Возрождение Атлантиды - Алисия Дэй

— Она держала меня подальше от воды. От любой воды, а давала только совсем немного попить, чтобы я не умер. У меня не было возможности направить свою силу, совсем не было возможности.

Когда он смог заставить себя встретиться глазами с Алариком, Конлан поморщился от глубины печали и ярости в них.

— Ни разу. Ни малейшего колебания от твоего существования, — ответил Аларик, схватив нефритовую рукоятку своего кинжала. Он протянул его Конлану, клинком вниз. — Если ты сомневаешься в моей верности, кузен, сейчас же отними у меня жизнь. Я это заслужил за свой провал.

Конлан заметил упоминания о семейных связях в том циничном уголке своего сознания, который регистрировал любезности политики Атлантиды. Аларик никогда не говорил ничего, что бы ни несло в себе, по крайней мере, двойное значение. Часто дискуссионное, временами педагогическое. Никогда оно не было бесцельным.

Конлан принял кинжал и повернул его в своих руках, потом метнул его обратно его хозяину.

— Если ты не справился со своей назначенной задачей, жрец, то правосудие Посейдона надерет тебе задницу. Нет нужды в моем правосудии.

Аларик стряхнул волосы за плечи, его глаза сузились от акцентирования его звания. Потом он просто кивнул и вложил кинжал в инкрустированные изумрудами ножны.

— Как скажешь. У нас сейчас другие проблемы, принц. Наконец, ты вернулся, а прошло всего несколько часов, как средство твоего Восхождения было утрачено.

— Рассказывай, — заявил Конлан, ярость грозила сжечь остатки его самоконтроля.

— Райзен. Он убил двух моих служителей, — Аларик просто выплюнул эти слова, сжимая кулаки. — Конлан, он забрал его. Он забрал Трезубец. Он отправился наверх. Если немертвые получат его в свои руки…

Аларик замолчал. Они оба знали цену неправильно использованной силы. Бывший Верховный жрец Посейдона гнил в черной пучине Храма Забвения за то, что перешел границы своих полномочий.

Посейдон оставлял смертельные напоминания о тех, которые предали его.

Конлан резко вдохнул, волоски на его руках стали дыбом в ответ на почти невидимые потоки первородной энергии, которые из Аларика просочились в комнату. Черт возьми, должно быть, жрец был на грани потери самоконтроля, если выпустил свою силу таким образом. Или за эти семь лет произошел чертовский подъем его силы.

Конлан не знал, какой вариант должен беспокоить его больше.

Их дружба выдержала напряжение требований политики и власти. Конлан доверял Аларику свою жизнь. Разве нет? Достаточно для того, чтобы человек поломал себе голову.

Сжав простыни в руках, он старался обрести хладнокровие. Потому что подобие королевского спокойствия замаскирует яростное безумие, которое грозило поглотить его разум.

Его внутренности.

Пробиться к его душе.

Его сердце уже давно ушло. Пробито кончиком кнута, пока он был вынужден слушать вкрадчивые речи о жестокостях, которые они свершили с его леди-матерью.

Анубиза и ее отступники из Алголагнии. Они убивали его мать понемногу и наслаждались этим процессом. Хуже, они получали от этого кайф. Он содрогнулся, вспомнив, как Анубиза доводила себя до оргазма перед ним, рассказывая истории о том, как пытала его родителей.

Снова, и снова, и снова.

Анубиза умрет.

Они все умрут.

— Конлан? — голос Аларика почти физически выдернул его из воспоминаний о смерти и крови. Аларик. Он сказал, что прошло несколько часов.

— Часов? И вот я здесь, — проговорил Конлан, вспоминая. — Она отпустила меня. Она знала. Аларик, она знала.

Его последний день. Последний час.

— О, принцик, ты мне доставил такое удовольствие, — прошептала она ему на ухо. Потом она скользнула по его обнаженному телу и изящно слизала пот, кровь и другие густые жидкости, которые текли по его бедрам. — Но я полагаю, что ты должен вернуться к своему народу. Там тебя ждет замечательный сюрприз. И в твоем теперешнем состоянии ты больше не такой забавный.

Выпрямившись, она махнула одному из своих помощников.

— Двенадцать моих личных охранников. Двенадцать, понимаешь? Не обманывай себя той временной слабостью. Принц-щенок Атлантиды: скрытые силы в известняке, — она прошлась пальцем по его члену, рассмеявшись, когда он дернулся, чтобы избежать ее прикосновения.

Потом она снова перевела взгляд на помощника.

— Выбросьте его вон.

Все еще обнаженная, ее длинные, кучерявые волосы были в его крови, она прошла к двери его камеры, которая служила его тюрьмой семь лет. Потом остановилась и оглянулась на него через плечо.

— Твоя линия крови забавляет меня, принцик. Скажи своему брату, что я приду за ним в следующий раз.

Он затем выругался, снова обретя свой голос. Называл ее такими именами, о которых он даже понятия не имел. Пока не появились стражники, а один из них показал, что принял оскорбления на свой счет и ударил Конлана дубинкой по голове.

Он стряхнул эту картину из своей головы. Теперь он был свободен от ада Анубизы.

Он никогда не освободится от воспоминаний.

Он, возможно, никогда не обретет вновь полностью здравый рассудок.

Но он был Конланом из Атлантиды, и он вернулся. Его народ желал короля, а не разбитое подобие принца.

Посмотрев на Аларика, он увидел на лице жреца участие. Вероятно, даже Аларик желал короля.

Хватит потакать своим желаниям и мечтам о мести, пора вернуться в действительность.

— Мы уже больше не мальчики, устраивавшие шалости на фестивале быков, не так ли? — заговорил Конлан, и ему на ум пришла тень воспоминаний о той свободе. Времени, прежде чем его настигли обязанности сына своего отца. Прежде, чем Аларика настигла судьба помазанника Посейдона.

Аларик поднял голову, выражение его лица было настороженным, а потом он медленно покачал головой.

— Уже прошло много долгих лет, Конлан.

— Слишком долгих, — ответил Конлан. — Слишком много долгих лет. Он свесил ноги с лечебного стола и поднялся.

— Детство мы переросли, но верность осталась. Ты — мой принц, но ты больше друг мне. Никогда не сомневайся в этом, — сказал Аларик.

Конлан прочел правду в глазах Аларика и почувствовал себя лучше от этого. Он протянул руку, и они пожали друг другу руки в знак возобновления дружбы, которая могла понадобиться им обоим.

Потом он потянулся, с радостью осознав, что его тело снова в рабочем состоянии. Ему нужна каждая крупица энергии.

— Так что и мое восхождение, и мои матримониальные обязательства к давно погибшей девственнице откладываются, — сухо сказал он. — Я не нахожу в себе сил, чтобы переживать насчет второго пункта.