В саду Эдема я смеялся громче всех. Остросюжетный роман-аллегория - AS Konstantin

– Ну да. Бывает, – согласился я, чуть поморщившись. – Ты скучала?

– Не представляешь, как! – воскликнула Стелла. – А еще я сильно за тебя переживала. Много крови пришлось отдать?

– Не так чтобы очень… Давай расскажу, когда ты приедешь.

В динамике стало подозрительно тихо. На секунду мне показалось, что нас разъединили.

– Стелла, ты меня слышишь? Алло. Стелла.

– Летран, милый, я не смогу приехать. Прости.

– А что произошло? Почему не сможешь? Ты обиделась на меня? – неожиданная новость сильно взволновала.

– Конечно, нет. Но кое-что и правда случилось. Я весь день пыталась дозвониться, чтобы посоветоваться, а ты был недоступен. В общем, мне нужно на пару дней уехать. Это по работе. Коллега должна была лететь, но утром выходила из машины и подвернула ногу. Там очень важная встреча. Подменить ее смогла только я. Пришлось соглашаться. Ты же не станешь на меня сердиться?

Подобное уже случалось. Стелла работала менеджером в модельном агентстве. Собственно, так мы и встретились: год назад она заказала мне съемку моделей для крутого ювелирного бренда. Работа у нее, мягко сказать, не сидячая. Всегда на грани. Не ты, так другой. Мода не ждет, и все в этом духе.

– Ни капли, – ответил я. – Во сколько тебе в аэропорт?

– Я уже там. Скоро начнется посадка. Ой, кажется, вот. Мне пора. Целую. Позвоню, когда буду на связи.

– Постой. А куда ты летишь?

Но Стелла уже отключилась.

Чай давно остыл, а вместе с ним у меня пропало хоть какое-то настроение.

Приняв душ, я облачился в любимую домашнюю пижаму.

Мне не хотелось думать больше ни о чем. Вот так бы и пролежал на тетушкиной кровати до самой смерти. И катитесь вы все: болезнь, Эмилия, Стелла, необъятная женщина, рабочие – нелегалы, лейтенант Иклин, вместе со всем своим полицейским департаментом, мистер Лаки, таинственный доктор…

Сквозь наступившую тишину я расслышал звук. Он явно что-то напоминал. Что-то очень знакомое.

Похожий звук раздавался в тот момент, когда я нажимал на кнопку тетушкиного звонка.

Да, это точно был он.

Но почему тетушка не слышит, что кто-то звонит в дверь? Может, она на кухне? Я должен ее предупредить.

Открыв глаза, я понял, что всего лишь задремал.

Из коридора доносилась протяжная трель: кто-то и в правду нажимал на кнопку звонка.

– Ну все, иду, – прорычал я, неохотно поднимаясь с кровати.

Дойдя до прихожей, я распахнул входную дверь.

– Здравствуй, Витя. Твой телефон весь день недоступен. Я решил навестить тебя лично.

Меня словно окатили ведром ледяной воды.

Передо мной стоял господин Магнус – тот самый человек, видеть которого сейчас мне бы хотелось меньше всего на свете.

Глава 3

Его настоящего имени я не знал. Вся информация об этом человеке являлась текучей ширмой. Однако совать за нее любопытный нос я бы никому не посоветовал.

Я понимал, зачем он здесь, и отчаянно боялся момента, когда он сам об этом заговорит. Потому что возразить ему мне будет нечего. Придется лишь смиренно уступать.

Естественно, где-то внутри еще теплилась надежда, что господин Магнус явился по иному поводу. Однако настолько маленькая, что казалось, будто ее и вовсе нет.

– Хорошая у тебя квартира, Витенька – подытожил он, совершив одиночную экскурсию и возвратившись на кухню, где я в это время готовил нам чай.

– Да. Неплохая, – вздохнул я. – Тетушкино наследство.

– Я помню, – сказал господин Магнус, присаживаясь за стол. – Мы познакомились как раз в годовщину ее смерти.

Не желая продолжать тему, я лишь кивнул в ответ.

– Так много времени прошло. Разве у тебя не возникало желания устроить здесь достойный ремонт?

Я поставил на стол две дымящиеся кружки и присел сбоку от господина Магнуса. Мне не хотелось смотреть ему в глаза.

– Возникало порой. Однажды я даже попросил знакомого дизайнера поработать над проектом интерьера, но тот, как правило, был вечно занят и ничего толкового в итоге не представил. А мне в те дни тоже было не разорваться. Вот оно и осталось как есть.

Господин Магнус некоторое время молчал, размешивая сахар.

– Зачем темнишь, Витя? Сказал бы прямо, что просто не хотел делать ремонт. Однако неужели тебе самому приятно обретаться в пыли тетушкиного хлама? Извини, конечно, если задел твои чувства.

– Ничего, – отмахнулся я. – Вы правы.

– И что ты ответишь?

Я сделал глубокий, обжигающий глоток чая, и, когда горло уже достаточно очувствовалось, произнес:

– Отвечу, что не могу считать это место домом. Это была ее квартира, ее дом, но никак не мой. Решением суда я был передан на воспитание тетушке и был вынужден жить здесь до наступления совершеннолетия. Затем общежитие института, шатание по съемным квартирам, закончившееся внезапной смертью тетушки и возвращением сюда. Этого никогда бы не случилось, не останься я круглым сиротой. Гибель родителей изменила все. Безусловно, тетушка была прекрасным человеком, однако не было дня, чтобы я не грезил о своем настоящем доме и своих настоящих родителях. Конечно, боль со временем притупилась. Я вырос. Уже стал задумываться о собственной семье. Тетушкино наследство избавило от того колобродства со съемными квартирами, однако же я не смог ощутить здесь успокоения. И не только, как вы выразились, в пыли тетушкиного хлама, но и в самих стенах этой квартиры, во вкусе воды, в панораме за окном. Все это ужасно давит, понимаете? Я больше не хочу никаких воспоминаний. Я хочу обрести дом, где не будет ничего этого и где можно начать жить с чистого листа.

После моих слов наступило продолжительное молчание.

– Догадываешься, зачем я здесь? – неожиданно спросил господин Магнус.

Я кивнул.

– Наверное, из-за фотостудии.

– Не совсем, – поправил тот. – Здесь я по поручению человека, знакомого тебе под именем доктор. Наберись сил, Витя, разговор будет серьезный.

Относительно услышанного от господина Магнуса даже прямой удар молнии показался бы мне сейчас чем-то вроде милого похлопывания по плечу.

Все внутренности словно намотали на раскаленные вилы, а затем разом вырвали наружу.

В глазах потемнело.

– Если тебя не затруднит, будь любезен, принеси мой портфель. Я оставил его в прихожей, у двери, – попросил господин Магнус.

Не сказав ни слова, я машинально побрел в прихожую.

Портфель был на месте: внушительный на вид, приятный на ощупь и достаточно тяжелый.

Возвратившись на кухню, я зажег центральный свет. Так стало гораздо уютнее.

– Благодарю, – сказал господин Магнус, после того как я отдал ему портфель.

Он тут же принялся изучать его содержимое, попутно выкладывая на стол какие-то бумаги.

От страха у меня в горле образовался ком, а тело постепенно становилось ватным.

Пожалуй, в тот момент я представлял собой образец полнейшего бессилия.

Ну что же вы? Давайте, презирайте меня, все вы. Я же так бессовестно обманывал вас. Я растворил свою жизнь во лжи настолько, что даже сам искренне в нее поверил.

Нет никакой философии Летрана Тларира. Все это прах, иллюзия, чушь. Называйте, как хотите.

Добиться успеха мне помогли деньги. Обычные бумажные купюры, которые я получил от господина Магнуса, заложив ему три года назад тетушкину квартиру.

А вы-то, видимо, до сих пор все сказкам верите? Надеетесь на чудо, на фею-крестную, мать ее так. И дзинь – выкусите, ублюдки. Больше семи миллиардов человек на планете, и, за редким исключением, каждый плевать на вас хотел.

Хищные звери – вот кто ежедневно вас окружает. Убийцы. Такие же, как и вы сами. Такие же, как я.

Три года назад мне было абсолютно наплевать, сколько умерших детишек закопано в земле. Сказать почему? Да потому что меня самого туда едва не закопали. Потому что я сам подыхал тогда от голода. И, чтобы выжить, был вынужден продаться с потрохами господину Магнусу.

О, думаете, вы лучше меня? Уверены, что вы никогда бы так не поступили? Что ж, рад за вас. Думать так – ваше право.

Просто сейчас вы сыты, а оттого мне не о чем с вами говорить.

Однако начни вы голодать, бытие могло представиться вам совсем иначе: в своем диком и первозданном виде, в котором слабаки пожертвуют собой ради выживания потомства, а сильные в голодной агонии пожрут и собственных детенышей.

Три года я не испытывал голода. Я был счастлив, много трудился, строил планы на будущее. И мне никогда не будет стыдно за это. Можете даже не пытаться.

Вам известно, в чем главная прелесть сытости? Она заполняет пустоту, порождаемую голодом.

А не та ли это пустота, что в течение жизни формирует человеческую личность? Не она ли дразнит хищных зверей, которые ежедневно вас окружают? Убийц. Таких же, как и вы сами. Таких же, как я.

Оказалась ли сытость учителем более полезным, нежели голод? Скажу так: став сытым, я лишился чувства голода. И данную потерю без особого труда смогло восполнить нечто иное. Вроде понимания, что, кроме меня, другие тоже могут голодать.