Вернуться и жить - Валерия Андреюк

Я украдкой поглядывал на Огюста, пытаясь уловить выражение его лица в серых сумерках. Насколько я мог видеть – а больше чувствовать – юноша был немного растерян, и взирал по сторонам скорее недоуменно, чем испуганно.

– Ну что, назад? – наконец нарушил я молчание. Мои краткие пояснения давно иссякли. Мы слушали лишь звуки собственных шагов, капающей воды и шорох осыпающихся камешков. Все подробности Август – Франциск давно знал наизусть.

– Как на кладбище, – глухо произнес он. Голос его был неестественно высок и странным шелестом отражался от стен.

– Это и есть кладбище, – ответил я. – причем всего плохого. Лучшее мы взяли с собой.

Теперь я это понимаю. Поэтому могу ходить здесь спокойно. Но после воздуха Ланских вершин оставаться в Скалах невыносимо душно.

– Пойдем, Огюст, – я мягко взял его за локоть и подтолкнул вперед.

Спустившись вниз, мы присели на скалистом уступе. С лица Огюста сходила нездоровая бледность. Надо же, как быстро Скалы начинают высасывать из человека жизнь.

– Тебе часто бывает страшно, Артур? Так страшно и одиноко, как там?

– Раньше было гораздо чаще, – честно ответил я, рискуя примерить роль старого мудрого дядюшки.

– А мне – да, – мальчик смотрел куда-то в сторону. – Только не говори, как отец – что ото всего может спасти работа или что-то в этом роде… Его-то она не спасла. Работа не помеха одиночеству.

– Знаешь, я сейчас понял, что если бы не уехал тогда, то, возможно, однажды ушел бы вот так в Скалы и не вернулся. Это что касается работы, – я соскочил с уступа. – А что касается одиночества и страха…

– Это не кладбище, – перебил Огюст. – Это то, что у меня сейчас в душе. Ну, не сейчас. Но часто… Было часто…

Он вздохнул и посмотрел мне в глаза.

– Все-таки хорошо, что ты приехал. И что пошел вместе со мной. А то я и правда бы…

Он не договорил и вдруг рассмеялся:

– Ох. Лайни и разозлится, узнав, что мы ушли без нее! Она, наверное, уже все знает.

– Я лучше схожу с ней сам. Или отправимся втроем. Может, встретим Пятачка, и он нас покатает. А сейчас пойдем вниз – твой отец, наверное, уже волнуется.

«А что касается одиночества и страха, и страха одиночества, – размышлял я, подъезжая вслед за Августом к городским воротам, – так ведь это одна из болезней взросления, которую надо опять же просто пережить. Кстати, и опыт дает немалый. Вот если годам к двадцати пяти не пройдет – тогда жди осложнений…».

Но Августу эти мудрые мысли я озвучивать не стал. Тем более что полчаса назад я хотел сказать совсем другое, а потому лучше промолчу. Доктора пока никто не звал.

Или, как говорил Наставник – не следует отвечать на незаданный вопрос.

Глава 7

В справедливости этой истины я убеждался не раз. Опасно это – как для пациента, так и для доктора.

В глухой деревеньке у подножия горы случилось мне помогать одной бабульке. Сердце ее, измученное работой и возрастом, работать устало; бабушка готовилась умирать. Мы с Тьехо оказались рядом и умереть не дали. В нашем возке оказалось вдоволь травы горной наперстянки. Я применил легкое внушение; а когда через несколько дней старушке полегчало, рассказал родственникам, где и как пополнять запасы травы. В качестве платы я потребовал от ошарашенного сына вычистить и проветрить захламленный вонючий домик, где и здоровому-то захворать было недолго, и, оторвав от себя парочку успевших присосаться клопов, собрался уходить. Парень, похоже, был не очень-то доволен. Заезжий то ли доктор, то ли колдун, бормоча непонятные слова, распоряжается в родном свинарнике, клопов не уважает, да и мамашин уход в иной мир отсрочил на неопределенное время. Нет, в следующий раз нечего звать докторов, сами как-нибудь обойдемся…

Конец ознакомительного фрагмента.