Неудачники - Владимир Иванов

— Сельва, кто это? — закричал капитан. По всей видимости, появление такого «гостя» им никак не ожидалось.

— Я — Морт! — зарычала женщина. — Боевой монах Бодрума!

— Так ее зовут, капитан, — подал голос один из солдат, сопровождавший «боевого монаха Бодрума». Он торопливо вышел вперед, встал перед капитаном, и с силой стукнул себя по груди сжатым кулаком:

— Капрал Сельва прибыл. Задание выполнено.

— Да, вижу я, вижу, — фыркнул капитан и махнул рукой. — Вольно, капрал. Сам-то понимаешь, кого к нам привел?

— Не понимаю, капитан, — несмотря на приказ, Сельва продолжал говорить рубленными фразами. — Мое дело исполнять приказы! Понимать…

— Хватит уже, — капитан с силой стукнул по плечу подчиненного. — Всё ты понимаешь. Волка она откуда взяла?

— Он напал на нее, капитан. А я ничего не успел сделать, — Сельва улыбнулся. — Одну руку она засунула ему прямиком в пасть. И пока волк старался эту руку отгрызть, она била его по голове второй рукой. Потом волк отпустил ее и даже попытался уползти. Но она не дала. Схватила его за хвост, раскрутила над головой и раз пять саданула об дерево. Такого, сам понимаешь, волк уже не пережил.

— Опасная женщина, — вздохнул капитан, наблюдая за тем, как его подчиненные суетятся вокруг нее. Они долго пытались найти подходящее по размеру рванье, способное укрыть огромные телеса, и в итоге не придумали ничего лучше, чем соорудить из чьего-то плаща некое подобие юбки.

— Я — Морт — боевой монах Бодрума! — зарычала женщина и подняла над головой окровавленную руку. — Я!..

— Тише-тише, — Сельва оставил капитана и подскочил к ней. — Все уже знают, что ты — Морт — боевой монах Бодрума. А пока успокойся и садись. Вот сюда. Не шуми. Сейчас капитан говорить будет.

Как ни странно, женщина успокоилась. Она искоса посмотрела на Сельва, пошевелила губами, словно хотела что-то сказать, а потом прошла сквозь ряд солдат и бухнулась на землю рядом с Рэмом. Она погладила висевшую на плече тушу и, глядя на Рэма, произнесла: «Это волк!»

— Я понял, — криво улыбнулся Рэм. Говорить с Морт у него не было ни малейшего желания. Своей мощью она пугала его. А больше всего Рэма пугали ее маленькие пустые глаза. В них отсутствовало даже ничтожное подобие разума. Чувствовалось, что общение с ней подобно переправе через заледеневшую речку, едва тронутую морозом: лед под ногами обязательно сломается, главный вопрос — когда. Так и она. Непонятно, когда Морт захочет сотворить с окружающими то же, что уже сотворила с волком, но, что этот момент обязательно наступит, не вызывало ни малейшего сомнения.

Тем временем капитан подошел к фургону, деревянные стенки которого украшали непонятные символы, и почтительно произнес: «Владыко, мы нашли всех Небесных Детей».

— Так может сам с ними и разберешься? — из фургона послышался скрипучий голос. — Без меня? А я пока посплю.

— Изволите шутить, Владыко?

— Куда уж мне шутить в моем-то возрасте, — полог фургона качнулся, и на свет показался седой длиннобородый старец. Если сухонькую старушку из группы Рэма можно было назвать старой, то к старику, с трудом вылезшему из фургона, больше подходило определение «древний». Капитан с особой почтительностью помог старцу спуститься на землю и аккуратно с нарочитой неторопливостью повел его к «дорогим гостям».

— Посмотрите на них, Владыко. Лучшие из лучших, — капитан как будто забыл, что совсем недавно называл «лучших из лучших» несколько иначе.

— Вижу, капитан, вижу, — старик подслеповато моргал выцветшими глазами и изо всех сил цеплялся за подставленную руку. Каждое движение в его исполнении выглядело последним. Наконец старец остановился около первой группы и отцепился от капитана.

— Какие чудесные Дети Небес! — сказал он и сделал аккуратный шажок вперед. Казалось, что за шагом последует непременное падение, но каким-то чудом старец умудрился остаться на ногах и, слегка согнувшись, протянул руку, сжимающую небольшой предмет первому «дорогому гостю»:

— Держи, паренек, — где-то по дороге голос старца растерял скрипучесть. В нем появилась звучность и глубина.

— Держи, девонька.

— Держи, красавица.

— Держи, вьюноша.

— Держи, воин.

— Держи, молодка.

— Держи, орел.

— Держи…

Старик подходил ко всем. Не забыл он и про седовласую старушку, и про Рэма. И каждому доставался небольшой полупрозрачный шарик с белой завораживающей искоркой внутри. Вроде старец двигался медленно и осторожно, а обошел он всех очень быстро. Только шарик переходил из одних рук в другие, как старик протягивал шарик следующему. Лишь перед «боевым монахом Бодрума» старец задержался. Он долго, с особо пристальным вниманием рассматривал эту странную женщину. Сложно было понять, что за эмоции сменяли друг друга на морщинистом лице. Вдруг старик улыбнулся и протянул ей руку с шариком: «Держи, умница».

От слов старика в пустых глазах Морт появилось осмысленное выражение. Она робко коснулась шарика окровавленной рукой, а потом резко схватила его и прижала к груди. Рэм аж разинул рот от увиденного. Нет, его удивила не реакция бойца, способного одолеть волка. Рука Морт. Ее искусанная рука. Она прекратила быть искусанной. Запекшаяся кровь покрывала руку, но ран… ран не было. Они исчезли.

Рэм осторожно коснулся своей груди там, где под рубищем должны были болеть царапины, оставленные волком, и ничего не почувствовал. Чудо. Ему даже не требовалось снимать одежду, чтобы понять: ран нет. Старик что-то сделал и с ним, и с Морт, и с другими. Хотелось бы понять, как он смог сотворить такое.

Старик, передав последний шарик Морт, застыл на месте на несколько мгновений, а затем ноги его подкосились. Он бы упал, если бы его не подхватила твердая капитанская рука. Капитан всё время следовал за старцем и в момент слабости сумел поддержать его.

— Ох, и устал же я, — старец облокотился на капитана и маленькими шажочками двинулся в сторону своего фургона.

— Вы выбрали кого-нибудь из них, Владыко? — услышал Рэм тихий вопрос капитана.

— Не будет такого, капитан, чтоб служитель Агнии вперед князя полез, — трескучий голос старика прозвучал особенно громко, да так, что не услышал бы его только глухой. — Всему свое время, капитан, всему свое время.

— Как скажете, Владыко, — невозмутимо