Память монахини - Виктория Гостроверхова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с ним я почувствовала себя особенно женственной — он всегда обращался со мной так трогательно и нежно, словно с бутоном хрупкой чайной розы. С ним я всегда была под защитой, никогда не требовались шипы. Он помог мне пережить тяжёлый период жизни — болезнь и уход мамы, был со мной каждую свободную минуту и делал всё, что только было в его силах…
…Тут меня выдёргивает из пучины воспоминаний резкий свист со стороны моря, прям настоящий, пиратский. Приглядываюсь, хотя и так знаю, что это свойский «пират» — мой бывший одноклассник Марко, всё такой же высокий и тощий, как его удочки, только теперь весь в морщинах. Заметил ведь, подплывает поближе на своей ржавой посудине, теперь точно от разговора не отвяжешься, знает же что мне нельзя болтать, но всё за своё. Спускается с корабля по трапу, но уже кричит:
— Добар дан, Сара3! — Это моё имя до пострига. Машу в ответ. — Данас је богат улов, стигли сте на време! Много шкампа… — Подходит ближе, глаза блестят, улыбка до ушей.
— Хвала, али други пут, данас ћу да берем цвеће!4 — он для нашего монастыря поставляет морские продукты, за сущие гроши, почти даром. С детства помешан на рыбалке — каждый выходной только ради этого спускался с горы, с удочками, на весь день к морю, иногда меня с собой брал. А ведь неплохо дружили с ним, никогда в обиду меня другим мальчишкам не давал, а сам дразнил, за косички дёргал, толкался. Это потом выяснилось, что не спроста всё было — когда появился Никола, Марко злой ходил, как чёрт, норовил по каждому поводу в драку с ним полезть, со мной общаться перестал. Только потом как-то вскользь проронил, мол, что же я в этом руси нашла? Ну красивый, ну капитаном скоро будет… У меня, мол, тоже свой корабль, плавай не хочу… — это он про батину рыболовную шхуну-старушку «Изабеллу», на которой до сих пор бороздит моря. А после, когда это приключилось с Коленькой… Замуж меня звал, да только я уж другое решение приняла. Как он убивался тогда, бедный, даже запил на время. — И шта, одсећи своју тамну дивну косу?! 5
— Да. — Эээх, глупо! — И потом при каждой встрече, долгое время спрашивал: «Не передумала?»… Так и не женился. Было бы в кого влюбляться — я ничем неприметная, да пухленькая всегда немного была — вот бы картина нарисовалась, толстый и тонкий, как у Чехова…
— А я вот «Изабеллу» подлатал и покрасил, теперь почти совсем как новая…
— Да ты ж не видел, как она выглядела, новая то? Если не ошибаюсь, она старше тебя раза в два. Мне кажется, она уже давно лучше новой стала? — говорю это мягко, с усмешкой, но в тоже время чтобы ему было приятно. Слова производят правильное впечатление, Марко довольно и горло улыбается, осматривает свой корабль, потом снова переводит внимательный взгляд на меня.
— Конечно лучше, я ж и мотор новый поставил, и все внутренности поменял, всё по последнему слову техники… Такую скорость теперь набирает! Тебя проводить, а то путь то неблизкий, одной наверно скучно?
— Да ладно тебе, какой далеко! — ещё чего не хватало… — Я быстро, туда и обратно. Тем более, как на нас будут люди смотреть, если монахиня будет с мужчиной по улице разгуливать?
— Мне всё равно, как на нас будут люди смотреть!
— А мне нет… Спасибо тебе, но правда лучше не стоит…
— Эх ты!.. — молчит, думает о чём ещё поболтать, — А я недавно «в гости» к твоим всем заходил, убрался у них, цветы новые поставил, подчинил кое-что, подправил. И у Николая твоего тоже порядок навёл… — добрый, добрый Марко!
— Спасибо тебе огромное, ты настоящий друг! А то у меня всё никак руки у самой не доходят…
— Нет проблем, мне несложно. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня положиться…
— Знаю, и очень это ценю. У меня, кроме тебя, никого и не осталось больше из близких.
— У меня кроме тебя тоже… — молчим.
— Ладно, прости меня, но мне нужно бежать, а то разболтались с тобой как всегда…
— Эх ты! Давай, доброй дороги…
— С Богом!
Осторожно ухожу, но чувствую, как он ещё долго смотрит мне вслед. Потом залазит снова на свою «Изабеллу» и отправляется обратно в море…
При приближении к старому городу становиться немного легче — гудящие группы туристов, словно пчелиный рой, даже не в сезон создают приятную, восторженную суету: хочется смотреть на мир их глазами, и восхищаться уникальным городом как впервые. В старый город можно зайти через южные ворота, это и красиво — сверху над ними уже возвышаются старинные крыши и купола собора, и мне по пути, но не люблю там проходить, наверно не хватает духа ступить по этому мосту без содрогания, чтобы не глянуть в бушующую голубизну горной реки, не вспомнить того ужасного дня, когда я чуть не сдалась, не совершила самый страшный в жизни грех…
Хочется глазеть на мощные известковые камни и изумрудные деревянные ставни, на красные черепичные крыши, старинные колокольни, булыжные улицы, да и на узенькую любимую улочку, в которой вдвоём не разминуться — тоже хочется по ней пройтись, почувствовать историю, вздохнуть такие разные запахи города: кофе и табака, рыбы и жареной еды, аромат свежевыстиранного белья, которое местные развешивают прямо под своими окнами, над головами туристов. А ближе к вечеру появляется ещё и запах печного отопления. Конечно же, потом ноги обязательно понесут на крошечную площадь, в центре которой стоит старый великан тополь, который знает и помнит о местных всё за последние много-много сот лет… И уж, конечно, он помнит двух молодых влюблённых тёплым вечером каких-то двадцать лет назад, парня и девушку, которые идут волшебными улицами, освещёнными золотистым светом фонарей, на первое свидание в кинотеатр прямо тут, под боком: такие взволнованные, прихорошенные и счастливые… После кино я у него спросила:
— А помните наш разговор в первую встречу? Вы мне тогда так и не ответили, как я разговариваю на русском? — он рассмеялся, прищурив глаза. А потом ответил как-то мягко и уклончиво
— Неплохо… Но если хотите, могу давать Вам частные уроки…
…После, чтобы успокоиться и отвлечься, надо обязательно заглянуть в большие окна многочисленных сувенирных лавок с разным интересным барахлом: магнитиками, открытками, фигурками-домиками, маяками и всякими
