Проект "Вервольф" - Александр Пономарёв

— Где все? — спросил я, озираясь по сторонам.

— Дык, спать ушли, почитай, как час назад. Тебя звали, да ты не откликался.

Я сжал виски, тряхнул головой. С чего меня торкнуло? Вроде грибов не ел, настой из мухоморов не пил. Неужели похмелье так надолго затянулось или это последствия удара в ухо? Да ну! Не может быть! Вряд ли это как-то связано со вчерашней пирушкой. Просто устал за день, закимарил, вот и всё.

— Так я, эта, не понял, ты здеся будешь или как?

— Здесь я побуду, здесь. Спать нисколько не хотелось, я подумал: отчего не посидеть в тишине у огня? Свежего чайку похлебать, нанизать хлеб на палочку, пожарить на костре.

— А-а, ну ладно. Дык, я тогда в палатку пойду, завтра вставать рано, — сказал Петрович и широко зевнул. — За костром проследи. Если дров подкинешь, потом залить не забудь. Негоже огонь на ночь оставлять, а ну как ветер поднимется, устроим пожар в лесу, а это нехорошо, ой как нехорошо.

Продолжая давать наставления, Петрович забрался в палатку. Оттуда ещё недолго доносилось невнятное бормотание, а потом раздался тихий храп.

Как мне утром рассказал Димон: Макара Петровича Синцова дал нам в помощники Бык в качестве проводника и кашевара. Ну и чтоб приглядывал за нами, наверное.

На обеде Петрович поведал, что он тут делает. Оказывается, он не первый год ходит в этих местах с экспедициями «чёрных копателей». Где-то здесь в годы страшной войны сгинул его отец — Синцов Пётр Евграфович, старшина 484 стрелкового полка 321 стрелковой дивизии. На тот момент ему было всего 27 лет от роду.

Петрович искал могилу отца с семидесятых годов прошлого века. Когда работал — все отпуска тратил на поиски, даже с женой развёлся из-за этого: не простила она ему нереализованных поездок на Чёрное море, вышла замуж за другого, с кем и каталась по совковым курортам. Синцов-младший не особо и горевал, продолжал поиски раз в год, а как вышел на пенсию, так почти прописался в лесах, только зимой давал себе перерыв, да и то время зря не тратил — готовился к новому сезону.

Поражённые стойкостью Макара Синцова мы пообещали деду — так за глаза мы прозвали Петровича — что, если наткнёмся на останки его бати, обязательно дадим знать.

Я зябко поёжился. С наступлением ночи заметно похолодало, и комары ещё больше активизировались, но, как известно, выход там, где вход. Дровишки из аккуратно уложенной стопки возле походного очага быстро решат эту проблему.

Как я и предполагал, чай в котелке порядком остыл. Ничего, подождём, ночь-то вся наша. Главное, завтра на раскопках не уснуть, а то Кабан с Жеребцом меня с потрохами сожрут. Так-то это я во всём виноват: не полез бы вчера в драку, мы бы сейчас у себя дома в кроватях спали.

Затухший было огонь живо накинулся на подброшенную пищу. Сухие дрова быстро разгорелись, снова стало тепло и уютно. Вскоре в подвешенном на треногу котелке запел нагревшийся чай, ещё немного — и он закипит.

Чтобы скоротать время, я подошёл к сваленной недалеко от костра куче трофеев, выбрал найденную мной пуговицу, подсел ближе к огню. Щёлкнув перочинным ножом, поскрёб налипший за десятилетия слой грязи.

Работа быстро продвигалась, я очистил находку от наростов и обомлел: в центре пуговицы скалился череп над скрещенными костями. Такие застёжки на мундирах носили эсэсовцы дивизии «Тотенкопф», но я прекрасно знал: дивизия СС «Мёртвая голова» никогда не воевала под Сталинградом. Интересно, кто этот чувак, чьи кости я раскопал сегодня?

И тут будто кто под локоть меня толкнул. Перед глазами так и встала найденная в лесу коробка. Само собой, я открыл её ещё на делянке, но ничего не нашёл, кроме стандартного набора солдата вермахта: трёх катушек истлевших ниток, десятка старых пуговиц и пучка ржавых иголок. Барахло, одним словом. Но что-то в этой коробочке мне показалось странным. Тогда мне разбираться было некогда, как говорится: война войной, а обед по расписанию. Зато теперь время есть.

Жестянка опять оказалась у меня в руках. Я подсел ближе к огню и внимательно осмотрел её со всех сторон. С одного боку заметил едва видимую линию тоньше человеческого волоса, подковырнул ножом…

Я так и знал! Коробка с сюрпризом оказалась. То-то я подумал: вещь вроде не маленькая, а места для швейных принадлежностей не так и много.

Поковырявшись ножом в образовавшейся щели, я наконец-то скинул крышку и увидел на дне потайного отделения записную книжку. Символика Аненербе на обложке из тиснёной кожи притягивала взгляд. Не уверен: на самом деле я услышал чей-то шёпот или мне показалось, но волосы у меня на голове зашевелились, а по спине пробежал холодок.

Я помедлил несколько секунд, сделал пару глубоких вдохов и вытряхнул книжку на ладонь. У меня дыхание перехватило, когда на задней корке я обнаружил будто бы нацарапанный иглой рисунок браслета. Весь в дырках разного размера и формы он походил на свёрнутую в полоску морскую пену. Прямо по центру из кружевных завитков проступал оскалившийся череп с «зонненрадом» на лбу. Со всех сторон к «солнечной свастике» на гребнях волн стремились маленькие мёртвые головы. Всего на браслете я насчитал тринадцать черепов. Странно. А почему не двенадцать или четырнадцать?

В глубине живота появилось знакомое щекотание: у меня всегда так бывает, когда я близок к разгадке, но ещё не нашёл ответа.

«Так, Саня, соберись. Ты знаешь ответ, знаешь, просто немного забыл. Давай, напрягись!»

Я растёр уши, сделал несколько вдохов по методике йоги. Всегда помогало и сейчас поможет.

Тринадцать… тринадцать… чёртова дюжина… это не просто так, в этом есть смысл. Тринадцать… Что у немцев было в таком количестве? Вспоминай, ну!

Может, тринадцать черепов по количеству дивизий СС? Нет, тех вроде бы больше было. А чего тогда? Тринадцать армий вермахта? Чушь! Тринадцать главных военачальников? Да ну, бред какой-то. Тринадцать рун? Точно! Тринадцать рун!

Значит, и браслетов тринадцать! И у каждого на лобном месте свой знак! Хорошо, но если так, то эти штуки принадлежали не простым наци, а шишкам рейха.

Я даже подпрыгнул на месте: надо вернуться на делянку и продолжить поиски. Может, там ещё что путное есть?

Я встал и сразу сел, ругая себя последними словами. Ну дятел, одним словом. Куда я собрался на ночь глядя, а? В лесу темень хоть глаз выколи, пальцы вытянутой руки не видно, а я раскопками заняться решил. Археолог хренов!

Ладно, как там нас сказки учат: утро вечера мудренее? Вот и я пойду спать… Да какое там. Разве сейчас уснёшь? Лучше ещё дровишек подкину да книжку полистаю.

Несколько поленьев упали в костёр, подняв в чёрное небо целый рой искр, огонь затрещал, жадно накинувшись на смолистую древесину. Светлое пятно стало шире, выхватив из темноты холмы палаток, жёлтый бок «жигулей» и первые ряды сосен, зато за ними ночь сгустилась ещё сильнее. Комары роились где-то посередине между светом и тьмой, вспомнился «Дозор» Лукьяненко с его «всем выйти из сумрака». Я усмехнулся, хлебнул из кружки остывшего чая.

Ну что — почитаем? Плотные пожелтевшие страницы за долгие годы слиплись, и мне стоило больших усилий отделить их друг от друга. Я старался не повредить бумагу, но всё-таки порвал несколько страниц. Жаль, конечно, да что поделаешь. Лишь бы записи смог разобрать, а то, получается, зря старинный документ испортил.

Я в школе немецкий изучал, да и в универе два года на него потратил. Хорошо понимаю беглую речь, читать и писать могу. Даст бог, узнаю на чью могилу нарвался.

За время, что я возился со слипшимися страницами, меня не покидала мысль: кому принадлежали остальные двенадцать браслетов, и кого мне повезло сегодня найти? А ещё мне было до чёртиков интересно, кто носил побрякушку со свастикой? Неужели Гитлер?! Ага! Тогда безделицу с «вольфсангелем» таскал сам Гиммлер, как оберег от действия тёмных сил. Зря он что ли Аненербе создавал? Следуя той же логике, армилла с руной «хагаль» была на руке у Геббельса. А что? Всё логично. Это руна непобедимой веры, а старина Йозеф как раз и занимался насаждением нацистской идеологии в немецкие умы.

А вот и две последние страницы. Я аккуратно подцепил верхнюю ногтем, повёл снизу-вверх, слипшиеся за годы странички с хрустом отделялись друг от друга. Полдела позади, осталось разделить их полностью — и готово. Я взялся за края, осторожно потянул в стороны. Взмокшие ладони подрагивали, лоб вспотел, глаза щипало от попавшего в них пота, да ещё и дым помогал выбить слёзы. Комар на запястье покраснел и раздулся, а я всё раскрывал потрескивающие страницы. Наконец они разделились, я хлопком превратил гада в кровавое пятно, щелчком сбил с кожи чёрную закорючку и взялся за чтение.

Пока отделял друг от друга листы бумаги, увидел много странных рисунков: каких-то уродливых монстров, горбатых людей с чудовищными наростами на теле, ужасающего вида лица с нарывами и гнойными язвами. Были там и оборотни, ну или какие-то существа, похожие на волка, но стоящие на двух ногах и с человеческим лицом, вот только челюсти у них сильно выпирали вперёд и отдалённо напоминали звериную морду. Так что моё любопытство разыгралось до предела и срочно требовало удовлетворения.