Михаэль Шумахер – номер один - эксперт F1 Джеймс Аллен

Человек не станет выезжать на квалификационный круг, заранее планируя перекрыть трассу и остановить сессию. У Шумахера было преимущество над Алонсо – он шел впереди испанца по трассе, потому это гипотетически и стало опцией, но никто не считает, что случившееся было предумышленным.

Тем не менее в эту долю секунды, в это мгновение паники, зная, что его результат оставляет желать лучшего, Михаэль мог инстинктивно решиться на этот грязный трюк, не так ли? Ведь были же две ситуации, когда, попав в аварию, он перегораживал трассу в попытке остановить гонку, чтобы успеть пересесть на запасной болид. В Австрии в 2000 году этот его план провалился, но в Хоккенхайме в следующем году Михаэлю удалось осуществить задуманное, хотя вопрос и спорный – была гонка остановлена из-за расположения болида Шумахера или из-за количества поврежденных машин, как, например, Prost Лучано Бурги, который врезался в Шумахера и от удара взлетел в воздух.

Если у вас конкурентоспособный автомобиль, вы приезжаете на каждую гонку с намерением побороться за победу и в конечном итоге за титул чемпиона мира. Вы не идете на неоправданный риск, потому что каждое очко жизненно важно. Но возможно, если вы понимаете, что вам светит пенсия, велик соблазн остановить гонку, чтобы взять запасную машину и выйти на рестарт. Желание сохранить лидирующую позицию в такой ситуации преобладает над прочими равными, и случившееся в Монако, пусть и в квалификации, а не в гонке, сродни вышеописанным инцидентам. Но далеко не каждый гонщик способен действовать на уровне инстинкта, а если и способен, то четко осознает, что каждый его шаг подлежит детальному анализу. В ту субботу в Монако нашлось множество желающих высказаться. Самым говорливым оказался Кеке Росберг, чемпион мира 1982 года, сын которого, Нико, проводил свой первый сезон в Формуле-1. Росберг олицетворял собой ту напыщенную эру, когда мужчины приходили в Формулу-1, потому что она была выражением свободы духа и прочих красочных ценностей.

«Он что, держит нас за идиотов? — возмущался он. — Это самая дешевая выходка из всех, что я видел в Формуле-1. Он должен уйти из спорта! Пусть едет домой. Я надеюсь, что он по меньшей мере поступит по-человечески – выйдет из Ассоциации гонщиков Гран-при и больше никогда в жизни не станет говорить о безопасности. Он просто жалкий мошенник».

Сэр Джеки Стюарт, трехкратный чемпион мира, присутствовал на Гран-при Монако в качестве делегата Королевского банка Шотландии, который спонсирует команду Williams. Его оценка была более мудрой: «Налицо игра подвижного ума. Но его поступок крайне очевиден. Он бросает тень на него и команду Ferrari».

День прошел под знаком всевозможных хождений и суеты вокруг данного эпизода. Педро де ла Роса, тест-пилот McLaren, и руководитель команды Мартин Уитмарш подали петицию на имя президента FIA Макса Мосли, в которой осуждали действия Шумахера и пытались убедить всех пилотов эту петицию подписать. «Господин президент, мы не можем больше терпеть это поведение… Мы устали от его наглости и уклонений от прямого ответа…» – так начиналось письмо. Нико Росберг недоумевал, как это Шумахер «может читать нам лекции, что мы ни в коем случае не должны блокировать трассу, а потом пойти и перегородить дорогу десятку машин?». «Из-за него я потерял четыре десятых секунды на своем последнем круге, — жаловался Джанкарло Физикелла. — Даже пятилетний ребенок поймет, что Михаэль пытался сделать. Это действительно печально. Если бы он хотя бы машину повредил, у людей еще могли бы быть какие-то сомнения. Но все слишком очевидно, ведь есть данные обо всех операциях, произведенных им на руле».

Некоторые пилоты отрицали факт существования петиции McLaren. Ясно, что это была идея, рожденная в пылу момента. Бумага была подписана многими гонщиками, но в конечном счете так и не передана Мосли. Шумахер узнал о ней, и это имело определенные последствия в ходе сезона.

Тем вечером Марк Уэббер ужинал со своим отцом и девушкой в гостинице, когда к их столику подошел Фернандо Алонсо. «Что мы будем делать, если Михаэля не накажут?» – спросил испанец. «Его должны наказать, приятель, — ответил Уэббер. — Если они видели запись, они должны что-то сделать».

Алонсо не был в этом уверен. «Я лягу перед его машиной, — сказал он. — Я остановлюсь на стартовом поле, вылезу из машины и лягу прямо перед колесами его болида».

Зная Фернандо, можно полагать, что он бы так и поступил. Испанец понимал, что не просто соревнуется с гонщиком из другой команды. Как и многие пилоты, он ощущал, оправданно или нет, что в этом спорте «крышуют» Ferrari, что поединок неравный. Это самое чувство и побудило Алонсо сделать следующее заявление: «Я больше не считаю Формулу-1 спортом». Это произошло после того, как в Мон-це в том же 2006 году Ferrari подала протест, когда испанец в квалификации якобы блокировал на трассе Фелипе Массу.

Стюардам потребовалось беспрецедентное количество времени – 8 часов – на то, чтобы разобраться в показаниях и вынести решение. Главный стюард Тони Скотт-Эндрюс был новичком на этом посту. На самом деле сама должность главного стюарда была нововведением 2006 года – FIA стремилась сделать последовательнее процесс принятия решений. (Позднее в том же году в Монце Скотт-Эндрюс снова станет гвоздем программы, но вынесет решение уже в пользу Ferrari). Стюард понимал, что этот эпизод являлся своеобразным тестом новой системы. Другими стюардами в тот уик-энд были Йоакин Вердгей, юрист из Мадрида, и Кристиан Калмз из Автомобильного клуба Монако.

Присяжные выслушали показания Шумахера, главного гоночного инженера Ferrari Криса Дайера, технического директора Росса Брауна и спортивного директора команды Стефано Доменикали, а также гоночного директора FIA Чарли Уайтинга и аналитика компьютерных систем Алана Прудхомма. Стюарды просмотрели все доступные видеозаписи и изучили все данные с бортового компьютера болида Шумахера. Они были удовлетворены результатом: Шумахер действовал предумышленно.

Заявление стюардов, обнародованное в 10:42 вечера, гласило: «Стюарды не обнаружили никаких оснований для столь несвоевременного, избыточного и в целом ненужного торможения в этой части трассы. У нас не остается иного выбора, кроме как заключить, что гонщик намеренно остановил автомобиль на трассе».

Тогда стюарды наказали Алонсо десятью позициями на стартовом поле.

Но на этот раз, в Монако, опасения Алонсо оказались беспочвенны.

Вердгей на следующий день рассказал подробнее о том, как принималось это решение:

«Решение далось нам непросто, мы понимали, что может пострадать репутация гонщика. Мы не знаем, действительно ли преднамеренным был маневр, но ясно одно – Шумахер сделал то, чего не делал в этом месте трассы по ходу всего уик-энда. Усилие на педаль тормоза на пятьдесят процентов превышало обычное для Михаэля в этом повороте. Потом он совершал абсолютно ненужные движения рулем – это продолжалось, пока он не проехал пять метров, которые еще позволяли вернуться на траекторию. Он потерял управление, двигаясь на скорости 16 км/ч! Это невозможно объяснить. И двигатель заглох, потому что гонщик этого захотел – он достаточно долго не включал сцепление. Если бы он повредил машину (врезавшись в рельс безопасности), это, вероятно, можно было бы трактовать как ошибку пилота. Но в данном случае речь явно идет об умышленных действиях».

Шумахер ожидал решения стюардов в моторхоуме Ferrari, который стоял недалеко от береговой линии, на пристани для яхт. Огромный медиаконтингент собрался снаружи. Несмотря на долгое ожидание, Михаэль был расслаблен, хотя и зол из-за прозвучавшей в паддоке критики в его адрес, особенно от Кеке Росберга.

И Шумахер, и Тодт полагали, что объяснения Ferrari о том, как именно гонщик потерял контроль над болидом, когда тормозил в «Раскасс», и как заглох двигатель, пока гонщик думал, стоит ли включать заднюю передачу, емки и понятны. Шли часы, новостей все не было, и Михаэль забеспокоился, что в наступившей темноте не сможет сесть в вертолет и вернуться туда, где остановился, — на виллу своего менеджера Вилли Вебера на мысе Антиб на Французской Ривьере. Если ехать туда на автомобиле, это займет как минимум 45 минут, а учитывая, что завтра гонка, Шумахер хотел пораньше лечь спать.

Михаэль мог уехать в любое время, стюардам он уже был не нужен – они задали ему все волновавшие их вопросы еще во время его второго визита в шесть часов вечера. Шумахер не уезжал, потому что хотел выйти к столпившимся журналистам, чтобы те из первых рук узнали его реакцию на решение стюардов, и в новостях не было искажения фактов. С ним оставалась Сабина Кем, его пресс-атташе, которая занимала этот пост на протяжении уже шести лет.

«Он во второй раз пошел к стюардам в шесть часов вечера и, вернувшись от них, сказал, что они пообещали принять решение в течение пятнадцати минут, — вспоминает Сабина. — Мы не думали, что будем ждать до одиннадцати вечера. В десять часов Михаэль решил уехать и сказал мне: «Давай поговорим с журналистами сейчас», что в итоге и сделал, не дождавшись решения. Журналисты обвинили его в том, что он так долго вынуждал их ждать, но на самом деле он хотел выступить перед ними после принятия решения».