Слезы пасмурного неба - Евгений Магадеев

Я согласился без раздумий, хотя родители не видели меня уже почти неделю.

Глава 2

О монастыре Третьего испытания обыкновенно говорили не иначе, как о жемчужине префектуры, однако туристов он почти не привлекал. По слухам, еще около века назад паломничество сюда было в моде и даже всячески приветствовалось. Ежедневно на берега монастырского озера, укрывшегося в чаще бескрайнего хвойного леса, наведывались десятки и сотни верующих, – а уж по праздникам тут и вовсе нельзя было сделать шагу, не наступив на чью-нибудь походную утварь. Тем не менее на территорию самого монастыря, располагавшегося точно в геометрическом центре озера, непричастных не допускали уже тогда; в дальнейшем порядки ужесточились, и монахи прекратили всякие контакты с мирянами – что, разумеется, повлекло за собою резкое падение интереса к месту священнодействий.

На моей памяти здание монастыря ни разу не перестраивали, ведь оно и так сочетало в себе наилучшие качества: неприступность, умопомрачительную красоту, величие. Помню, еще лягушонком – во снах едва ли не пятилетнего человеческого ребенка – я любил забираться на вершины башенок, венчавших углы строгого квадрата нашей обители, откуда часами вглядывался в покачивающиеся вдали верхушки елей. Наверное, их покой нарушали скачущие по ветвям животные, ибо зеркальная гладь озера, отделявшего меня от леса, всегда была удивительно безмятежна. Потом я спускался в коробку открытого внутреннего двора, где вечно что-то затевалось: дабы порадовать Матушку, монахи посвящали саморазвитию каждую секунду своего времени. Конечно, феерического успеха добивался не каждый, но всех объединяло неудержимое стремление к совершенству. Тут рождались выдающиеся живописцы, шедевры которых выставляли крупнейшие галереи мира; из этих же стен выходили искусные воины, способные в одиночку переломить ход любого сражения. Кроме того, монахи не позволяли себе забывать и о прямых обязанностях – высоком долге богослужения.

Передвигаясь по узкому каменному мосту, представлявшему собой единственное сообщение между монастырем и внешним миром, я в очередной раз изумился его протяженности: переход занимал никак не меньше трех минут, а если не торопиться, то и все восемь. И пускай наяву мне приходилось видать мосты и подлиннее, но они почему-то не поражали воображение до такой степени – быть может, из-за пропорционально нешуточной ширины. Добравшись до конца, я оказался у единственной металлической двери, облагороженной чеканным орнаментом, по привычке навалился на нее всем весом – более простого способа так никто и не нашел – и наконец-то протиснулся в переднюю комнату родного дома.

Картина, открывшаяся моему взору, была вполне себе привычной, но что-то все же настораживало. Далеко не сразу я нащупал источник сомнений – абсолютную, звенящую тишину. Не то чтобы стены монастыря обыкновенно ходили ходуном от несносного гвалта – вовсе нет; и тем не менее раньше отовсюду доносились какие-то едва уловимые шуршания, скрипы и прочие малозаметные звуки, вместе указывавшие на обитаемость этого здания. Сегодня же оно было мертво.

На первое тело я натолкнулся случайно. Изуродованная тушка юного монаха Георгия, отвечавшего за пополнение провианта, лежала на полу, перегораживая проход во внутренний двор, и я нечаянно наступил на голову товарища, и без того размозженную чем-то массивным. С этого момента я уже был готов ко всему, что ожидало меня внутри. Население монастыря как будто истребили; убийца не знал милости даже к молодняку, прибывшему сюда на попечение лишь пару месяцев назад. Погибель, однако, не застала монашескую братию врасплох: половина трупов, разбросанных по разным концам сооружения, держала в ныне безвольных лапах оружие, так и не вкусившее плоти врага. Оттого ситуация представлялась еще более пугающей: хорошо подготовленные монахи не выстояли в бою против нежданного соперника – хотя у меня никоим образом не возникло впечатления, что за стены проникла целая армия. Следовало бы серьезно напрячься, но я не боялся угроз этого мнимого мира и потому даже не поежился.

В отличие от большинства человеческих религий, местная вера полностью исключала надежду на продолжение жизни после смерти. Здесь тело усопшего не считали чем-то сакральным и воспринимали его как самый обыкновенный неодушевленный предмет, ничем не выдающийся по сравнению с камнем. Также отсутствовала концепция души: вместо этого каждый верующий – а лягушек-атеистов, пожалуй, никогда и не было – старался отметиться в истории какими-то громкими делами, за чем неустанно следила Матушка, почитаемая как божество. Тем самым ритуал погребения лишался всякого смысла, поскольку начисто исчезали всякие мистические потребности вроде упокоения души или ее отделения от бренной оболочки. Следуя традиции, я попросту сгреб монашеские останки в кучу возле помойной ямы – дальше мусорщики разберутся – после чего сел на одну из деревянных лавок, расставленных во дворике, и попытался собраться с мыслями.

– Печально, не правда ли?

Я вздрогнул. Маловероятно, чтобы у нарушителя моего одиночества были дружеские намерения.

– Напротив, можно только порадоваться за товарищей, так и не запятнавших себя перед Матушкой, – по возможности уверенно ответил я, осторожно поворачивая голову. Внушительную фигуру незнакомца обволакивала длинная ряса наподобие моей, однако несколько более темного материала; по краям ее красовалась незамысловатая вышивка золотистой нитью. – Учитывая, что я обшарил тут каждый уголок и нигде на Вас не напоролся, предположительно, Вы шпионите за мною с самого моста.

– Отчего же? – незнакомец усмехнулся. – Существенно дольше, Ярослав, существенно дольше. Но Вам, конечно, любопытно, отчего Вы по-прежнему живы, хотя обстановка не слишком располагающая. Видите ли, мы хотим попросить Вас о помощи. Скажем так, о поддержке.

– Что ж, тогда Вы избрали довольно сомнительный способ добиться расположения собеседника, – я указал на кучу тел, начинавшую постепенно расползаться. – Да и куда больше меня волнует, зачем Вы, собственно, убили моих товарищей?

– Позвольте объяснить, – он подошел поближе, так что мне стали заметны странные символы, начертанные на его запястье. – Ваши товарищи – да и Вы, по большому счету – не вполне честны с нашими достопочтенными гражданами. Это ересь – а таковую надо искоренять. Но, впрочем, Вас некоторым образом оправдывает не лучшее знание предмета – этакая непредумышленная ересь.

– Вы, судя по всему, представляете какую-то секту.

– О нет, уважаемый Ярослав, секту представляете именно Вы. Простой пример: не приходилось ли Вам задумываться, отчего якобы верховного бога называют именно Вторым братом?

– Общеизвестно, что у Матушки двое сыновей, и младший из них – резонно Второй.

– Забавно. И во многих ли семьях такое принято – два ребенка по номерам? Почему не величать его просто Младшим? Это же гораздо логичней.

– Зато унизительно. Да, он родился позже. Но разве возраст определяет личные качества?

– Отнюдь. И потому наши предки предпочли навесить на него цифру «два» – куда как менее унизительно! – он выдержал театральную паузу, предлагая мне поразмыслить над его доводами. – Простейшее объяснение не всегда самое верное, но, боюсь, к этому случаю банальности вполне применимы. Дайте же ответ: когда одного из братьев зовут не младшим, а вторым?

– Очевидно, когда он не является младшим, – по удовлетворенной реакции незнакомца мне стало ясно, что слова мои попали в точку. – Намекаете, что братьев было больше?

– Безусловно! И, заметьте, Вы сами пришли к этому выводу. Их также заведомо больше трех: иначе второго брата звали бы средним.

– И сколько же их по-Вашему было?

– Пятеро. И лишь пятый достоин нашего внимания.

– Младший? А еще двое?

– Посмешища – как и тот, кого Вы называете Первым – опять же не Старшим. Церковь поклоняется не тому богу, Ярослав.

– Это громкое заявление. Но мне вот интересно – а что же Вам понадобилось от меня?

– Ходят упорные слухи, – хотя я, конечно, не могу настаивать на их состоятельности, – что Вы, уважаемый, некогда возглавляли инквизицию. Не спорьте – пока просто предположим. Если это так, то Ваше слово должно иметь определенный и вполне соответствующий нашим намерениям вес. И это очень пригодилось бы, ведь мы, как несложно заметить, хороши только в войне с еретиками, – а хотелось бы иметь их на своей стороне. Понимаете?

– Не слишком ли высоко Вы метите – кем бы Вы ни были? Кроме того, странно – с чего бы я стал Вам помогать? Гораздо правильней было бы просто убить Вас, отомстив за товарищей.

– Мы тоже не лыком шиты, Ярослав, – мой собеседник поклонился, и этот жест остался для меня не вполне понятным. – Давайте обойдемся без обоюдных угроз и вообще до поры до времени разойдемся. Пожалуйста, подумайте над услышанным – я скоро Вас найду.