Наряд. Книга 1. Чёрное небо - Ярослав Калака

– Восемнадцатая и первая.

– Ну, можно сказать, что повезло.

– Почему?

– Недалеко от нас.

– А, ты об этом. Коля, побежал, куча дел, спасибо.

– Ни пуха тебе завтра, Дима!

Центром жилой части системы 72-го уц КСПН пкс, что расшифровывалось как «учебного центра Командования специального подземного назначения подземных коммуникаций сопротивления», был плацевой грот. Его размеры впечатляли: громадный высокий зал своим существованием, казалось, бросал вызов подземному миру, которому по понятным причинам не свойственны большие пространства. Потолок плацевого грота мы называли «чёрным небом» из-за его переплетённой паутины гирлянд ламп вверху, снизу отдалённо напоминающих звёзды. В нём же, как в самом вместительном гроте, происходили построения.

К нему примыкали, первый – с западной, а второй – с южной стороны, два других грота. Меньше по площади, они имели с плацевым гротом общий потолок. Однако их высота была куда ниже, то есть, говоря другими словами, их пол располагался выше пола плацевого. Таким образом, они как бы «нависали» над ним так, что из них открывался вид на плацевой примерно с трёхметровой высоты.

В гроте, примыкавшем с западной стороны, располагался второй курс. А в южном гроте – мой, то есть первый курс. В нём в два яруса стояли армейские кровати, на которых мы спали. В соседних ответвлениях, они были небольшого размера, размещались остальные комнаты нашей казармы. Самыми главными среди них были канцелярия, оружейная, бытовая и досуговая.

В отличие от плацевого, мы, так же, как и расположение второго курса, отапливались дизелями, которые, находясь в агрегатном гроте, грели воду, поступавшую к нам по трубам. Для того что сохранять тепло, на месте соединения с плацевым гротом была перегородка, состоявшая из деревянных перекрытий и громадных стеклянных окон. Моя кровать была верхней, в углу у окна. Рядом, тоже на втором ярусе, была кровать Ильина. Данное обстоятельство позволяло вести наши беседы, а бывало, и споры, и после отбоя тоже.

Плацевой круглосуточно освещали три фонаря, и иногда, если хоть немного постараться и забыть, что находишься глубоко под землёй, ночью, то есть того, когда в расположении отключали свет, было приятно мечтать, глядя в окно. Вместе с фонарями оно поддерживало иллюзию того, что спустя несколько часов произойдёт одно из самых волнующих обыкновенных чудес нашей планеты. То самое, которое люди научились ценить только после того, как им во время Великого Исхода пришлось покинуть поверхность Земли и скрыться в её недрах. Это восхитительно-обыкновенное чудо – восход солнца.

В расположении происходила обычная вечерняя деятельность: наряд дежурил, поочерёдно сменяя друг друга на «тумбочке», все остальные предавались своим делам. Кто-то зубрил конспекты, кто-то читал. Некоторые чинили свою форму и пришивали свежий подворотничок, были такие, кто брился или мыл в умывальнике голову. Работал телевизор, снабжённый стареньким проигрывателем дисков. Иные курсанты просто разговаривали между собой, добавляя в постоянный звуковой фон помещения обрывки своей речи. Они состояли из еле слышного шёпота, восклицаний, обрывков фраз и взрывов смеха, – всего на первом курсе обучались 77 человек.

Я притащил выданное Колей тряпьё и бросил его на табуретку перед своей кроватью.

– Эй! Ты чего его сюда притащил? – возмутился Вова Пузанов, имевший скандальный характер. – Мы сейчас все здесь задохнёмся от этой вони! – он оттопырил свою огромную нижнюю губу.

– Закрой рот, – огрызнулся я. Мне было решительно некогда ругаться и спорить.

– Володя прав, – сказал Юра Варнашкин, другой курсант нашего отделения, в задумчивости поднимая фигуру коня, он играл в шахматы с Сухом, тоже нашим курсантом, – а почему ты не отнёс в бытовку и не развесил на батарее, как обычно делают все остальные?

– Какие вы все умные! – драматически воскликнул я. – Ну, конечно же, бытовка, как же раньше я не думал? Может быть, я вообще не знал о ней все эти месяцы?! Раз я принёс всё это сюда, значит, бытовка занята, дети дебилов! Почём мне знать, кто развесил там своё постиранное тряпьё!

– Псих, – спокойно сказал Сушко, задумчиво глядя на доску, – постирался Гамлет. Вам просто нужно поменяться, Карапет пусть принесёт свою постиранную форму сюда, а ты на его место, – и, наконец, приняв решение, сделал ход ферзём.

– Да он просто… – принялся разворачивать скандал Пузанов, но был прерван:

– Если не закроешь рот, то получишь по роже! – заорал я на него.

– Послушай, Дима, – оторвался от своей книги Андрей Ильин, видимо, запах уже добрался до второго яруса, – Карапетян сейчас придёт со второго курса и освободит бытовку. – Он перевернул страницу и продолжил: – А ты пока всё-таки отнёс бы туда свой гардероб, а?

Не выдержав дружного сопротивления, а так же прекрасно понимая, что в этом споре неправ, я подхватил тряпьё и понёс его в бытовку. Впрочем, на пути я встретил Гамлета Карапетяна, так неудачно выбравшего время для стирки. Этот неизменно добродушный и вежливый армянин тоже был курсантом из нашего отделения. Именно с ним я в своё время поменялся кроватями, чтобы стать соседом Ильна. Вместе мы быстро восстановили всеобщую гармонию, развесив всё на свои места.

Покончив с сушкой тряпья, я отправился к Анатолию Петровичу Бурмистрову. До грота, в котором он жил, было неблизко. Как назло, я всё-таки поддался искушению пойти по более короткому пути. Разумеется, в конечном итоге «короткий» малоизвестный путь отнял больше времени, чем «длинный», но знакомый. Следовало торопиться: я уже должен был быть в постели, потому что завтра для того, чтобы выброситься в 5.30, проснуться надо было около четырёх часов утра. Я шёл к своему подземному оперативнику, то есть человеку, которому завтра предстояло провести меня от КПЛ №2 – контрольно-пропускного люка №2, одной из трёх границ, отделявших систему 72-го учебного центра КСПН пкс от внешней Системы, до точки выброса, то есть до места, в котором наш подземный мир соприкасался с миром поверхности.

Наш УЦ готовил наземных оперативников, то есть специалистов, предназначенных для выполнения задач на поверхности. Считалось, что ориентироваться под землёй, за пределами территории нашего Центра, было не только необязательным, но и вредным для нас. Поэтому курсантов к точке выброса вели подземные оперативники, большую часть пути плотно завязывая нам глаза чёрной тканью. Так блюлась безопасность: схваченный на поверхности будущий поверхностный оперативник был не способен выдать врагу дорогу к своей подземной учебной цитадели просто потому, что не знал её.

Конечно, Альянс не раз пытался решить проблему одним махом, но вынужденный так или иначе вести боевые действия с самыми разными партизанскими сопротивлениями практически по всему земному шару, испытывал катастрофическую нехватку кадров, усугублявшуюся тем, что внутренняя мотивация наёмника всегда проигрывала, и будет проигрывать мотивации патриота. Он сражается за свою семью, народ, страну, культуру, цивилизацию, в конце концов, то есть те ценности, которые, что бы ни говорили, всегда будут иметь место в этом мире.

Да, считалось, что существуют специальные подразделения Альянса, задачей которых было ведение боевых действий под землёй, но они были малочисленны и не блистали подготовкой, – их называли «кротами». Но и на эту проблему у Сопротивления было решение, оно заключалось в широком использовании высокопоставленных заложников, некогда метко прозванных неизвестным остряком «аватарами» за то, что их частенько использовали для того, чтобы сделать видеозапись с посланием противнику. Не только 72-й УЦ пкс, но и все важные объекты КСПН – Командования специального подземного назначения, располагавшегося под уровнем земной поверхности Москвы и Московской области, обладали как минимум одним, а чаще всего, несколькими «аватарами». Без этого уничтожить большинство подземелий было бы возможно даже без штурма, пусть не затопив их (почти все они имели более-менее адекватную защиту от затопления), так применив АХОВы – активные химически отравляющие вещества. Например, используя тот же хлор, который тяжелее воздуха и на местности сам стремится занять все овраги и траншеи, встречающиеся на его пути.

Как и большинство жилых гротов, вход в грот Петровича был занавешен плотным покрывалом. Подобрав камень, специально лежащий для этих целей справа от входа, я легонько, по земным меркам неуловимо тихо, постучал по стене.

– Войдите! – громовым голосом пробасил Анатолий Петрович изнутри, и я, отодвинув занавесь, вошёл внутрь.

Бурмистров вечерял. Его жилище имело овальную форму, и точно так же, как и его хозяин, было необыкновенно опрятным. В этой части системы Центра не было отопления, но была проведена электрическая сеть, от которой работал нагреватель. На стенах висели рисунки, сделанные хозяином, а в углу что-то бубнил маленький телевизор, подключённый к плееру, освещая грот вместе с уютным светом керосиновой лампы.