Нога - Александр Унтила

Тросы жгли руки, резали ладони, капитан наматывал их на локти и тянул, так сжимая челюсти от напруги, что скулы, казалось, вот-вот прорежут кожу, раскрошатся зубы, лопнут мелкие сосуды и вены на руках.

Клюков жил, держался, цеплялся за капитана. Он боялся умереть, зная, что нарушит его, командира, волю, и Палыч будет недоволен им, может, даже назовет солдатом-обезьяной. В его обескровленном, изломанном теле теплился уголек духа и твердая вера в командирское слово. Если Палыч сказал, что Клюков выживет, значит, так оно и будет. Не может не быть.

Дважды заглядывал Омич. Приходил Странник, рассказал про фугас. Безоболочечный, замыкатель был прикопан и засыпан гильзами сантиметров на семь. Когда загоняли “Урал”, земля была подмерзшая — он и не сработал, а за день подтаяло… Да Клюков еще, как назло, буксанул, колесами сверху поелозил. Источник питания — японский аккумулятор большой емкости, вынесен далеко в сторону, закопан на метр и утеплен. У фугаса была и вторая часть, гораздо более мощная, и рвануть она должна была прямо под кузовом груженного боеприпасами “Урала”. Части устройства соединял детонирующий шнур, но он почему-то не сработал.

06:30, 05 марта 2001. Забрезжил рассвет. Клюков уже ничего не соображал. Он осунулся, посинел, ничего не говорил и не слышал, только чуть шевелил побелевшими губами. Палыч уже просто сжимал его единственную целую руку, пытаясь через кожу перекачать из себя частичку жизни в тряпичное тело солдата. Усилием воли подгонял неторопливые секунды.

Пришел вертолет, грузно коснулся колесами поляны. Поднял ледяную пыль, змеями погнал по земле оранжевый дым пирофакелов, обозначавших место посадки. Два “крокодила”[7] сопровождения кружили в воздухе. Клюкова погрузили, за него тут же взялись ханкалинские врачи — воткнули плазму, надели маску, еще что-то…

Палыч шел от вертолета к БТРу. Поднял глаза, увидел, что навстречу ему, скользя по грязи, бежит Тимоха, прижимая к груди пакет.

— Товарищ капитан, нога, ногу забыли!

Ё-моё… Палыч вырвал у солдата пакет, бросился к вертолету. Грузная “Восьмерка”[8] уже закрыла боковую дверь, готовясь к взлету.

— Стойте, стойте, черти! — кричал капитан. — Ногу заберите!

Дважды его сбивало воздушным потоком, Палыч падал и снова бежал.

Наконец вертолет оторвался и, заложив с места крутой вираж, полез в светлеющее небо.

07:05, 05 марта 2001 г. Палыч сидел, прислонившись к колесу БТРа, злые слезы текли по лицу. Дикое напряжение прошедших суток отпускало, выходило нервной электрической дрожью. Капитан вдруг обозлился на себя, встал, размазал копоть рукавом. Подошел доктор, принес в железной кружке граммов сто спирта. Палыч молча проглотил, запивать не стал.

— Доктор, а ногу-то не забрали. Не успел я отдать. Теперь всё, не сохраним? Может, с колонной центроподвоза отправить?

— Не, Палыч, теперь всё. И так-то шансов мало было.

— Эх, баран я, надо было ее сразу у Тимохи забрать!

— Разверни, давай хоть посмотрим состояние, — предложил Док. Разрезали верхний пакет, вытряхнули снег. Внутренний пакет оказался неестественно маленьким и мягким. Развернули, высыпали… Кусок ступни с пальцами, пятка, куча разрозненных лоскутов плоти и отломков кости, самый большой величиной с ладонь.

— Тимоха! Что это за хреновина, воин!

— Нога, товарищ капитан… — Испуганный Тимоха таращил из люка заспанные глаза, — я в “Урале” окошки позавешивал и всю ночь собирал с фонариком. Все собрал, до последней крошки… Не пришьют?

Палыч молча сгреб ногу обратно в пакет, бережно положил в БТР.

— Нормально все. Заводи давай и вставай в замыкание. Мабута[9] уже до нас блоки выставила, двинемся сейчас.

07:45, 05 марта 2001.

Палыч — Омичу.

— Связь.

— Готов?

— Да.

— Три пятерки.

— Понял.

Колонна пошла…

ЭПИЛОГ

Клюков выжил. Из Ханкалы его перевели в Ростов, потом в Москву, в госпиталь Бурденко. Солдату пришлось, помимо оторванной правой ноги, ампутировать левую ниже колена и правую руку выше локтя. Заштопали легкое, удалили селезенку и еще Бог знает сколько всего. Клюков на удивление стойко переносил тяжелейшие операции, держался и даже пытался шутить. Когда же его, наконец, перевели в палату и разрешили посещение родным, боец сломался под их сочувственными взглядами и похоронным нытьем. Он причитал и капризничал, как маленький, размазывал по лицу сопли и слезы, ревел сутки напролет. Бился в истерике, отталкивал посуду и ничего не ел. После дикой дозы успокоительного впадал в жар, липкий бред, все стонал, грозил какому-то Палычу, обещал найти его и убить за то, что не дал ему, Клюкову, умереть, заставил жить обрубленным кастратом с привязанной до конца дней к культе бутылочкой…

Как-то, месяца через полтора, уставшая, перепуганная мать бочком протиснулась в палату. Клюков лежал и, безучастно уставившись в потолок, изучал трещины в побелке.

— Опять ничего не ел… Осунулся-то как, сынок, кожа да кости, прям светишься весь. Тебя лекарствами пичкают, кушать надо…

За окном шумела буйная молодая листва, верещали птахи. Четвертый этаж. Сегодня ночью он сделает это, лишь бы окно не закрыли. Любой ценой, на руке и зубах, пролезет через дужку кровати на подоконник, совершит свой последний в жизни прыжок. Не крайний, как говорят в ВДВ, а именно последний.

— Письмо тебе, сынок… Из части, что ли. Москва-400, капитану Путилову. Прочитать тебе?

Клюков заморгал, оторвал глаза от гипнотической трещины в потолке.

— Дай сюда… Сам я.

С трудом разорвал конверт, вытащил исписанный с одной стороны листок.

Солдат читал письмо и менялся на глазах. Обрисовались скулы, появился блеск в глазах. Он живо пробегал глазами строчки, уже не в первый раз перечитывая написанное. Наконец опустил листок на грудь, вытянулся, подобрался. Казалось, он сейчас стоит в строю — только почему-то лежа. В глазах — деловая озабоченность, на впалых щеках — впервые румянец.

Вошла старая докторша, осеклась на полуслове, оторопело уставилась на пациента.

Клюков расправил на груди тельняшку, перевел на мать повеселевший взгляд.

— Мам, принеси воды теплой, бритву, щетку зубную. Я тебе сейчас адресок черкану, сходишь в Союз ветеранов. Скажешь, капитана Путилова солдат, пусть помогут, чем смогут. И книжек принеси — в институт восстанавливаться надо. Скоро командир приедет…

Будем жить!

P. S. Как мать ни просила, письма ей Клюков так и не показал. Сын часто его перечитывал и хранил как величайшую драгоценность. Она ревновала и не могла понять — какие такие неведомые слова смог найти командир, и почему их не подсказало ей материнское сердце. Матери однажды удалось случайно разглядеть только первую строчку. Письмо начиналось словами:

“Клюков, обезьяна…”

Примечания

1

“Шишига” — армейский грузовик ГАЗ-66.

2

“Вал” — специальный автомат бесшумной и беспламенной стрельбы.

3

БЗК — боезащитный комплект.

4

Неуправляемыми реактивными снарядами.

5

ВВС — винтовка снайперская специальная.

6

ОЗМки — осколочные заградительные мины.

7

Боевой вертолет МИ-24.

8

Транспортный боевой вертолет МИ-8.

9

“Мабута” — общее название, придуманное десантниками для подразделений, не относящихся к ВДВ, то ироничное, а то и презрительное.