Миссия выполнима - Андрей Ильин

«Волга» проскочила под «кирпич», под еще один и в назначенное время, секунда в секунду, остановилась возле дальнего КПП. Охрана взглянула на номера, и шлагбаум поднялся вверх.

На втором КПП произошло то же самое — охрана проверила номера и время и не заглянула в неосвещенный салон. «Коридор» действовал.

На последнем КПП в машину сел молодой мужчина. Быстро осмотрел салон. Мельком, но так, что увидел все, взглянул на водителя.

Еле заметно ухмыльнулся.

Водитель был непрост, водитель подстраховался…

Нарисовать его словесный портрет было невозможно. И даже фотографировать бессмысленно. Водитель был в гриме — на голове парик, причем с подкладками, деформирующими абрис головы, усы и борода на пол-лица, нос растянут, истинный цвет глаз скрывают контактные линзы, одежда нарочито мешковатая, скрывающая пропорции фигуры. Выглядит все очень прилично, но выглядит не так, как на самом деле.

— Направо, — показал охранник. Машина повернула направо.

— Вон в тот бокс.

Заехали в бокс.

Людей видно не было, Президент держал свое слово.

Из бокса по подземному переходу перешли в дом. Возле одной из дверей охранник придержал сопровождаемое лицо.

— Если у вас есть оружие или какие-нибудь металлические предметы…

— У меня ничего нет.

Охранник открыл дверь, остановившись сзади.

Всё понятно, где-то там, за косяками, должна скрываться рамка металлоискателя. Именно поэтому гостя вежливо пропустили вперед.

Потом было еще несколько дверей. И тамбур при входе в апартаменты Президента. Где гостя еще раз спросили насчет металлических предметов в карманах и проверили ручным металлодетектором. Здесь же, невзначай, его обнюхала «случайно» оказавшаяся в помещении собачка.

Это называется — доверяй, но проверяй…

— Вам туда.

Распахнулась дверь в большую светлую комнату. В которой за необъятным письменным столом сидел Президент.

Он ничего не сказал, не встал навстречу и даже не поднял от бумаг глаз. Он выдерживал паузу, чтобы подчеркнуть дистанцию. Показать, кто здесь кто. Он собирался взять верх.

— Садитесь вон в то кресло, — негромко сказали сзади.

Гость сел.

Президент читал еще минуту, потом поднял голову.

— Я рад вас видеть, — сказал он, еле заметно кивнув. — Как мне к вам обращаться?

— Как хотите.

— Но у вас, наверное, есть имя, фамилия…

— Моя фамилия Посредник.

— Вы что, торговец? — без улыбки сказал Президент.

— Я Посредник между Вами и организацией, которую я представляю.

— То есть даже не ее руководитель? — удивился Президент.

— Это не важно, кто я. Важно, что все ваши приказы будут доведены до сведения руководства незамедлительно. Гость был скользким, как мокрый угорь.

— Кому вы подчиняетесь? — в лоб спросил Президент.

— Вам.

— Тогда почему вы не хотите быть со мной откровенными?

— Я говорю обо всем, что может представлять для вас интерес. Остальное — малозначительные технические детали.

— Позвольте мне решать это самому! — вспылил Президент.

Разговор был странным. Одним только тем, что собеседник главного в этой стране должностного лица не желал говорить правду! И наверняка не захочет говорить про письмо…

— Вы посылали мне доклад о… — Президент на мгновенье замешкался. — О сговоре в среде старших офицеров Министерства обороны.

Посредник кивнул.

— Да, это одно из дел, которое мы расследуем.

— Вы сказали одно — значит, есть другие, — быстро сказал Президент.

Посредник кивнул еще раз.

— Какие?

— Со всеми другими делами мы способны справиться своими силами.

— А вы не боитесь, что ваша деятельность может обернуться против действующей власти? — спросил Президент.

— Вряд ли это возможно. Большая часть нашей работы сегодня — это борьба с уголовными преступлениями. По политическим делам мы самостоятельных решений обычно не принимаем. Чему подтверждение посланный вам рапорт.

Это было поразительно — Президент был начальником службы, о которой ничего не знал. Он мог отдавать приказы, но не мог знать, кто их исполняет.

— Почему вы не хотите говорить мне правду? Я Президент этой страны, я Главнокомандующий ее Вооруженными Силами!..

— Вы выборный Президент и выборный Главнокомандующий, — впервые ответил гость по-человечески. — Через несколько лет вы можете стать просто гражданином. Мы не можем рисковать.

— Не хотите ли вы сказать?!.

— Я ничего не хочу сказать. Но есть опыт реформирования спецслужб под новую власть. Который в новейшей истории зачастую был равен предательству.

— Я не верю вам! Такой организации быть не может!

— И тем не менее она есть.

— Была. Я пригласил вас, чтобы сообщить, что я расформировываю вашу организацию.

Посредник прореагировал очень спокойно:

— Вы не можете ее расформировать, вы можете лишь приостановить ее работу до вступления в должность нового Президента России.

— Вы хотите сказать, что ваша организация может существовать вне опеки государства? Сама по себе?

— В техническом смысле — да. Мы умеем добывать необходимые нам деньги и техсредства, находить и подчинять исполнителей. Мы можем существовать совершенно автономно. Технически.

Политически — нет. Мы не толпа анархистов, предоставленных самим себе, мы имеем командира — Главу государства. Раньше — Генеральных секретарей, теперь — Президентов.

Но в периоды политической нестабильности мы имеем право вводить режим повышенной безопасности. Мы должны выполнять приказы, направленные на защиту интересов государства, но не обязаны раскрывать себя. По крайней мере, пока нет преемственности политического курса.

В словах гостя присутствовал какой-то здравый смысл.

В принципе Президента устраивала служба, которая готова была выполнить любой его приказ, ничего за это не требуя. Возможно, на том он бы и успокоился… Если бы не то письмо…

— Мне нужна дополнительная информация по делу офицеров Минобороны.

— Я ее не знаю.

— Тогда запросите свое начальство.

— Хорошо, я завтра же…

— Не завтра, а теперь.

— Как теперь? — не понял Посредник.

— Вот так, — Президент толкнул на край стола телефонную трубку.

— Но это невозможно!

— Бросьте, у вас должны быть резервные каналы связи. Не могут не быть. Или вы не доверяете своему командиру.

Посредник, секунду посомневавшись, взял трубку.

— Але, кто это? — спросила очередная бабушка-диспетчер.

— Передайте Семену Петровичу, чтобы он срочно позвонил по телефону… — закрыл трубку ладонью. — Какой здесь номер?

Президент продиктовал номер…

Через пять минут раздался звонок. Президент взял трубку и сразу же передал ее гостю.

— Требуется дополнительная информация по последнему письму. И после паузы.

— «Эвересту».

«Эверест» — это он, — понял Президент.

Посредник нажал кнопку отбоя.

— Дополнительная информация будет подготовлена, — сказал он.

Присутствовавший при встрече телохранитель, в ушной раковине которого был закреплен наушник, еле заметно кивнул. Значит, телефон был отслежен.

Ну вот и все.

Президент встал.

И гость тоже встал, предполагая, что аудиенция закончена. Но она не была закончена.

— Вы зря спешите, — сказал Президент. — Вам придется остаться здесь. Придется остаться до тех пор, пока вы не расскажете мне все, что знаете.

— Я знаю очень мало. Я знаю лишь то, что входит в круг моих непосредственных обязанностей.

— И все-таки вам придется ответить на все мои вопросы, — произнес Президент условную фразу.

Стоявший позади гостя телохранитель совершенно бесшумно сделал шаг вперед и, нависнув сверху, ухватил гостя за руки. В мгновенно распахнувшиеся двери вбежали еще несколько охранников. Посредника обступили, обыскали, защелкнули на запястьях наручники.

— Я вынужден так поступить, — сказал Президент. — Я не могу позволить действовать в стране неподконтрольной мне организации.

Хотя дело было не в организации, было в раскрытом ею заговоре…

Глава 4

Резидент был в недоумении — реакций на отправленное им в центр письмо не было. Не в смысле пространного ответа, благодарностей, наград и тринадцатой зарплаты, а в смысле дела. Головы с Олимпа власти не посыпались. Головы оставались там, где были раньше — на плечах преуспевающих чиновников, в том числе чиновников Министерства обороны.

И как это понимать?

В то, что письмо не дошло до адресата или его не прочитали, он не верил. Этого не могло быть, потому что не могло быть в принципе! В Конторе письма не теряются! В Конторе за потерянное письмо можно потерять голову. Причем не в переносном, а в прямом смысле.