Горный шиповник - Дарья Калинина

   Тамара, старшая, перестала рыдать и, обведя затуманенным взглядом своих спутников, растерянно произнесла:

   – А где же папа?

   Дочки вновь залились горючими слезами, беспокоясь за отца. Остальные растерянно переводили взгляд друг на друга, не зная, что предпринять.

   – И куда понесло этого старого дурака?

   – Может быть, отлучился по нужде?

   Прошла еще четверть часа, а дядя Гоги так и не появился. Люди встревожились.

   – А если ему стало плохо? – Это предположил один из парней, но остальные подняли его на смех.

   – Ты не знаешь дядю Гоги! Он в этих горах родился и вырос.

   Тамара всхлипнула и подтвердила:

   – У дедушки, папиного папы, высоко в горах был маленький домик – сакля. Там они с бабушкой и жили до самой смерти. А папа переехал вниз, женившись на маме.

   Все замолчали. Куда пошел дядя Гоги – никто не понимал. От этого им стало еще тревожнее.

   – Надо идти, – наконец сказал кто-то из ребят. – Поискать его. Пусть он и хорошо знает горы, но, может быть, он упал? И теперь лежит и не может встать.

   Все мужчины, кроме Давида, засобирались. Никаких накидок не было, но зачем они нужны, если все и так уже промокли до нитки? Сначала Давид обиделся, что его не берут с собой. Но Дидо серьезно, как равному, положил руку на плечо мальчика и сказал:

   – Кто-то должен остаться с женщинами, чтобы охранять их.

   Сказал – как отрезал.

   Пришлось Давиду довольствоваться этим объяснением. Ася удивилась, что ее строптивый братишка послушался. Ей самой пришлось бы потратить много сил и, возможно, так и не добиться от Давида послушания.

   – Спасибо тебе, – прошептала Ася, обращаясь к Дидо.

   Тот в ответ мимолетно улыбнулся и, уходя, приобнял девушку. Асю словно окатило горячей волной. Удивительно: только что у нее буквально все поджилки тряслись от холода – и вдруг в один момент ей стало тепло!

   Мужчины ушли, а женщины и Давид в тревоге строили различные предположения, одно другого страшнее.

   Примерно через полчаса, когда дождь ослабел, они услышали приближающиеся голоса и различили под дождем темные силуэты.

   – Несут!

   Тамара выскочила из укрытия и бросилась к отцу, которого несли четверо парней:

   – Ему плохо?

   Она могла бы и не спрашивать. Голова дяди Гоги была откинута назад. С его безучастного лица струйками стекала вода вперемешку с кровью, сочившейся из-под волос.

   – Он ранен?

   Никто не произнес ни звука. У Аси тоскливо заныло сердце от этого недоброго молчания.

   – Что? – спросила она у Дидо, когда тот вошел. – Что с дядей Гоги?

   – Он мертв.

   Ася едва удержалась от крика, прижала ко рту руку, расширившимися от охватившего ее ужаса глазами уставилась на труп.

   – Что с ним случилось?

   – Не знаем. Мы с Костасом нашли его в таком состоянии на берегу реки.

   Костас, высокий черноволосый парень с внешностью типичного грека с древних мозаик, кивнул головой:

   – Да, он лежал среди камней. Наверное, поскользнулся. Упал, ударился головой и…

   Он не договорил: до Тамары дошла наконец страшная правда. Упав на колени прямо в жидкую грязь, она страшно завыла.

   – Тамара! Перестань!

   Но девушка и не думала униматься. Страшно причитая, она принялась рвать на себе волосы и царапать лицо ногтями.

   – Это я! – рыдала она. – Я одна виновата! Это я уговорила папу пойти с нами в горы! Он бы никогда не оставил нас одних! Мы обе виноваты! – И ударив себя кулаками в грудь, Тамара закричала: – Будь проклят тот час, когда я заикнулась папе про этот поход!

   Убедившись, что успокоить Тамару не удастся, ребята отошли немного в сторону, оставив сестер возле тела. Предстояло принять нелегкое решение: что же теперь делать?

   – Путь домой отрезан, – сказал Дидо. – Там, где мы прошли, сплошной поток из грязи и камней.

   – Надо позвонить! – выкрикнул кто-то.

   Предложение это вызвало только усмешки. Высоко в горах можно было связаться только с помощью рации, а ее никто с собой не захватил.

   – Придется ждать, пока стихнет дождь.

   Ася непроизвольно ахнула:

   – Как ждать? Рядом с трупом?! Может быть, послать гонца в деревню?

   – Я же тебе объясняю – в горах не пройти, – вздохнул Дидо.

   Ася задумалась. Был уже поздний вечер. Ясно, что ночью они ничего предпринять не смогут. Но когда рассветет и дождь, надо надеяться, стихнет, может быть, за ними вышлют спасательную экспедицию?

   – Если они утром пройдут, мы тоже к тому времени сумеем, – возразил ей Василий. – Так что нечего на кого-то надеяться. Справимся сами.

   Он подошел к безутешно рыдавшей Тамаре. Но вовсе не девушка его интересовала. Василий долго разглядывал труп ее отца, на его лице отражалось все большее смятение. Наконец он поднялся с колен, потрепал Тамару по плечу:

   – Держись!

   Вернулся к остальным.

   – У меня есть для вас очень скверное известие, – озабоченным голосом произнес он.

   – Дядя Гоги мертв, мы знаем, – отозвался кто-то.

   – Мертв, да. Но дело в том… дело в том, что дядя Гоги погиб не из-за несчастного случая. Его убили!

   Под пологом стало очень тихо. Тамара перестала рыдать и прислушалась.

   – Убили? – прошептала Света. – Как это?..

   – Очень просто. Ударили по голове.

   – Кто мог его убить? Тут на много километров вокруг нет ни единой живой души, кроме нашей компании!

   Василий хмуро кивнул:

   – Вот именно!

   Света помертвевшим голосом спросила:

   – Ты хочешь сказать, что убил его кто-то из нас?!

   Поднялся хор возмущенных голосов:

   – Это невозможно!

   – Мы все время были вместе!

   Но громче всех прозвучал голос Дидо:

   – С чего ты вообще решил, что его убили? Объясни!

   – Удар был нанесен сверху. Чтобы разбить голову таким образом, дядя Гоги должен был падать отвесно вниз. А там, где его нашли, нет ни достаточно больших камней, ни скал, чтобы он мог с них свалиться, – сказал Василий.

   Остальные не поверили Василию и пожелали убедиться в его словах сами. Голову дяди Гоги осмотрели, ощупали. Действительно, удариться таким образом сам он вряд ли мог.

   – Убил его кто-то из нас, выходит, так? – пробормотал Давид.

   Все молчали, растерянно глядя друг на друга. Признать, что в их тесном кругу появился убийца? В это невозможно было поверить! У Тамары начался очередной приступ истерики, она заверещала:

   – Убийца среди нас! Рядом! Он не успокоится, пока не убьет нас всех! Мы обречены!

   Дидо влепил ей пощечину. Тамара ненавидящим взглядом уставилась на него:

   – Это ты виноват! Ты привел нас сюда!

   Дидо пожал плечами, мол, с дурами не разговариваю. Света всхлипывала. Мужчины громко заспорили. Ася молчала. Что толку кричать, размахивать руками, рыдать? Нужно собраться с мыслями и понять, кто и почему убил дядю Гоги. Насколько Ася знала, он жил очень тихо. После смерти жены остался с двумя дочерьми, все свое свободное время посвящал им.

   Хотя, возможно, он излишне в этом усердствовал. Никуда не отпускал их одних. Даже в магазин сопровождал дочерей, ревниво, как цербер, поглядывая по сторонам и отпугивая всех молодых людей, встречавшихся им на пути. Парни оставили все попытки познакомиться с его дочками, завидев эту троицу, они поспешно шарахались на другую сторону улицы, уступая дорогу сердитому мужику.

   В деревне такая сильная отцовская любовь была предметом постоянных шуток и анекдотов. Ася задумалась: каково же было сестрам? Не сводила ли их с ума постоянная жесткая опека отца? Может быть, в их душах зрел бунт? И – назрел? Старшей дочери уже сравнялось двадцать семь. Младшей скоро двадцать четыре. В Буденовке этот возраст считался для девушек даже не критическим, а катастрофическим. Если девушка не выходила замуж до двадцати двух – двадцати трех лет, рассчитывать ей было уже особо не на что.

   Да, сестры вполне могли взбеситься. Отец своим поведением отпугивал от них всех, кто рискнул бы посвататься.

   – Опять же деньги, – пробормотала Ася, не обращая внимания на брата, который устроился рядом с ней и внимательно слушал. – С деньгами даже таких дур и уродин кто-нибудь взял бы за себя. А у дяди Гоги, говорят, еще с девяностых годов припрятана тугая кубышка. Жил он скромно… Дочкам могло показаться, что так дальше не пойдет.

   Да, девицы оказывались наиболее заинтересованными в смерти своего отца. Звучало это, конечно, чудовищно. Ася никогда бы не решилась озвучить эту мысль, но это сделал за нее простодушный Давид.

   – Зря ты ревешь, тетя Тамара, – спокойно заявил он, глядя на старшую дочь дяди Гоги. – Все равно никто не поверит, что ты и правда горюешь. Ведь это же ты убила своего папу! Ты или твоя сестра!

   И он спокойным тоном изложил Асины соображения.