Кружной путь, или Блуждания паломника - Клайв Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я умру, лишь бы ее услышать, - сказал Джон.
- Хорошо, - сказал певец. - Тебе виднее. Он мягко улыбнулся, покачал седыми кудрями, и Джон, сам того не желая, подумал, что после пения речь его немножко глупа. Но волна дивных звуков смыла все мысли. На сей раз Джон наслаждался еще больше и подметил много нового, и решил: "Теперь я не забудусь и выжму из этой песни все". Он уселся поудобней, Лирия взяла его руку, и ему было прятно, что они увидят остров вдвоем. Наконец, остров явился, но Джон едва его заметил, ибо у самой воды стояла златокудрая дева в сверкающем венце. "Ну, вот! - обрадовался Джон. - Совершенно светлая кожа!..", и протянул руку к сияющей золотом деве. Любовь его была так чиста и прекрасна, что он пожалел себя, и даже деву, за то, что они так долго томились в разлуке. Когда он собрался ее обнять, песнь оборвалась.
- Спойте еще, спойте еще! - закричал он.
- Что ж, если хочешь, - сказал старец. - Приятно, когда тебя ценят, - и запел снова.
Теперь Джон обратил внимание на самый напев, и заметил, какие пассажи лучше, какие хуже. Обнаружил он и длинноты. Остров виднелся еле-еле, да он о нем и не думал. Лирия совсем приникла к нему, и когда, взрыдав напоследок, отец ее кончил песню, он увидел, что дочь его и гость целуются. Тогда он встал и сказал:
- Вы нашли свой остров...
И вышел на цыпочках, отирая глаза.
Глава 6
Ихавод
- Никому не понять нашей любви, - вздохнул Джон.
Тут раздались быстрые шаги и, стуча подошвами, вошел молодой человек с фонариком. У него были черные волосы, а рот походил на щель. Увидев их, он громко фыркнул. Они отскочили друг от друга.
- Опять твои штучки? - спросил он.
- Да как ты смеешь! - вскричала Лирия, топая ножкой. - Сколько тебя просить?
Молодой человек повернулся к Джону.
- Вижу, старый дурак вас обработал, - сказал он.
- Не смей так говорить о папе! - воскликнула Лирия, густо краснея и тяжело дыша. - Все кончено! - она посмотрела на Джона. - Нашу мечту растоптали... Нашу тайну опошлили... Мы должны расстаться. Уйду и умру! - и она выбежала из комнаты.
Глава 7
Его здесь нет [3]
- Ничего, не умрет, - сказал молодой человек.
- Много раз пугала. Кто она такая, в сущности? Темнорожая девка.
- Как так! - вскричал Джон. - А ваш отец?
- Они его кормят, темнорылые, а он и не знает. Зовет их музами, душой и тому подобное. Обыкновенный сводник!
- А как же остров? - спросил Джон.
- Утром потолкуем. Я с ними не живу, я живу в Гнуснополе, и завтра туда еду. Возьму-ка я вас и покажу, что такое поэзия. Без дураков. Первый сорт.
- Спасибо вам большое, - сказал Джон. И молодой человек отвел его в другую комнату, и все легли спать.
Глава 8
Большие надежды
Проснувшись, они позавтракали вместе, чтобы скорее уехать. Отец еще спал, а сестра всегда завтракала в постели. Потом, когда они вышли, сын лорда Блазна показал Джону свою машину.
- А? - сказал он. - Вот она, поэзия. Красота! Джон промолчал, ибо машина никак не наминала об острове.
- Да ты пойми! - настаивал сын лорда Блазна, носивший имя Болт. Предки творили кумиров, богов и богинь, но все это были темнокожие девки, только припудренные. Фаллический культ, и больше ничего. А уж в ней похоти нет, верно?
- Еще бы! - сказал Джон, глядя на открытый мотор. - Какие уж тут девушки! Скорее змеиное гнездо или логово ежей.
- То-то! - сказал Болт. - Сила! И заметь (он понизил голос), сколько денег на нее ухлопано.
И они сели в машину, и Болт долго нажимал на какие-то штуки, пока она не сорвалась с места и не ринулась вперед. Джон опомниться не успел, как они пронеслись через дорогу, на Север, и проехав какие-то пустоши, разделенные проволокой, оказались среди стальных домов.
----------------------------------------------------------------------
[1] Псалом 13,1
[2] Virtus (лат.) - добродетель
[3] Мт 28,6
КНИГА ТРЕТЬЯ
ДУХ ВРЕМЕНИ
Чем меньше люди знают, тем тверже верят, что их приход и их часовня - истинные вершины, к которым карабкаются в муках цивилизация и философия.
Бернард Шоу
Глава 1
Гнуснополь
И мне приснилось, что Болт привел Джона в большую комнату, вроде ванной, такие гладкие были в ней стены, и столько стекла и металла, и все пили какой-то напиток, похожий на лекарство. Видимо, люди эти были молоды, и девушки походили на мальчиков, а мужчины - кроме тех, конечно, у кого росла борода - на женщин.
- Почему они сердятся? - тихо спросил Джон.
- Они не сердятся, - ответил Болт. - Они спорят об искусстве.
И он поставил Джона посреди комнаты, и сказал:
- Глядите! Вот этого типа обработал мой папаша. Надо вправить ему мозги. Начнем с чего-нибудь такого... ну, этакого...
Присутствующие посовещались и решили, что первой споет Викториана. Когда она встала, Джон подумал было, что это школьница, но, приглядевшись, понял, что ей под пятьдесят. Она надела маску с красным носом и одним прикрытым глазом, словно подмигивающим раз и навсегда.
- Великолепно! - закричала половина гостей. - Чистая Пуритания!
Но другая половина, в которую входили все бородатые, поджала губы и подняла носы. Викториана запела, подыгрывая на игрушечной арфе, издававшей чрезвычайно странные звуки, и перед Джоном мелькнул было остров, быстро сменившийся людьми, похожими на его отца, и на лорда Блазна, и на управителя, только все они кривлялись и были в клоунских костюмах. Потом появился цветок в вазоне, и песня оборвалась.
- Превосходно! - сказали гости, носившие имя Снобов.
- Ну, как? - спросил Джона молодой Болт.
- Понимаете... - начал Джон, не зная, что ответить, но Викториана сбросила маску и ударила его по щеке.
- Так ему! - сказали Снобы. - Что-что, а удаль в ней есть! Мы не всегда согласны с тобой, Викки, но в смелости тебе не откажешь.
- Преследуйте меня! - визжала тем временем певица. - Бейте меня, садист! Мещани-и-ин! - и она зарыдала.
- Простите, - начал Джон, - я, собственно...
- А пела я хорошо! - рыдала Викториана. - Всех великих людей преследуют, пока они живы... меня пре-пре-преследуют... значит, я великая!
- Что, нечем крыть? - возликовали Снобы, а Викториана выбежала из комнаты.
-- Надо сказать, - промолвил один из них, - песенка ее... тогось...
- Да уж, слушать противно, - поддержал его другой.
- Ей бы и съездить по морде, - предложил третий.
- Избаловали! - пояснил четвертый. - Перехвалили, вот в чем беда.
- То-то и оно! - откликнулся хор.
Глава 2
Южный ветер
- Может, кто другой споет? - сказал Болт. - Я! - закричали человек тридцать, и тот, кто кричал громче всех, вышел на середину комнаты. Он был из бородатых, в красной рубахе, в шортах крокодиловой кожи, и держал большой барабан. Ударив в этот барабан, он стал извиваться, глядя на всех огненным взором. На сей раз Джон острова не видел. Ему показалось, что он в зеленой тьме, среди переплетенных корней и мохнатых лиан, шевелящихся, как змеи. Тьма сгущалась, дышало жаром, корни сплелись в огромный непотребный комок, и песня оборвалась.
- Да, - сказали все Снобы, как один, - истинно мужское искусство.
Джон огляделся и увидел, что сами Снобы, холодные, как огурцы, спокойно курят и пьют свое лекарство. "Какие, однако, чистые люди", - подумал он и устыдился за себя.
- Ну, как? - спросил бородатый певец.
- Я... я не все понял... - отвечал Джон.
- Ничего, поймешь! - сказал певец и грохнул по барабану. - Крутись, не крутись, а этого ты и хотел.
- Нет, нет! - вскричал Джон. - Вы ошиблись, честное слово. Это выходит, у меня всякий раз, а хочу я другого.
- То есть как?
- Если бы я хотел этого, я бы не горевал, когда так выходит. Ну, скажем, если ты голоден, ты же не огорчишься, когда тебя накормят. И я не пойму...
- Не поймешь? Давай объясню.
- Я думал, вам не нравится лорд Блазн потому, что его песни вызывают этих... темнокожих.
-- Так оно и есть/
- Чем же лучше с темнокожих начинать? По лаборатории пронесся тихий свист, и Джон догадался, что ляпнул глупость.
- Ты что? - грозно спросил бородатый. - Значит, я пою про этих девок?
- Мне... мне померещилось... - залепетал Джон.
- Ясно, - сказал певец. - Не отличает искусства от порнографии, - и, подойдя к Джону, он плюнул ему в лицо.
- Так его, Фалли! - воскликнули Снобы. - Поделом!
- Грязная тварь, - сурово определил один из них.
- Что говорить, Пуритания! - вздохнула девица.
- Чего вы хотите? - сказал Болт. - Он доверху набит запретами. Любые его слова - только рационализация подавленных влечений. Спела бы ты, Глагли?
Глава 3
Свобода мысли
Глагли немедленно поднялась и оказалась длинной как телеграфный столб. Выйдя на середину комнаты, она подбоченилась, умудрившись так вывернуть руки, словно в них нет суставов, и пошла боком, завернув носки внутрь. Подергав бедром как будто оно вывихнуто, она хрюкнула и сказала:
- Глобол обол укли огли глобол глугли глу, - после чего издала губами тот неприятный звук, который издают младенцы. Потом она села на место.
- Спасибо большое, - вежливо сказал Джон.
Но Глагли не ответила, ибо говорить не умела, ударившись обо что-то в детстве.