Блуждающие огни - Алексей Оверчук

Идти на улицу в такое время — чистейшее самоубийство.

— Мы журналисты. Из Москвы, — сказал я с нажимом.

— Да какая разница! — с досадой махнула рукой служащая. — Тут военных полно! Гуманитарные миссии целые этажи занимают! Гостиница забита.

Здрасьте! Тут гражданская война вовсю полыхает, а военные в «Интуристе» живут! Хорошее времяпрепровождение!

— Эк их расперло, эти гуманитарные миссии, — недовольно пробурчал Колчин.

Тут в душе у дамы на «ресепшн» щелкнуло какое-то реле милосердия. Она взяла телефонную трубку, навертела на диске коротенький номер и заговорила в микрофон по-таджикски. Понять ее было несложно. В потоке незнакомых слов то и дело мелькали непереводимые на таджикский слова: «корреспондент», «Москва», «командировка». На том конце отдали какое-то распоряжение. Мы неотрывно смотрели на служащую. Она медленно вернула трубку на место и с улыбкой сказала:

— Есть один двухместный номер на одиннадцатом этаже. Надеюсь, вы не будете просить два одноместных?

— Не будем! — заорали мы с Колчиным в один голос. — Давайте какой есть!

Нам сунули бланки, и мы их мигом заполнили.

Прежде я никогда не бывал в «Интуристах». Но по советской привычке знал, что для иностранцев всегда припасают все самое лучшее.

Например, много раз, проходя по Тверской, мимо знаменитого московского «Интуриста», что стоял когда-то в пяти шагах от Манежа, я грезил, как за стенами этой гостиницы шикарные буржуазные шпионы тискают податливых, пышногрудых агентесс из КГБ. И всем весело. И все пьют шампанское. Звуки негритянского саксофона вязнут в похотливой атмосфере разврата. Плывет душистыми слоями сигарный дым. В самой гуще всей этой запретной для советского человека жизни холодными пингвинами деловито снуют тудым-сюдым лакеи, поминутно шаркая от учтивости ножкой, и подливают халявный мартини.

Простой же русский человек кушал жизнь, приправленную говнецом и партийной пропагандой. Щупал толстозадых кондукторш в переполненном автобусе, пил дешевый портвейн и смолил бычок тошнотворной «Примы» на троих.

* * *

Спустя три года после развала СССР душанбинский «Интурист», видимо, решил уравнять в правах пролетариат и буржуазию. Огромный кондиционер в нашем номере давно издох и покрылся пылью. Холодильник имел такие маленькие размеры, словно его забыли тут по пьяни микробиологи, которые держали в нем пробирки с генетическим материалом. Кровати с визгливыми пружинными матрасами. Многоканальный советский телевизор, настроенный на одну волну. И ветхий коврик, по которому брезговали ходить даже тараканы… Вот и все, что осталось от некогда богатой буржуазной жизни.

Правда, в нашем положении беспризорников и как бы случайных найденышей в этом городе мы были рады любому пристанищу.

Уже окрепла за окном душная душанбинская ночь. Накатывала из парка горячечными приливами автоматная стрельба. Мы достали из морозильника водку. Открыли консервы (какая предусмотрительность, служащие гостиницы засыпают вместе с постояльцами). И через десять минут все наши страхи, бытовые неудобства и гражданская война — как рукой сняло. Жутко мучило только одно — мы постоянно потели. Пот скатывался ручьями со всех сторон и направлений. Стало казаться, что не пройдет и часа, как от нас останутся две мокрые лужицы.

Мы разделись до трусов, намочили простыни и перебрались с матрасами на широченный балкон. Это принесло пятиминутное облегчение. Но потом жара снова облепила нас удушливой ватой.

У парадного фасада гостиницы, куда выходил и наш балкон, вдруг пошла круговертью стрельба. От гостиницы лихо ответили автоматными очередями. Послышались резкие крики. Мощно затарахтели моторы.

— Чего будем делать? — спросил я Сашку.

— В номер не пойдем — там жарко. Сдохнем, на фиг.

— Ну, а тут стреляют под окнами.

— Да и хрен с ним. Они ж не в нас стреляют. Да и вообще в одиннадцатый этаж — стрелять бессмысленно.

— Я все же свет погашу.

— Погаси, — закряхтел Колчин. — А я пока водку разолью по стаканам.

Глава 4

Я всегда сплю допоздна. Поскольку хорошо помню русскую пословицу: «Поздняя пташка только глазки продрала, а ранней пташке — уже клювик начистили». Так вот, Судьба спящих не трогает. И чем позже вы встанете, тем меньше у нее будет времени устроить вам неприятности.

В дверь номера уверенно постучались. Скрипнули петли. Затопали по ковру шаги.

— Добрый день! — пропел женский голос.

— Здравствуйте, — сказал где-то удивленный Сашка.

Я разлепил глаза и наполовину заполз с балкона в комнату. Колчин только что вышел из ванной и был повязан пониже живота полотенцем. Неизвестная дама уже устроилась в кресле.

— Жарко у нас, да? — спросила она таким участливым тоном, точно мы много лет знакомы.

— Вы, извиняюсь, кем будете? — спросил я, жмуря спросонья то левый, то правый глаз.

Наверное, в моем голосе звучало недовольство. Я ведь не очень люблю, когда ко мне по утрам вламываются посторонние. Тем более на войне.

— Извините, не представилась, — дама театрально приложила ладошку к груди. — Меня зовут… А впрочем, неважно.

— Однако… — воскликнули мы с Колчиным хором.

— Я ваша коллега. И пришла с абсолютно благими намерениями, — успокоила неизвестная. — Вы, кстати, воду из-под крана не пейте. У нас вода вредная, можно холеру подхватить.

— Постараемся ничего не подхватить, — сказал загадочно Сашка и уселся на постель. — Итак, вы?

— Итак, я журналистка, — дама слегка поморщилась, подбирая слова. — Работаю в маленькой газете, вам ее название тоже ничего не скажет, как и мое имя. Собираюсь отсюда сматываться в Россию. Но вот узнала, что вы приехали, и решила вас просветить относительно здешних реалий.

— А от кого это вы о нас узнали? — уточнил я. — Уже что, вся республика знает о нашем приезде?

Дама рассмеялась:

— Кому надо — тот уже знает. Так вот, к делу. Со свободой слова тут проблем нет. В смысле, свободы вообще нет, поэтому и вопрос о ней не стоит. Советую вам свои материалы по телефону не передавать. Могут возникнуть проблемы с местной службой безопасности. Теперь самое главное, — дама вдруг заторопилась, точно на поезд. — Я расследовала тут одно странное явление. Как бы это получше сказать…

— Да уж говорите напрямую, — буркнул Колчин.

— В общем, с началом всех этих военных событий в Таджикистане появился некий отряд… местные жители называют его «Блуждающие огни». Не принадлежит ни российской армии, ни таджикской.

— Моджахеды?

— То-то и оно, что боевики тоже боятся этих «огней».

— Боятся?!

— И еще как! Но когда я стала выяснять, кто это может быть, то российские спецслужбы — а они здесь дружат с местной безопасностью — наехали на меня и пообещали сжить со свету, если я не прекращу расследования.

— Именно поэтому вы уезжаете? — уточнил Сашка.

— В принципе, да.

— О'кей! — сказал я. — Только мы здесь при чем? Не улавливаю связи.

— Просто хочу вам рассказать интересные подробности местной жизни, — незнакомка усмехнулась. — Может, это вам пригодится. Или удастся собрать богатый материал на эту тему.

— Чего-то не вижу ничего богатого, — с сомнением проговорил Колчин.

— Жаль, хороший материал пропадает… А вы по какой теме приехали?

— На разбитую погранзаставу хотим попасть, — ответил я.

— Ха, так это и есть тот район, где ошиваются «Блуждающие огни». В любом случае, моя информация вам пригодится, — дама встала из кресла. — До свидания, и будьте осторожны.

В дверях она приостановилась:

— Кстати, не советую вам говорить об «огнях» с военными и пограничниками. Они очень нервно воспринимают… И не провожайте меня, не надо….

Дверь за дамой закрылась. Мы с Колчиным молча смотрели друг на друга. Потом перевели взгляд на холодильник. Там лежала стылая водка. После такого разговора, да еще с утра, хотелось прочистить мозги. С соседнего балкона вдруг заорал блатным голосом магнитофон:

А она взяла и испохабила!

Цельную непрожитую жизнь!

Мы рассмеялись. Певец продолжал давить с сентиментальной хрипотцой:

Этой стерве жить еще да жить!

И толпой рыдали прокуроры!

Те, кого успела заразить!

— Не стоит заниматься этим делом, — сказал раздумчиво Колчин, пока лифт бережно опускал нас на первый этаж. — Чует мое сердце, плохо скажется на нашем самочувствии.

— Ты становишься старым, — ответил я. — Мудрость из тебя так и прет, мешая окружающим совершать сладостные глупости.

— Чтобы профессионально грешить и совершать глупости, надо неустанно тренироваться.

Двери лифта дзинькнули, выпуская нас в холл.

За стойкой «ресепшн» стояла новая дама. Облучая нас сверканием золотой фиксы, отчего хотелось зажмуриться, чтобы не словить зайчика, она в подробностях рассказала нам, как найти штаб погранвойск, и почему-то закончила пожеланиями всяческой удачи.