Четыре тануиста и собака - книга 2 - Януш Пшимановский

— Велика беда, что указательный не двигается, зато средний сгибается. — Он показал ладонь и подвигал пальцами. — Но врач уперся, и я утек без документов. Мой дядя шкуру бы с меня спустил, коли узнал бы, что я переправу через Одру в госпитале пролежал.

Кос посмотрел на часы, встал с нар и начал барабанить кулаками в дверь.

— Чего тебе? — спросил часовой.

— К командиру. Немедленно доложите.

— Сейчас, — услышал он ленивый голос за дверью.

— Я с вами, — встал солдат, убежавший из госпиталя. — Товарищ сержант подтвердит...

— Кто к командиру? — В приоткрывшихся дверях показалась голова сержанта. — Не все. Один только.

Он проводил Коса между деревьями к раскладному столику, за которым сидел молодой симпатичный хорунжий в чистеньком мундире с ремнем, пахнущим еще свежевыделанной кожей.

— Ну, что случилось? — спросил он, желая казаться добродушным, и отложил в сторону раскрашенный боевой листок, который на фронте называли «молнией».

— Гражданин хорунжий, в пятистах метрах отсюда стоит на позиции мой танк. Можете меня наказать, но не так, чтобы экипаж остался без командира. Во время переправы каждый ствол на учете.

— А откуда вы знаете, что будет переправа?

Из кустов выглянула собачья морда. Кос посмотрел в ту сторону и не расслышал вопроса.

— Что? — переспросил он.

— Откуда вы знаете о переправе?

— Все знают, — пожал плечами Кос, стараясь жестом отогнать собаку.

— Вы что, не умеете стоять по стойке «смирно»?

— Пойдешь ты, наконец, домой?! Умею, гражданин хорунжий.

Офицер огляделся, увидел Шарика, нырнувшего в кусты, и распетушился — задержанный пытался над ним подшучивать!

— Ваша фамилия?

— Сержант Ян Кос.

Лицо хорунжего моментально изменилось.

— Врет, нагло врет, — сказал он стоящему рядом сержанту. — Минуту назад я как раз получил «молнию». — Он взял в руки листок и прочитал текст под рисунком, изображающим нечто похожее на танк. Танк извергал огонь. — «Экипаж танка 102 под командованием сержанта Яна Коса метким огнем уничтожил гитлеровский склад боеприпасов на передней линии фронта...» Так откуда у вас документы на имя Яна Коса? — Хорунжий встал и приказал сержанту: — Возьмите еще двух человек, машину и доставьте его немедленно в штаб армии, к командиру нашего батальона. Доложите: шпионил, при нем собака. Знаете, что делать в случае попытки к бегству?

Обвинение было столь необоснованным и грубым, что Кос почувствовал себя как боксер, получивший сильный удар в челюсть. Он даже не обратил внимания на наставленные ему в грудь и в спину дула автоматов, пропустил мимо ушей насмешки сержанта.

Всю дорогу он размышлял, почему хорунжий, парень всего на год или на два старше его, недели две назад окончивший офицерское училище, не захотел проверить его слова. Почему предпочел обвинение доверию, причем самому элементарному: послал бы кого-нибудь к ближайшему танку с проверкой. Ну ладно, черт с ней, с явной несправедливостью, но во время переправы каждый танк...

Газик с фургоном из реек и фанеры целый час петлял по проселочным дорогам, задевая верхом за нижние ветви, и наконец остановился перед кирпичным строением, наверное охотничьим домиком.

Коса провели в помещение. Он долго ждал в разных коридорах, потрясенный случившимся, тяжело вздыхал и никак не мог собраться с мыслями. Из этого состояния его вывела команда:

— Войдите!

Высокий поручник открыл двери и пропустил его вперед себя в большую светлую комнату, в которой за массивным столом сидел седоволосый майор.

Поручник встал по стойке «смирно» и доложил:

— Комендантский патруль недалеко от переднего края задержал человека, имеющего документы на имя... — он заглянул в солдатскую книжку, которую держал в руках, — сержанта Коса.

На стенах были видны светлые прямоугольники — следы висевших раньше портретов, кое-где виднелись отметины от пуль. Услышав свою фамилию, Янек перестал рассматривать стены, он остро ощутил, что именно здесь все должно разрешиться.

Майор взял книжку, долго рассматривал фотографию, морщил брови, словно что-то припоминая, а затем неожиданно предложил:

— Садитесь.

Поручник пододвинул стул.

— Я не сяду, гражданин майор. Я должен немедленно возвращаться к танку. Уже вечер, а ведь утром...

— Что утром?

— Каждый знает, у кого есть глаза и уши.

— А вы умеете наблюдать. Хорошо. Значит, вы сержант Кос...

— У вас в руках моя солдатская книжка, гражданин майор.

— Документы не всегда говорят правду. Вы, может быть, помните, в каком бою последний раз принимал участие ваш взвод?

— Не взвод. Танк. Уничтожение морского десанта.

— Ага, знаете об этом. А кто мог бы подтвердить, что вы — это именно вы, а не кто-то другой?

— Экипаж. Плютоновый Елень, сержант Саакашвили.

— А в штабе армии?

— Да, конечно!.. Генерал... Достаточно позвонить...

— Выйдите и подождите в коридоре, — приказал офицер разведки, а когда двери за Янеком закрылись, жестом остановил поручника, протянувшего руку к телефону. — Не нужно. Это тот самый парень, на которого мы писали наградной лист после боя с «Херменегильдой». Отошлем его прямо к генералу, и пусть тот делает с ним, что хочет... Нет у вас чего-либо более интересного, чем сержант без пропуска?

— Радиограмма с той стороны фронта. — Поручник подал лист бумаги с расшифрованным текстом.

— Чего же вы тянули? — буркнул с неудовольствием майор и, медленно прочитав радиограмму, спросил: — Далеко этот Кандлиц за Одрой?

— Сорок километров. Небольшой испытательный полигон среди леса, северо-восточнее Берлина.

— «Йот-23» прав. Дело с этими противотанковыми снарядами чертовски важное, но пусть он будет особенно осторожен. Именно теперь, когда считанные дни отделяют нас от конца войны...

ПЕРЕПРАВА

Ожидание в неуверенности — самая глупая штука на этом свете. В сложной обстановке, когда понимаешь, в чем дело, и знаешь, где враг, а где друг, — можно действовать, бороться... Но если не знаешь, то и не поймешь, что происходит.

— Прилип Янек к девушке и оторваться не может, — ворчал Елень, но никто из экипажа в это не верил. Да и сам говоривший тоже.

Чтобы быстрее шло время, они работали еще более старательно, чем при командире. Черешняк под присмотром Еленя чистил ствол пушки. Саакашвили аккуратно укладывал ключи в металлический ящик для инструментов, укрепленный на танке. Однако все думали об одном. Наконец Григорий заговорил:

— Густлик...

— Чего?

— Надо было сказать тому поручнику, что Кос не стрелял.

— A-а, черт! Я же сказал, что никто не стрелял.

— Что нам могут сделать?

— Я думаю, головы не оторвут.

— Глупо, — вмешался Томаш, не переставая двигать банником.

— Что глупо? — насторожился Елень.

— Глупо умирать в конце войны.

— А в начале умнее? — спросил Густлик.

— Тоже нет...

Минуту стояла тишина. Каждый был занят своими мыслями. Черешняк снова спросил:

— Зачем нам за реку идти? Наше ведь только досюда.

— А ты хотел бы, чтобы за тебя другие фашистов добивали? — рассердился Саакашвили.

— Если кабан в огород забрался, ты его только до межи отгонишь? — поддержал Густлик.

— До войны их трещотками пугали, — оживился Томат, вспомнив Студзянки. — А теперь почти у каждого обрез. Выстрелит из засады — и двойная польза: картошка цела и мясо на колбасу есть...

— Могли покрышку проколоть, — прервал его Саакашвили.

— Пешком бы уже сто раз пришел. Гляди-ка, вечереет.

— Ну и что, черт возьми?

Из-за деревьев выскочил Шарик, подбежал к танкистам, заскулил.

— Что такое? — нахмурился Густлик. Он опустился на колени, заглянул под ошейник и, ничего не найдя гам, начал гладить продолжавшего скулить Шарика. — Жаль, что мы его говорить не научили... Что-то случилось, ребята, с нашим командиром.

— А может, ему там весело, и он собаку отослал, — запротестовал Григорий. — Шарик бы в беде его не оставил.

После этого разговора все долго молчали, а когда заходило солнце, без единого слова поужинали, и Густлик приказал отдыхать. Опустилась ночь, между деревьями сгустилась темнота. Только на лесную полянку около танка ложился свет далеких звезд. Трое друзей сидели на броне за башней, прижавшись друг к другу, как птенцы в гнезде. Скучный Шарик лежал рядом, согревая им ноги.

— Танкисты! — услышали они тихий голос Шавелло.

— Чего? — неприветливо отозвался Густлик, а Шарик угрожающе заворчал.

— В гости вас приглашаем, познакомиться. Завтра нам вместе воевать придется.

Сержант вынырнул из темноты. Его доброе круглое лицо белело, словно полная луна. За ним маячила еще чья-то молчаливая фигура.

— Познакомимся, когда командир вернется.

— Чего это вы, как совы, нахохлились? Вам радоваться надо, что в склад попали.