Воскресшая душа - Александр Красницкий

– Итак, дорогой мой гость и несомненный будущий друг, – начал он вкрадчиво, – мы здесь потолкуем с вами по душам.

Позади него раздался шорох. Нейгоф вздрогнул и отодвинулся еще дальше в темноту своего угла. Евгений Николаевич встал и повернулся. На пороге стояла женщина. Она была молода и красива. Темные, пышные волосы оттеняли нежную белизну ее лица с гармоничными чертами. Большие черные глаза лучились, розовые губки были капризно сжаты, что придавало еще больше прелести ее милому личику. Стояла она так, что свет от ламп падал прямо на нее и подчеркивал ее красоту.

– Софья Карловна! – кинулся к ней Козодоев. – Простите! Только что намеревался явиться к вам! – и он, почтительно склонившись, поцеловал протянутую ему руку.

– Это меня нужно бранить, – с чуть заметным акцентом ответила красавица. – Я думала, что вы одни… Я помешала?

– О, нет, нет! Как вы можете говорить? Но я знаю: ведь вы ко мне по делу? Прошу вас в гостиную. Граф, простите, я оставлю вас ненадолго одного!

При слове „граф“ красавица прищурила свои лучистые глаза и бросила взгляд в угол, куда забился Нейгоф. Потом она перевела взор на Козодоева.

– В гостиную, в гостиную прошу, – засуетился тот. – Не место царице красоты в убогой келье старого отшельника.

Он подал ей руку и вывел из кабинета, откуда они молча прошли в гостиную.

– Этот? – спросила Софья Карловна, и на ее лице появилось злое выражение.

– Он самый, – кивнул головой Козодоев. – Не нравится?

– Нравится, не нравится – говорить нечего, вопрос решен. Но все-таки я ожидала увидеть что-нибудь более приличное. Фи! Он противен с этими своими синяками.

– Что же ты, Соня, хочешь от босяка? Но ты молодец у меня, твое появление произвело несомненный эффект! Ты сделала то, что нам нужно, молодец!

– И неужели это – граф? – спросила Софья Карловна.

– Самый настоящий: граф Михаил Андреевич Нейгоф, один из представителей древнейшего аристократического рода.

– Тот, который нам нужен?

– Именно тот!… Но знаешь что, Соня, прощай! Я вернусь к нему… Не следует упускать первое впечатление.

– Я более сегодня здесь не нужна? – холодно спросила Софья Карловна.

– Не нужна. Иди к себе. Ты, деточка, сегодня вполне достойна награды… Ну, давай, птичка, свой мраморный лобик…

Козодоев притронулся губами ко лбу молодой женщины, а затем поспешил в свой кабинет к Нейгофу.

Софья Карловна некоторое время стояла в задумчивости, потом пришла в себя и так сильно стиснула свои пальцы, что даже послышался хруст.

– Что же, – проговорила она, – пусть, пусть! А все-таки ужасно… Да, впрочем, мне-то какое дело?… Я буду в стороне.

Она встряхнулась, гордо подняла свою красивую головку и вышла из гостиной.

Когда Евгений Николаевич вошел в свой кабинет, то его слух поразили какие-то странные звуки, доносившиеся из того темного угла, куда забился граф-босяк. Последний рыдал.

– Михаил Андреевич, голубчик! – склонился над ним Козодоев. – Что с вами? Что значат эти слезы?… Поверьте, вы видите перед собой искреннего друга… Скажите, откройтесь!

– Всколыхнулось… прошлое все всколыхнулось! – залепетал Нейгоф. – Все воскресло, что я хотел потопить в проклятом дне… Зачем вы показали мне эту женщину?

– Да успокойтесь, это случайность! Кто вам показывал ее? Видели, сама без зова зашла!

– Случайность! А эта случайность разбередила все прошлые раны… все, все! Сколько лет я не видал порядочной женщины… И вот внезапно… так близко…

Слезы струились по опухшим щекам графа, царапины стали сочиться кровью. Он вновь был отвратителен и страшен.

Козодоев, казалось, любовался этим видом человеческого унижения. По его губам проскальзывала насмешливая улыбка, но стоило только его странному гостю пошевелиться, как лицо его принимало сочувствующее выражение.

– Стало быть, моя хорошая знакомая и клиентка произвела на вас впечатление? – спросил он. – Стало быть, она понравилась вам?

– Что вы, что вы! Да разве я смею даже помыслить об этом?

– Вот это вы напрасно! В чайной вы что-то замысловатое про свою гордость говорили, а теперь опять принялись унижать себя. Нет, нет, поддержитесь. Вы сейчас сказали, что прошлое воскресло, воскресните и вы сами… Стойте! Вот Маша несет нам закусочку, мы и начнем с того, что утолим голод и жажду по-человечески – за столом, застланным скатертью, с приборами, словом, в чистоте и не в обиде. Ставьте, ставьте, Маша, скорее на стол все, что у нас имеется, – приказал Козодоев вошедшей с подносом горничной. – Расставляйте и уходите, а мы тут пировать будем. Граф, вот ваше место. Покиньте свой угол и вновь вступите в среду себе подобных. А хороша Софья-то Карловна! На что уж я старик, а и то нет-нет, да и защиплет ретивое. Ну, ваше сиятельство, подходите. За ваше здоровье, чокнемся!

Нейгоф выполз из своего угла, подошел к столу и уже жадно глядел на рюмки с водкой.

Они выпили, повторили и опять выпили.

– Ну, друг мой, – заговорил Козодоев, – теперь, несколько придя в радужное настроение, будем говорить откровенно. Поверьте, я не прочь устроить ваше счастье, если вообще счастье – не звук пустой. Будете говорить и отвечать?

– Спрашивайте, – ответил Нейгоф.

– Очень понравилась вам Софья Карловна?

– К чему такой вопрос?

– Нужен он… нужен и для вас, и для меня. Буду откровенен. Я заметил, что она произвела на вас сильное впечатление. Так? Хотите стать ее мужем?

Козодоев произнес эту фразу и сам испугался того впечатления, которое она произвела. Нейгоф, с красным, перекосившимся от злобы лицом, с трясущимися губами, вскочил из-за стола и, стуча по нему, закричал:

– Да что же это, издевательство, что ли? Так нет! Довольно того, что было! Всему есть конец! Или вы сегодня хотите меня с ума свести? Да выпустите меня отсюда, иначе я стекла разобью и из окна выброшусь!…

Козодоев рассмеялся и сказал:

– К чему такие страсти? Ведь я же говорю совершенно серьезно. Я вас и привез сюда только затем, чтобы предложить руку этой молодой особы. Заметьте, руку, а не сердце. Сердце завоевать – это уже ваше дело. Пока ей нужна ваша рука. Понимаете вы меня, ваше сиятельство: рука, то есть ваш графский титул. Вот зачем я вас разыскивал и разыскал. Ну, решайте с места в карьер: да или нет?

V

Красавица, которую предложил в супруги графу-босяку Козодоев, жила в соседней квартире. Чтобы попасть к себе, Софье Карловне стоило только перейти по площадке парадной лестницы и отворить дверь особым ключом.

– Стасик! Ты? – воскликнула она радостно, очутившись у себя и увидев еще с порога стройного молодого человека, с красивым, но нагловатым лицом. – Как ты здесь?

– Спрашивает еще! Что, у меня своего ключа нет? – засмеялся молодой человек. – Я знал, что сегодня решается твоя судьба, и пришел…

– Да, ты прав… он там… Козодоев привел его… Как он ужасен!

– Кто? Жених, который должен сделать тебя графиней?

– Да, он, – прошептала красавица.

– Скоро же старый аспид провернул дело! Ну, полно! Не горюй! – и с этими словами Стасик нежно привлек к себе Софью Карловну и поцеловал ее.

Красавица не сопротивлялась. Присутствие духа, холодность, которыми владела Софья Карловна при Козодоеве, теперь совершенно оставили ее.

– Стасик, милый мой, – заплакала она, – если бы ты знал, как все это ужасно…

– Что? Твое будущее замужество?

– Да… Евгений Николаевич говорит, что оно необходимо… Я согласилась с ним, дала слово, что выйду замуж за этого отщепенца, но теперь чувствую, что это выше моих сил.

– Откажись тогда!

– Не могу… не смею…

– Это почему же не смеешь? Что ты, раба этого Козодоева? Разве он может принудить тебя?

– Может, может! Ах, Стасик! Ты ведь ничего не знаешь…

– Все знаю, и даже больше, чем ты знаешь. Это говорю тебе я, Станислав Федорович Куделинский. Мы с тобой – старые друзья, и ты мне можешь поверить… Ведь Козодоев – вовсе не такой человек, чтобы заботиться о чужом счастье. Он все делает только для себя. Если он выкопал этого босяка-графа и назначил его тебе в мужья, то вовсе не для того, чтобы увенчать твою голову графской короной. Нет! Тут он проделывает хитросплетенную махинацию, и ты, Соня, для него – лишь средство в достижении цели.

– К чему же ведет он это сватовство?

– К чему? Да вот к чему: этот граф-босяк – завидный жених для такой бедной сиротки, как ты, моя птичка. Он – предпоследний представитель, хотя и по боковой линии, богатейшего, некогда рыцарского рода остзейских графов Нейгофов, и – представь себе! – сам ясно не знает этого. Что? Понимаешь, в чем тут суть?

– Смутно, милый…

– Какая ты несообразительная! Семья много лет тому назад отказалась от этого графчика, а он, чтобы выразить свой протест против отвергнувших его родственников, не нашел ничего лучшего, как удариться во все тяжкие. Со ступеньки на ступеньку он быстро опустился на дно, да и застрял там… Чу! Кто-то идет сюда… Не надо, чтобы нас видели так близко друг к другу!