Подвиг адмирала Невельского - Изидор Винокуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты все ищешь нп карте? — шутливо спросил как-то Невельского один из его друзей.
— Ищу «белые пятна», — серьезно ответил тот и, тяжело вздохнув, добавил: — Только мы поздно родились! Нет уже на карте «пятен». И, пожалуй, когда мы станем моряками, нам нечего будет открывать.
... Быть моряком нелегко. Морское дело требует глубоких знании и особенно тщательной подготовки. Невежда не может быть хорошим моряком. Это отлично понимал Иван Федорович Крузенштерн — «первый российский кругосветный плаватель», назначенный в 1827 голу директором Морского кадетского корпуса.
Новый директор хорошо знал порядки, царившие до него в корпусе. В свое время он на себе испытал унизительную н грубую систему воспитания в этом учебном заведении. Порка розгами, дранье за уши и волосы были ее основой. Жили кадеты впроголодь. Корпусные интенданты беззастенчиво расхищали денежные суммы, отпущенные на воспитание будущих моряков. В классах и спальнях всегда стояла стужа — разбитые окна заты-капись подушками. Чтобы отопить печи в помещении корпуса, воспитанники его часто отправлялись через забор в ближайшие портовые склады «на охоту» за дровами. Таков был быт.
Не лучше обстояло дело и с учебой. За редким исключением, в корпус назначались в качестве преподавателей и воспитателей не очень грамотные люди и, как правило, весьма равнодушные к своему делу. В большинстве случаев морским навыкам и корабельной службе кадетов обучали проштрафившиеся на фтоте офицеры. Обиду за постигшие их неудачи они, конечно, вымещали на юных, беззащитных воспитанниках.
Не мудрено, что при таких порядках и такой системе обучения бывали случаи, когда кадеты по пять и даже десять лет проводили в одном и том же классе. Поступив в корпус детьми, они покидали его чуть ли не отцами семейств.
Исключительные успехи русских моряков, получившие мировое признание, отнюдь не были результатом воспитания в корпусе. Лишь выйдя из него и попав на корабли, .морские офицеры проходили настоящую школу, овладевали знаниями и опытом. На кораблях, в трудных плаваниях формировались характер и воля буду-
ших мореплавателем, воспитывались упорство в преодолении препятствии, настойчивость в достижении цели, мужество и готовность к подвигу.
Хорошо знакомым со всеми недостатками корпусных порядков, Крузенштерн смело и решительно принялся за борьбу с ними. Первым делом он строго запретил грубое обращение с воспитанниками корпуса. Стараниями Крузенштерна в корпусе была наведена и стала обязательной такая же чистота, какая обычно поддерживается на кораблях.
Но самое главное, чего добился Иван Федорович, — это коренного улучшения самого преподавания. Он пригласил в корпус лучших педагогов того времени, устроил обширный музей, создал большую библиотеку, физический кабинет, обсерваторию. Каждое лето все кадеты отправлялись в учебные плавания и на практике изучали мореходное искусство. И, наконец, Крузенштерн учредил при корпусе офицерские классы, куда для усовершенствования морских знании определялись десять лучших воспитанников, окончивших корпус. В офицерских классах также преподавали самые знаменитые русские ученые.
Все новшества, вводимые Крузенштерном, сильно беспокоили царя Николая I. Ему, до смерти напуганному заговором декабристов, во всем мерещился дух вольнодумства. Больше всего он боялся того, чтобы революционные веяния не коснулись закрытых учебных заведении. Разыгрывая из себя любящего отца кадетов, он неожиданно приезжал в корпус, ходил по классам и жадно прислушивался к тому, что рассказывали преподаватели своим ученикам. И горе постигало того педагога, с уст которого срывалось какое-нибудь неосторожное слово, — такого учителя кадеты больше не видели. Особенно любил Николай I присутствовать на строевых занятиях. Усевшись на подоконнике в большом актовом зале, где стоял бюст Петра, царь пристально следил за марширующими кадетами.
— Как ногу держишь?! — вдруг раздавался его сердитый окрик.
И, срываясь с подоконника, царь выходил на середину зала, показывал, как должно маршировать. Кадеты, внутренне съежившись от страха, смотрели в холодные, жестокие глаза царя и верили бродившему по корпусу
слуху, будто царь приказал четвертовать морского офицера Николая Бестужева, поднять его голову на копье и возить по городу.
«Человек с такими глазами — страшный человек», — думали кадеты и облегченно вздыхали, когда царь наконец покидал корпус.
Больше всего на уроках «шагистики» доставалось Геннадию Невельскому. Из всех кадетов своей роты он был самым юным и самым низкорослым. Во время построений па правом фланге обычно стоял высокий, статный Павел Казакевич или такой великовозрастный детина, как Константин Дросард; левый же фланг всегда замыкал Геннадий Невельской. Иногда кадеты по очереди командовали строем (это называлось прохождением унтер-офицерской службы), за что у всех в ведомости успеваемости значилась высшая отметка — 12 баллов. Против фамилии Невельского такой оценки никогда нс было. Ему не давали командовать строем: на первых же занятиях выяснилось, что он слегка заикается. И, хотя кадеты любили Геннадия, они все же подтрунивали над этой особенностью его речи.
— Не огорчайтесь! — говаривал в таких случаях Геннадию мичман Баласогло, Александр Пантелеевич, прикомандированный к корпусу для обучения кадетов фронтовой службе. — Чтобы принести истинную пользу отечеству и русскому флоту, унтер-офицерских знаний совсем недостаточно. Учитесь энергично, самоотверженно — и вы достигнете своей цели.
Действительно, во всей роте не было другого кадета, который учился бы так энергично и самоотверженно, как Геннадий Невельской.
Часто в воскресные дни, когда кадеты разъезжались к родным и знакомым и классы, спальни, бесконечные корпусные коридоры погружались в необычную тишину, Геннадий шел .в столовую, где в глубине, у стенки, стояла большая модель фрегата. Он останавливался у корабля, пристально всматривался в его оснастку и шепотом повторял: «Фок-мачта, грот-мачта, бизань-мачта, кливер, бом-кливер, марсель, брамсель...» И все эти слова звучали для него, как самая сладостная музыка. Затем Геннадий поднимался на хоры, где в бесчисленном множестве валялись обрывки канатов, и начинал вязать узлы, счаливать тросы, плести маты. Потрудив-
шись на хорах, Геннадий отправлялся в компасный зал, небольшую комнату с четырьмя кафельными печами по углам, в которой паркетный пол был выложен в виде огромной компасной картушки. Геннадий становился в центре «компаса» и давал волю своему воображению.
Вот он стоит на корабельном мостике. Корабль идет фордевиндом. Но нужно менять курс. Геннадий четко командует. Матросы лихо кидаются к парусам. Корабль отклоняется в сторону. И мальчик, чуть приподнявшись на носки, медленно поворачивается. Но вот раздается команда: «Так держать!», Геннадий твердо опускается на каблуки — это значит, что корабль взял нужный курс.