Его величество и верность до притворства - Игорь Сотников

Но маркиз уже не мальчик, чтобы от одного ударившего ему в нос запаха винных испарений и внутренних предчувствий, пошатнуться, и он в один взгляд быстро оценил обстановку – те трое слева от меня уже лыка не вяжут, так что с ними проблем не будет, а вот другая троица с мушкетёрскими усиками и дерзкими взглядами, определённо напрашивается на то, чтобы их отбрить (маркиз во внутреннем запале, даже сжал рукоятку шпаги). Ну а опасность и пустота в карманах, для маркиза всегда служит для него побудителем к отчаянным поступкам, и он делает следующий шаг на обострение ситуации, громко вскрикнув: Да здравствует, король! – Ну а это заявление рассказчика герцога Шабера, вновь возвращает короля из его фантазийной задумчивости, и король теперь уже обнаруживает, что герцог уже зашнуровывает его камзол, что, возможно, и вызвало его заминку в рассказе.

Ну а король между тем, всегда живо интриговался, как себя поведут его подданные, после этих прозвучавших слов. Ведь фраза «Да здравствует король!», была одной из тех основ, на которых строилось и держалось государство. И оттого, как она звучит в устах подданных, можно было понять насколько крепко стоит твой королевский трон. Наверное, поэтому, все королевские особы отличались отличным музыкальным слухом, способным уловить самые мелкие фальшивые нотки в устах своих придворных, которые хоть и поднаторели в лицемерии и ханжестве, но король с помощью интриг, умеет всё слышать.

И как же перекашивается лицо у регентов, заслышавших эту крамольную для них фразу, что даже вызывает улыбку, у всегда меланхолично настроенного Луи, вспомнившего, как новый паж, ещё не смыслящий во внутренних королевских раскладах, во время его появления на охотничьем завтраке, проходящем на выезде на природе, при виде его, что есть силы закричал: «Да здравствует, король!». И какой он вызвал переполох в стане королевы-матери и её фаворита Кончини, в один момент поронявших из рук бокалы и вилки, и на чьи искривлённые лица, любо дорого было посмотреть. Чем не преминул воспользоваться король, подойдя к королеве-матери и Кончини.

– Ваше величество, вы сегодня даже не удостоили своей улыбкой это прекраснейшее утро и двор. Неужели, ваша утренняя предвзятость настолько велика, что вы даже не можете без сомнения смотреть на него. Или может быть, утренний воздух слишком для вас свеж, отчего вы и надулись. В результате чего, судя по окружающим вас лицам, подвергнули меланхолии, так обожающий вас двор. – Одарив королеву-мать и Кончини сладостной улыбкой, проговорил король.

– Ваше величество, прекрасно знают, что для меня, как и для всякой придворной дамы, не утро, а вечер является любимой частью суток. – Пристально, до степени неподобающего нарушения этикета, глядя в глаза королю, ответила королева-мать, демонстративно приняв из рук Кончини протянутый ей бокал.

– А я всегда думал, что утро вечера мудреней. – Бросив напоследок эту фразу, король постарался поскорее пройти в походную палатку, чтобы там скрыть своё яростное неудовольствие при виде всех этих движений Кончини. А ведь он ни разу не слышал, чтобы этот подлый Кончини, кричал это, так оздоровляющее лёгкие и мысли кричащих фразу (что ж, быстрее сдохнет). Между тем, эта фраза, можно сказать, служит определённым ориентиром для всех подданных, которые слыша её, знают, куда им нужно стремиться. И если уж совсем далеко заглядывать, то если здравствует король, то и сами его подданные, могут себя поздравить с этим благоденствием. А вот кто желает обратного, то тот, понятно, что задумал что-то заговорщицкое.

Так что король был кровно заинтересован в том, как относятся его подданные к этой фразе, и поэтому, не было ничего удивительного в том, что он со всей внимательностью, посмотрел на герцога и спросил его:

– И какой же был их ответ?

– Ваше величество, вы как никто другой знаете, насколько я вам предан, и что я никогда не позволю себе, что-либо утаить от вас или сказать не правду («Кроме того, что ты воруешь», – Луи усмехнулся про себя, глядя на герцога). И поэтому, не смотря на всю вопиющую правду, вынуждено скажу. Прискорбно. – Насупившись, ответил герцог.

– Что это значит? – Луи в ответ даже потемнел в лице.

– Тоже самое, воскликнул и маркиз де Шубуршен, не услышав в ответ достойного ответа, а одно лишь бульканье кружек. Что заставляет маркиза выхватить шпагу и направить свой ход к ближайшему столику – с теми тремя пропойцами (маркиз в таком важном деле, решил быть последовательным). Ну а те, как оказывается, были ещё те, непримиримые с действительностью типы, что уже дальше своего носа не видели и дальше себя не слышали, что сразу же понял подошедший к ним маркиз. Но разве в таком принципиальном деле, для маркиза могут быть отговорки (и тем более авторитеты), тем более их и не последовало, и даже падение под его осуждающим взглядом ему в ноги, одного из явно раскаявшегося в своём поступке типа и то, не смягчило нрав маркиза.

И маркиз, подойдя к этому столу, недолго думая, но всё же, думая за этих сидящих за столом типов, которые совсем не думают о последствиях, которые несёт их воздержанность в плане величания короля, хватает со стола кувшин с вином и под ошалевшие взгляды этих пропойц, в несколько глотков осушает кувшин. После чего маркиз удовлетворённо смотрит на эти, благодаря ему, протрезвевшие рожи пропойц, и дабы закрепить за ними понимание, что нужно себя благопристойно вести в обществе титулованных особ, разбивает кувшин об голову наиболее головастого из них.

Ну а когда правда за тобой и даже в виде кувшина, сила в твоих руках, то она всегда достигает своей цели, отправляя невежду следом за своим товарищем под стол. После чего маркиз переводит свой принципиальный верноподданнический взгляд на третьего, уже не сомневающегося в неизбежности возмездия пропойцу, и уже готов наставить его на путь истинный, как вдруг со спины маркиза, громко звучит возражение:

– Сударь. А не кажется ли вам, что вы слишком шумны и мешаете другим думать? А это заставляет задуматься уже о вашем, непозволительном для дворянина поведении.

Что вызывает ярость на лице у маркиза, вынужденного отложить расправу над однозначно заговорщиком, с которой он поворачивается в сторону того самого столика, где сидящие за ним обладатели мушкетёрских усиков, бородок и шпаг в придачу, сразу же не понравились ему. Для чего, собственно, он и применил этот свой стратегический подход к этому столику, где на его примере, хотел продемонстрировать этим, судя по их форменной одежде – мушкетерам, которые никогда в одиночку не ходят, а строго по трое (почему в таком количественном составе, трудно сказать. И если не считать удобства собутыльничинья и тактической позиции в фехтовании, то над остальным стоит подумать), на что способна крепость его рук. Ну а раз они намёкливых поступков не понимают, объяснением чему, может служить, как их большая привязанность к своему тупоумию, которому способствует количество ими выпитого или же их близость к шпагам на службе короля, то маркиз всегда готов преподать им урок по фехтованию.

Правда, трое против одного, не совсем честно, и маркиз, чья школа выживания в различных уличных переделках учит, что не знание арифметики с её неравенствами, часто больно колется и поэтому, он решает внести раскол в это представляющее для него опасность, единство мнений и шпаг. И маркиз насколько позволяет скоротечность времени, быстро пробегается по этим противостоящим ему лицам, для того чтобы на основании внешних данных, составить о них свой психологический ответ.

– Значит так, тот, кто выдвинулся вперёд, скорей всего заводила. – Начал делать поспешные выводы маркиз де Шубуршен, вглядываясь во внешние представления, выдвинувшегося к нему со шпагой наперевес, наиболее рослого из троих мушкетёров. – Ну, а судя по тому, что у него нет перчаток, то он самый опасный и бедный из них мушкетёр. – Приметив эту особенность одежды первого мушкетёра, на котором между тем, не было одето той форменной отличающей мушкетёров одежды, маркиз де Шубуршен даже несколько засомневался в своём успехе. – Да и шрам под его левым глазом, о многом говорит. – А вот эта приметливость маркиза де Шубуршена, заставляет его развести руки и, расплывшись в улыбке, признать в этом опасном, как он думал мушкетёре, своего дальнего родственника – капитана королевских гвардейцев Николя де Витри, маркиза де л’Опиталя.

А ведь именно капитану де Витри, маркиз в своё безоблачное время, косвенно и оставил на память этот шрам на щеке, правда, не просто так (маркиз не столь богат, чтобы разбрасываться, даже чем попало), а в ответ на брошенную ему перчатку. И теперь-то становится понятна истинная причина отсутствия перчаток на руках капитана де Витри, в своё время поклявшегося, что он не оденет перчаток, пока не отправит на тот свет, этого подлеца и не пунктуального на отдачу долгов, маркиза де Шубуршена.