярусах. На первом — огромный медный бак-котел. На втором и третьем — цилиндры и различные механизмы. На четвертом — бак с охлаждающей водой и коромысла.

К декабрю 1765 года «огненная машина» была почти готова. Строительство воздуходувных мехов задерживалось.

— Как же без мехов машину пускать будем? — с беспокойством спрашивал Дмитрий Левзин.

— И без мехов обойдемся, — отвечал Ползунов. — Бревна к цепям повесим. Тяжесть немалая.

Так, с бревнами, и была пущена машина для пробы. С шумом заходили поршни в великанских цилиндрах. Закачались коромысла-балансиры. Заходили вверх-вниз концы тяжеленных бревен.

«Огненная машина» работала. Не без заминок, правда. Потом еще долго в народе ходили рассказы. Стоило Ползунову подойти к своей машине, похлопать по меди цилиндра, сказать: «Ну, что стала? Пошла!» И машина начинала работать.

Предстояло опробовать машину в настоящем деле. А создатель ее таял на глазах. Когда слег, чувствовал — долго не проживет. Лекарь писал о Ползунове: «День ото дня ослабевал, и силы его умалялись, а потом уже так в слабость пришел, что не мог почти корпусом своим ни малого иметь движения. А напоследок и чахотные припадки весьма усилились».

16 мая 1766 года перестало биться сердце великого изобретателя и теплотехника. Машину ввели в строй его ученики. Но случилась авария, и машина остановилась. Никто уже не пытался пустить ее…

Вы можете подумать: «Зря трудился Ползунов, зря собой пожертвовал». Нет, неправда! Его жизнь и нам всем служит ярким примером. Один ученый того времени очень хорошо и точно сказал о Ползунове: «Муж, делающий истинную честь своему Отечеству».

"Он изобретёт нам ковёр-самолёт"

Иван Петрович Кулибин

1735–1818

За прилавком

Ползунов и Кулибин были современниками. Жили они в Разных местах, однако, наверное, друг о друге слыхали. В старое время город Горький назывался Нижним Новгородом. Это был торговый центр.

В 1735 году в Нижнем родился мальчик Ваня Кулибин. Отец его имел небольшую мучную лавку.

— Нам, Ваня, грамота ни к чему, — поучал сына Кулибин-старший. — Главное, покупателя не проглядеть да продать товар повыгоднее. Поучишься у дьячка, и хватит с тебя.

Отмеривал Ваня муку, черпал ее из мешка большим совком, и брала его невыразимая тоска. Не лежала у него душа к торговле. Не мог он забыть часы, которые видел в доме купца Микулина.

Удивительные часы. Вверху открывалось маленькое окошечко, и оттуда выскакивала кукушка, звонко куковала — столько раз, сколько часов показывали стрелки, — и скрывалась.

— Неужели живая? — спросил Иван. Купец рассмеялся:

— Нет, не живая. Механизм, и только. Известное дело — часы. Как же они устроены?

Иван подходил к часам, заглядывал через стеклянную дверцу. Но разве так разглядишь сложный механизм? Разобрать бы их. Да кто же это позволит? Часы были вещью дорогой. В свободные минуты Ваня мастерил. Сделал ветряную мельничку. Почти как настоящую. Показал отцу. Тот разгневался:

— Чай, не маленький. Семнадцатый год пошел, а на уме — игрушки? Купцом хочу сделать тебя, к делу настоящему приставить!

Схватил мельничку, бросил на пол и сапогом растоптал.

Мастер

Были в Нижнем Новгороде часы, известные всем горожанам. Видел их каждый, кто проходил мимо Строгановской церкви. Они показывали не только время, но и ход небесных светил, и каждый час разносился по округе замечательный перезвон их курантов.

Не раз стоял Иван Кулибин у Строгановской церкви и с замиранием сердца ждал, когда раздастся переливчатый бой. Однажды ему посчастливилось забраться на колокольню и посмотреть механизм часов. Видел он, как вращаются метровые колеса, как бьют молотки по колоколам курантов. Видел, но не все понимал.

Только год или два спустя открылись ему секреты часовой механики. Он даже решил сделать часы с кукушкой. Но какими инструментами, из каких материалов? Делал их из дерева, обычным ножом. Деревянными были и колеса, и оси, и маятник, и сама кукушка.

Повесил Иван творение своих рук на стену. Качнулся маятник — раз, другой и замер. Часы не пошли. Слишком грубо были сделаны зубчатки. Да ведь чем были сделаны — ножом!

Кто знает, как сложилась бы жизнь Кулибина дальше, не подвернись счастливый случай: послали его по делам в Москву.

На Никольской улице он заметил вывеску часовой мастерской. Толкнул дверь и вошел в царство часов.

Это была мастерская часовщика Лобкова. Человеком он оказался добрым и отзывчивым. Показал Ивану самые интересные часы, какие были в мастерской. Но особенно поразили Кулибина тонкие и точные инструменты. Поборов робость, спросил: «Нет ли каких ненужных, поломанных?» Такие инструменты у Лобкова нашлись.

Иван Кулибин возвращался домой, чувствуя себя богачом. Еще бы! Он вез машинку для изготовления зубчатых колес, маленький токарный станочек, сверла, зубильца.

Дело быстро пошло на лад. Теперь Кулибин делал часы с кукуш-кой, или, как говорили тогда, «с секретом», и они шли ничуть не хуже купленных за границей.

"Часы "яичной фигуры"

О мастерстве Кулибина заговорили по всему городу. Особенно — после одного любопытного случая.

У губернатора Аршеневского испортились заграничные часы «с секретом». Такой сложный механизм, по мнению губернатора, мог починить лишь опытный столичный мастер. Когда же это удалось сделать Кулибину, губернатор от удивления потерял дар речи, а затем принялся расхваливать нижегородского часовщика: