Дождь Забвения - Аластер Рейнольдс

– Планы Полисов едва ли помешают вашим поискам.

– Формально – да. Но мы же знаем: это лишь прелюдия. Они хотят истребить фурий, стабилизировать климат, а потом заняться настоящей работой: терраформированием. – Последнее слово Ожье произнесла с подчеркнутым отвращением.

Пока облака сгущались вокруг уносимого вездехода, она успела заметить Сену, безукоризненную ленту белого льда, помеченную тут и там огороженными местами раскопок. Чуть дальше, заметные в проблесках огней орбитальных судов, высились уцелевшие две трети Эйфелевой башни, наклоненной, будто человек, идущий против ураганного ветра.

– Разве преступление – хотеть, чтобы Земля вновь стала обитаемой? – спросила Кассандра.

– По мне – да. Ведь для этого придется стереть все, еще уцелевшее внизу, отсечь все нити, связывающие с прошлым. Это все равно что стирать «Мону Лизу», когда за соседней дверью ожидают чистые холсты.

– Значит, вы за терраформирование Венеры вместо Земли?

Ожье захотелось вцепиться девчонке в волосы.

– Нет, за это я тоже не ратовала бы. Хотя если бы меня заставили выбирать… – Она тряхнула головой. – Странно, что я веду такой разговор не с кем-нибудь, а именно с тобой!

– А почему бы вам не вести такой разговор?

– А потому, Кассандра, что ты одна из нас. Из тебя растет хороший ретр, добросовестный гражданин СШБВ. Ты даже учишься, чтобы потом работать в Бюро древностей. Отчего я должна объяснять тебе простейшие истины?

Кассандра по-девичьи пожала плечами.

– Я думала, в спорах рождается истина, – возразила она чуть обиженно.

– Да – до тех пор, пока ты мне не перечишь, – ответила Ожье.

Заросль окутывала Землю светящейся сетью, будто мерцающий похоронный венок. Суда двигались осторожно, маневрируя между шевелящимися нитями. Каждая такая нить – огромная цепь связанных орбитальных станций, населенных людьми. Во все стороны – петли, узлы, сплетения прочерченных светом линий, вдали сливающихся в головоломной сложности паутину. Центр масс каждого кластера двигался по собственной орбите вокруг Земли.

Сотни тысяч орбитальных станций, каждая – самостоятельное поселение, целый город. Сотни миллионов обитающих там людей. Во всех – жизнь, такая же сложная, наполненная сомнениями, надеждой, бедами и радостями, как и жизнь археолога Ожье. Между частями Заросли непрерывно сновали суда, от каждой нити во все стороны разлетались искорки света. Соединенные нити пребывали в постоянном движении, соединялись, разделялись, будто ДНК в кишащей жизнью чашке Петри.

Настроение Ожье слегка поднялось, когда судно затормозило, готовясь пристать. Впереди виднелась база Бюро древностей: шесть соосных орбитальных колес, вращающихся в разные стороны. Археолог не сомневалась: новости о ее открытии уже просочились и распространились по обычным дипломатическим каналам и скоро начнется давление, просьбы и пожелания опубликовать как можно скорее предварительное описание находки. Ей повезет, если в следующие сутки удастся хоть немного поспать. Однако такую работу она любила: утомляющую, но одновременно возбуждающую, по завершении оставляющую ее изнуренной, но счастливой. Это будет началом долгого процесса детального изучения, проверки на прочность предварительных догадок и гипотез.

Эскадра шаттлов причалила к первому «колесу», пришвартовалась в обширном доке с низкой гравитацией, заполненном судами и оборудованием. Ожье поморщилась и встревожилась: среди них затесался корабль прогров – вызывающе элегантный, длинный, тонкий, будто разогнавшийся кальмар; напоминающий морскую тварь еще и влажным поблескиванием. На кобальтово-голубой наружной оболочке мерцали приборы и маркировка. Окруженный надежными, но старомодными и неуклюжими судами ретров, корабль прогров выглядел оскорбительно футуристически. Хотя он и был намного совершенней их.

Ожье не могла понять, отчего вид корабля встревожил ее. Прогры нечасто бывали в Заросли, особенно в последние месяцы, когда заметно обострились отношения ретров с Полисами. Но их посещения не прекратились, и когда дело касалось дипломатических визитов, обычно ради эффективности пользовались кораблями прогров.

Но их судно в Бюро древностей? Вот уж странная новость!

Ожье усилием воли прогнала тревогу, сосредоточилась на предстоящих делах. Пока вездеход и суда подвергали агрессивной стерилизации, выскребали всевозможную грязь, подцепленную в Париже, Ожье рыскала по вездеходу, разыскивала ручку и журнал со стандартными формами Бюро. Затем села писать отчет о случившемся на раскопках. Как всегда, было важно провести черту между дерзким и неразумным пренебрежением правилами и профессиональным пониманием того, что правила допускают некоторую гибкость.

К концу стерилизации Ожье почти закончила отчет. К вездеходу присоединили шлюз, загорелся зеленый огонь, оповещая: «Высаживаться безопасно». Спасательная команда выбралась наружу первой, торопясь выпить с друзьями и рассказать о приключениях.

– Пойдем! – позвала археолог, махая рукой девочке.

– После вас, – ответила та.

Ее голос прозвучал как-то странно, но Ожье не придала значения – это наверняка сказывается усталость, нервозность и тревога при виде корабля прогров. Ожье подтянулась к шлюзу и, двигаясь с привычной сноровкой, поплыла по трубе перехода.

В дальнем конце ее ждала пара чиновников в полосатых серых костюмах. Ожье узнала одного: Карлос Да Силва, менеджер высокого уровня. Да Силва был мелкий, с гладким ангельским личиком, с шевелюрой, всегда безукоризненно расчесанной и закрепленной ароматическими маслами. Ожье приходилось встречаться с ним, обсуждая бюджет и мелкие нарушения формальных процедур.

Чиновник демонстративно разделил девочку и Ожье.

– Вам туда! – указал он.

– Мне нужно позаботиться о Кассандре, – возразила археолог.

Легким толчком Да Силва направил ее в небольшой вестибюль. За спиной немедленно закрылась и замкнулась дверь, оставив Ожье наедине с обитыми мягким материалом стенами. Археолог стучала, но никто не явился с объяснениями или без них. Она углубилась в злобу, повторяя и оттачивая фразы, которые скажет, когда ее освободят. Ничего подобного раньше не случалось, хотя бывали задержки из-за сбоев стерилизационных процедур. Но раньше власти всегда своевременно сообщали о причинах.

Еще полчаса, и дверь приоткрылась. В щель просунул благоухающую голову Да Силва и сообщил:

– Пора. Вас ждут.

– Кто ждет, черт возьми?! – Она заставила себя дерзко рассмеяться. – Вы разве не понимаете: меня ждет работа!

– Работе придется потерпеть.

Насупившись, она вышла следом за Да Силвой. От него пахло лавандой и корицей.

– Нужно забрать газету и пленки, чтобы я могла документировать открытие. Большое открытие – тысячи людей с нетерпением ждут, что́ им поведает эта находка. Они уже, наверное, недоумевают, почему я не выпустила предварительного описания.

– Боюсь, пленки вы сейчас получить не сможете. Их уже отослали для обработки в безопасной обстановке.

– О чем вы? Это же мои данные!

– Это больше не данные. Улики в расследовании преступления. Мальчик умер.

Ожье словно ударили под дых.

– Нет! – воскликнула она, будто отрицание могло что-то изменить.

– Боюсь, это правда.

– Что случилось? – растерянно спросила она.

– Порвался скафандр, и до ребенка добрались фурии.

Ожье вспомнила жалобы Себастиана на головную боль. Наверное, тогда крохотные машины ворвались в его мозг, множась и разрушая все вокруг.

Ей стало дурно.

– Но мы же проверили по детектору фурий! Он показал ноль!

– Ваши детекторы слишком грубы, чтобы обнаружить новейший микроскопический штамм. Вы бы знали об этом, если бы дали себе труд ознакомиться с последними выпусками технических бюллетеней. Следовало учесть возможность эволюции фурий до экспедиции.

– Но как же он мог умереть?!

– Это случилось при подъеме. – Да Силва посмотрел на Ожье с сомнением, прикидывая, сколько ему позволено сказать. – Полная гибель мозга.

– О боже! – Она глубоко вздохнула, стараясь удержать себя в руках. – Кто-нибудь сообщил…

– Семье мальчика? Ее проинформировали о несчастном случае. Прямо сейчас родственники направляются сюда. Мы надеемся, что Себастиана удастся хоть отчасти привести в сознание до их прибытия.

Да он что, шутит?

– Вы сказали, что он умер.

– Да. К счастью, его удалось вернуть.

– Вернуть? Когда его голова полна фурий?

– Его накачали универсальным лекарством и вывели фурий целительной чудо-техникой. Пока мальчик лежит в коме. Возможно, главным структурам мозга нанесены непоправимые повреждения – но об этом мы узнаем через несколько дней.

– Этого не может быть, – прошептала Ожье, будто глядя со стороны на чудовищное и несуразное, происходящее с ней. – Обычное возвращение. Никто не должен был умереть.