Собирающая Стихии - Олег Авраменко

Я серьёзно кивнул:

– А знаешь, это мысль.

В устремлённом на нас взгляде Дейдры сквозило сочувствие. Эпидемия бешенства среди вероятностей не затронула сестру так основательно, как меня или Колина. Дай-то Бог, чтобы её это миновало...

Я снова прикоснулся к алмазному кресту, убеждаясь, что он по-прежнему на своём месте.

– Интересно, знает ли отец о Дженнифер?

Колин пожал плечами:

– Понятия не имею. Я не стал расспрашивать его, так как тогда мне пришлось бы выложить ему всё начистоту. А это должен сделать ты.

– Да, Кеви, – поддержала его Дейдра. – Дальше скрытничать бессмысленно. Мало того – глупо.

Я яростно нахлобучил фуражку.

– Чёрт побери! Кто ему рассказал? Если не вы, то кто? Мама исключается – ей ничего не известно ни о космической цивилизации, ни о причастности к этому Эрика, ни о вашем участии в моём проекте... Может быть, Хозяйка?

– Она отрицает это, – сказала Дейдра.

– Вы её спрашивали?

– Нет. Но мы так думали. Однако Хозяйка, встретив нас в Безвременье, сказала: «Это была не я».

– А кто же тогда?

Колин прокашлялся:

– Я думаю... В общем, кроме Дейдры-Хозяйки, есть ещё одна женщина, которая очень близко стоит к Источнику. Возможно, ближе, чем мы полагаем. И, возможно, она знает гораздо больше, чем мы можем себе представить.

Я до боли прикусил губу. Этого ещё не хватало!

Диана – в космическом мире?..

В моём мире!

2. ЭРИК

ПОПАВШИЙ В ПЕРЕПЛЁТ

На исходе первого года моего пленения я совершил глупейшую ошибку. До сих пор понять не могу – то ли я просто свалял дурака, то ли на меня нашло временное помрачение рассудка, а может быть, я начал понемногу сходить с ума... Хотя последнее – вряд ли. Безумие лишь на первых порах подкрадывается незаметно; а потом оно обрушивается стремительно, с сокрушительной силой, подобно горной лавине сметая всё на своём пути. Сколько раз я просил Бога, Дьявола, всех святых и нечистых ниспослать мне это блаженство. Но ни Небо, ни Преисподняя не откликались на мои страстные мольбы, и я по-прежнему оставался в здравом уме.

Очевидно, в планы Александра не входило лишать меня рассудка и тем самым облегчать мою участь. Напротив, он сделал всё, чтобы не дать мне свихнуться от одиночества. Я постоянно балансировал на грани сумасшествия, но переступить её не мог. Мы часто недооцениваем возможностей человеческой психики, считая её хрупкой, неустойчивой, легко уязвимой, и очень удивляемся, когда в экстремальных ситуациях она отыскивает ресурсы, о существовании которых мы не подозревали. Порой я вспоминаю Брана Эриксона, Бешеного барона, проведшего свыше шестидесяти лет в полной изоляции, но сохранившего ясность ума. Некоторые даже утверждают, что он стал более нормальным, чем прежде, – и это при том, что моя матушка целенаправленно стремилась довести его до безумия.

Условия моего содержания в плену у Александра не шли ни в какое сравнение с тем сирым убожеством, в котором десятилетиями влачил своё жалкое существование Бран Эриксон. Мир, ставший моей тюрьмой, любому другому показался бы райским уголком – но только не мне. Я не восхищался его мягким субтропическим климатом, не радовался вечной весне, равнодушно взирал на дивные закаты и столь же дивные рассветы, без наслаждения вдыхал чистый и свежий воздух, напоённый ароматами дикой природы. Даже самая комфортабельная тюрьма остаётся тюрьмой, а клетка с золотыми прутьями – всё равно клетка. Я не мог называть этот мир раем. Он был моим Тартаром. Или, скорее, моей Голгофой. В лучшем же случае – садом Гефсиманским...

Я жил в роскошном двухэтажном особняке у самого озера, а чуть поодаль начинался густой девственный лес. Судя по всему, этот дом был построен задолго до моего появления и, очевидно, прежде служил Александру чем-то вроде санатория, где он отдыхал от своих грязных делишек и планировал новые злодеяния. Я нашёл здесь всё, в чём только мог нуждаться (естественно, за исключением свободы и человеческого общения), – от обширных запасов самой разнообразной еды, включая деликатесы, до шикарной библиотеки, содержащей не менее пяти тысяч книг. Последнее, как я подозревал, было предназначено исключительно для меня. Из рассказов родных я знал, что Александр никогда не был великим чтецом, а довольно бессистемный подбор литературы свидетельствовал о том, что за прошедшие тридцать лет он в этом отношении мало изменился.

О скорости течения времени я мог судить, лишь исходя из показаний допотопного сравнительного хронометра в библиотеке, поскольку мои наручные часы Александр предусмотрительно конфисковал вместе с перстнем. Если верить хронометру, за стандартные сутки Основного потока здесь проходит двадцать два дня и семь с хвостиком часов; то есть, как и обещал Александр, один год за неполные шестнадцать дней. Но я не видел оснований верить этим цифрам. Только изучив особенности конструкции генератора, подключенного к Формирующим и обеспечивавшего дом электроэнергией (благо уроки Колина не прошли даром), я убедился, что скорость течения времени в этом мире не превышает двадцати пяти единиц Основного потока. Не скажу, что это сильно обрадовало меня, но теперь я не боялся, что умру от старости раньше, чем родные успеют хватиться меня...

Первые несколько месяцев я провёл в полной апатии, отвлекаясь от мрачных раздумий лишь за чтением книг и очень редко – за просмотром особо интересных фильмов. Позже я начал ходить на охоту – не потому, что стали истощаться запасы пищи или мне приелись консервы (технология консервирования XXXII-го века была выше всяких похвал), а просто для того, чтобы внести хоть толику разнообразия в мою унылую, бесцельную жизнь. Обычно я возвращался с пустыми руками, но бывало и так, что по чистой случайности я подстреливал какого-нибудь нерасторопного зайца или зазевавшуюся утку. Тогда я приносил свою добычу в дом и скармливал её кухонному автомату, который обрабатывал несчастную тушку и делал по моему заказу жаркое. Я без особого удовольствия съедал его – не пропадать же добру.

Именно на охоте у меня впервые возникла мысль устроить Александру ловушку. Однажды в лесу мне повстречался огромный матёрый волчище. Здесь волки были самыми крупными хищниками, охотились в одиночку и никого не боялись. Позже они познакомились со мной ближе и стали меня бояться; но это было позже, а тогда волчище направился ко мне, грозно осклабившись и предвкушая сытный ужин. В ответ я небрежно вскинул лазерное ружьё и, не целясь, выстрелил. Лишившись левого уха, насмерть перепуганный волчище, поджав хвост, скрылся в лесной чаще. А я подумал, что, будь на месте волка Александр, я бы не промахнулся и послал смертоносный луч ему прямо в сердце.