Виток эволюции - Курт Воннегут

Мне кажется, что больше всего наши противники ненавидят нас именно за то, что мы можем в любой момент подсматривать за ними, а они могут нас видеть только тогда, когда мы перебираемся в тела. Может быть из-за этого они нас страшно боятся, хотя бояться амфибионтов — все равно что бояться восхода солнца. Мы ни на что и не претендуем, пусть весь мир принадлежит им, разве что кроме телохранилищ. Но они жмутся друг к другу, как будто ждут, что мы вот-вот спикируем на них с небес и учиним над ними кровавую расправу.

У наших противников везде установлены приспособления, которые должны, по их представлениям, обнаруживать амфибионтов. Честно говоря, эти приборчики гроша ломанного не стоят, но, установив их, противники чувствуют себя спокойнее. Можно подумать, что они окружены превосходящими силами врага, и только их выдержка и способность оказывать достойный отпор, позволяют им выжить. Еще они очень любят науку — их любимое занятие — похваляться друг перед другом своей постоянно прогрессирующей наукой. Они почему-то очень радуются, что у нас нет ничего подобного. Впрочем, если наука — это производство новых видов оружия, то тут они правы, это уж точно.

Вообще-то, у нас идет с ними война. Мы-то, естественно, ни о каких военных действиях и думать не желаем, разве что держим в тайне месторасположение наших телохранилищ и мест, где устраиваем свои парады. Сражения для нас сводятся к тому, что мы просто выходим из тел всякий раз, когда они устраивают воздушный налет или запускают баллистическую ракету.

И эти наши защитные действия приводят противников в ярость, потому что воздушные налеты и ракетные атаки дело дорогостоющее, особенно, когда видишь, что деньги налогоплательщиков вылетают в трубу. Обычно нам заранее известно, что, когда и где они собираются предпринять, так что отразить их атаки не составляет никакого труда.

Но было бы неправильно считать их такими уж дураками. Надо ведь учитывать, что им приходится не только думать, но и ухаживать за своими телами, поэтому, отправляясь наблюдать за ними, я стараюсь соблюдать осторожность. Вот почему, мне сразу не понравилось, когда мы с Мэдж наткнулись на странное телохранилище, расположенное прямо в чистом поле. В последнее время никаких сведений о новых приготовлениях противника не было слышно, но это хранилище выглядело крайне подозрительно.

А вот Мэдж… После того, как она побывала в теле звезды варьете, ее переполнял оптимизм.

— Это телохранилище устроили наши противники, — сказала она, — мне кажется, что они начали понимать всю бездну своего незнания, и теперь решили сами стать амфибионтами.

Ее доводы показались мне убедительными. Перед нами было новехонькое, хорошо укомплектованное телохранилище, радушно предлагавшее свои услуги всем желающим. Мы несколько раз облетели вокруг здания, но Мэдж стала сокращать свои круги, чтобы как следует разглядеть дамские тела, выставленные в витрине.

— Не думаю, что нам стоит здесь задерживаться, — сказал я.

— Я только посмотрю, — сказала Мэдж. — От нас не убудет.

Но стоило ей приблизиться к главной витрине, как она тут же забыла о всякой осторожности. Ее уже не интересовало, где она, что с ней, и как она сюда попала.

Я ее понимал, за стеклом красовалось самое роскошное женское тело, какое мне только приходилось видеть. Так могут быть сложены разве что богини. Это шестифутовое тело было покрыто загаром медного оттенка, волосы и ногти были выкрашены в золотисто-зеленый цвет старого шартреза, и одето оно было в прекрасное бальное платье из золотой парчи.

Рядом находилось тело белокурого великана в небесно-голубом фельдмаршальском мундире с пурпурной отделкой и массой орденов.

Скорее всего, противники украли эти тела в одном из наших провинциальных телохранилищ, подкрасили их, нарядили покрасивее и после этого выставили напоказ.

— Мэдж, назад! — крикнул я.

Но было поздно, меднокожая женщина с шатрезоовыми волосами зашевелилась. Сразу же завыла сирена, и со всех сторон на тело, в которое вошла Мэдж, набросились солдаты, которые оказывается прятались до поры до времени в засаде. Это телохранилище оказалось ловушкой для амфибионтов.

У тела, в которое вселилась Мэдж, были связаны щиколотки, так что она не могла сделать те несколько шагов, необходимых для выхода из тела.

Солдаты схватили ее и торжественно понесли. Так Мэдж превратилась в военнопленную. Я немедленно влетел в первое попавшееся тело — им оказалось тело маскарадного великана фельдмаршала, и попытался спасти свою жену. Но ничего у меня не вышло, тело белокурого красавчика тоже оказалось ловушкой, и у него были связаны щиколотки. Солдаты поступили со мной так же, как и с Мэдж.

Молодой майор, командовавший операцией, принялся отплясывать джигу прямо на обочине, так он был доволен. Его буквально распирало от гордости. Кстати, это был первый человек, которому удалось поймать амфибионтов. А это, естественно, могло сойти за самый настоящий подвиг. Они ведь пытались воевать с нами уже довольно давно, извели неимоверное количество миллиардов из своего бюджета, но такой успех выпал на их долю впервые.

Когда нас доставили в город, люди выглядывали из окон, размахивали флажками и кричали "ура!". Солдаты дали волю своим чувствам и издевались над нами, как могли. В этом городе проживали люди, не желавшие делать свою жизнь двойной. Они считали, что самое ужасное для человека — это стать амфибионтом. Здесь собралось огромное количество непохожих друг на друга людей, здесь были люди различных национальностей, всех цветов кожи, были среди них высокие, а были и низкие — всякие. Они приехали сюда со всего мира, чтобы противостоять нам, амфибионтам, защищая, как им казалось, свою жизнь.

Вскоре выяснилось, для чего мы с Мэдж понадобились им, мы должны были предстать перед всенародным судом. Ночь мы провели в тюрьме, связанные, как поросята, а утром нас привели в здание суда, где заранее были установлены телекамеры.

Мы очень устали, я и не помню, когда мне в последний раз пришлось так долго проторчать в теле. Это было ужасно, мы даже не смогли как следует поспать, потому что наши тела буквально скрутило от голода. А ведь всем телам, какими бы сильными они не казались, требуется по крайней мере восемь часов сна.

Нам предъявили обвинение в государственном преступлении, наши противники специально для нас разыскали подходящую статью — «дезертирство». По их мнению, все амфибионты трусы, потому и покинули свои тела как раз в тот исторический момент, когда для спасения человечества от них требовались великие, героические свершения.