Численник - Ольга Кучкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10 мая 2002
«Я оставляю фотоснимки…»
Я оставляю фотоснимкисобытий, что не поддаютсяобычной съемке. Словно сливки,обрат откинув, сильно бьются,сбиваясь, в смысле, густо-густо,и – на блины, что на поминки.Напоминаю в этих сгусткахневидимый, глухой и страстныйпуть общий, но, конечно, частный,ребенка, что нашли в капустах,на вырост в помыслах и чувствахи с тем, что смерти неподвластно.
10 мая 2002
«Я никто и звать меня никак…»
Я никто и звать меня никак,для себя умна и знаменита,а для вас темна, полуоткрыта,словно дверь в подвал, где мрак.Итак,мрак, морока, скука и обман,от страстей не выметенный мусор,сумма разных минусов и плюсови прекрасный капельный туман.В каждой капле океанский глаз,пристальная камера обскура,смотрит уходящая натура,не мелеет чудных сил запас.Повернуть фонарное стекло,удлинить фитиль волшебной лампыи, пройдя сквозь крыши, стены, дамбы,в свет преобразиться и тепло.Я останусь, узнана иль нет,озареньем, трепетом и пыломприсоединясь к другим, мне милым,отчего на этом свете – свет.
10 августа 2002
Письмо
Зое Крахмальниковой
Прощальную дает гастролькороль сезона август,как нота соль звучит парольдля словарей и азбук,до слова ель моток недельнам размотать придется,когда на Рождество метельзаплачет-засмеется,когда припомнится нам тот,кого забыть не в силах,кто ель, форель и жизни ходзарифмовал спесиво,скрестив Моцарта с муравьем,любовь упрятал в подпол,багаж подпольный сдал внаеми звякнул в медный колокол.И колокольчики в мируответно заиграли,такую чудную игрузатеял этот парень.Мы не откроем тайный шифр,секрета не откроем,наборы букв, наборы цифр,как в грядку, в ритм зароем,а что из них произрастет —сто лет спустя услышим,и снова на сто лет впередписьмо, как стих, напишем.
28 августа 2002
«Эти рисунки келейные…»
Юнне
Эти рисунки келейные,чувством пылая и цветом,знаками, ликами, клеймамиврезаны в тьму пред рассветом.Дара каменья бесценныеночь ограняет промысленно,и сочиненья каменамистрок изукрашены смыслами.Краска милуется с краскою,линия с линией в связи,дело не нитками – сказкамишито без всяких экстази.Блещут, как вещие вещи,сепия, охра и кобальт, —штуки выходят из пещисамой таинственной пробы.
29 августа 2002
«Луна стоит высоко…»
Луна стоит высоко,а я лежу низко,она – мое око,я – ее записка,она ослепляет,меня меж строк читая,лунатических лунок стаяв глазу моем тает.После скажут:слепой текст.
3 сентября 2002
«А потом завопил комар…»
А потом завопил комар,но не просто так,как дурак,а у старухив ухе,старуха долго махала рукой:что ж ты навязчивый какой?А комар продолжал злиться,потому что не мог излитьсяиз уха,которым владела старуха,и то была не потеря слуха,а хуже всякого злого духа,поскольку не комар кровососил,а кровоизлияла старуха.
Я в минуту написала этот шедевр,едва догадалась, какой предстоит маневр:не терять до концани слуха, ни вкуса, ни лица.
9 сентября 2002
«Она сказала: я приготовлю вам реверс…»
Наталье Зубовой
Она сказала: я приготовлю вам реверс.И я поняла, что это прекрасно.Детство Люверс и Сиверс мчалось на север.На юг тащилось могущественное лекарство.Мой бред блистал ослепительно ярко,пылая диалогами вдохновенно,за ремаркой следовала ремарка,и пылала уже вся сцена.Я рвалась на Запад, оставаясь Востоком,магнитные полюса плавились,так что казалось, мозг брызнет,мои девочки были далеко,а мне требовался ресурс жизни.Судьба, присев, сделала книксен. Или реверанс.И приблизился ренессанс.
10 сентября 2002
«Жили-были Алеша и Никита…»
Жили-были Алеша и Никита,любили своих баб и пап примерно равно,но второй делал все шито-крыто,а первый – открыто и своенравно.Папа один был в сынка – хитрый и во всем участный,и другой в своего сынка – вопросами озадаченный,один прислонялся к власти всеми местами страстно,второй – местами и не всегда удачно.Первый был гимнюк, а другой – не то, что помыслили,один скоро сгорел, а второй – долгожитель,сирота-художник горючими заряжен искрами,сынок-умелец удачно вписался в события.Один любил искусство в себе, а другой – себя в искусстве,а еще власть в себе и себя во власти,оба поскользнулись на чистом чувстве —чистые напасти.Ловкач использовал клаку-клоаку,чтобы художника посильнее умыли,а художник, как пацан, чуть не плакал.Такие подлые времена были.
11 сентября 2002
Даша
Какие-то старые платья,на розовом желтые пятна,флаконы, записочки, клятвыв коричневых ящичках, кратноколичеству лет, проведенныхпод шелковым абажуром, —слегка прорисовка пилонови целая жизнь контражуром.Какие-то рюмки и рамки,и тень шелестящей походки,повсюду пометы, помарки,как след уходящей подлодки.Какой-то хозяйственный мусорза окнами и занавеской,коробка, и скрепка, и бусы, —рукою достать только детской.Там палец уперся в ложбинку,тут свет по предметам плутает,а сверху паук в паутинкукартинку навек заплетает.Тяжелая ткань – нараспашку.Косую проплешину светахудожница в мелких кудряшкахрисует, влюбленная в это.
14 сентября 2002
Доктор Ложкин
Доктор Ложкин по коленке не стучал,глаз не выдавливал и не кричал,а, почесывая пальцем одно из двух крыльев носа,спокойно ждал моего вопроса:как избавиться от страха смерти.Доктор Ложкин на вопрос не отвечал,а, взглядывая искоса, все отмечали продолжал высокопарно вещать чудное,поправляя очки и увлекаясь мною.Хотите – верьте, хотите – не верьте,но однажды я проснулась, свободная от чувства смерти,и мир протянул мне ножки целиком по одежке,и я подумала: ай да доктор Ложкин!Он был толстенький и лысоватый,и речь его была дружественной и витиеватой.Он говорил: ваш дар не ниже Толстого,пишите романы, право слово.Он видел, что пациентка страдает недооценкой,прижата к пространству сжатым воздухом легких,словно стенкой,и любя ее и ее жалея,он внушал ей как манию ахинею.Прошло двадцать лет. Я написала роман,один и другой, и за словом в карманя больше не лезу, а сосредоточена и весела,потому что знаю, как талантлива я была.Доктор Ложкин женился на школьнице-секретарше,будучи на сорок лет ее старше,почесывая крылья и шмыгая носом,он точно владел гипнозом.Он уходил в подсознанье, как в поднебесье,доставая оттуда тайны с чудесами вместе,а потом вкладывал в наше подсознанье,как дар случайный.Доктор Ложкин, где вы, какой вы странный,я б вам почитала свои романы!..Но он, вероятно, встал на крылои взмыл в поднебесье, и ветром его снесло.
14 сентября 2002
Ваня
Ваня, в смертельные игры играя,резко торча на ночных мотоциклах,то ли в двусмысленностях, то ли в смыслахпутался, замирая у края.
Было, что и за край свешивал ноги,бились блестящие мотоциклы,черными птицами черные циклыобсели реанимаций пороги.
Марихуана, перо и бумага,дуло ружья под прицелами камер —мир перед Ваней практически замер,Ванина торжествовала отвага.
С содовой виски, ночная рулетка,нервы торчком из зрачков, словно гвозди,Ксения молча выходит на воздух —в память о ней остается браслетка.Желтые линзы, зализанный чубчик,мягкая серая стильная ряса,Ваня – священник. И с этого часаскромен, и тих, и спокоен, голубчик.
Пятеро деток и возраст под сорок,крест на груди и прикольные стекла,татуировка под рясой примолкла,авторитеты – Алексий и Сорос.
Кончена сумасшедшая драмажизни, переходящей в дрему.Нет больше места экстриму и стрему.Если…если вдруг не исчезнет нынешний портрети не опустеет рама.
3 октября 2002
«Бесплотный дух и сходная фигура…»
Бесплотный дух и сходная фигуравступали с кем придется в отношенья,до пустяка, до ничего, до тенижелала страстно сплющиться натура.Не навязаться и не впасть в оплошность,не стать предметом общего веселья, —а никогда не потребляла зелья,и нечем подкрепить общенья роскошь.Зрачок нарочно придан близорукий —не вглядываться в окруженье зорко,пейзаж расплывчатый, смещенный – будто норка,в какой укрыться от смятенья скуки.И с памятью в беспамятство играла,подробности нарочно вытесняя,и длинная скамейка запаснаялишала сил задолго до финала.Такое неудачное творенье,такая тьма, такая безнадега.Тем удивительней расположенье Богахотя бы в малом сем.В стихотворенье.
4 октября 2002
