Сейчас вылетит птичка! - Курт Воннегут

Эллен перегнулась через подоконник.

— Ого, — воскликнула она. — Вы чудесно выглядите. Новое платье? Прекрасно подходит к вашему цвету лица. Многим женщинам оранжевое не идет.

— Идет только тем, у кого цвет лица — колбасный, — прокомментировал Конфидо.

— И прическа новая. Мне очень нравится. Для овального лица — то, что нужно.

— Как заплесневелая купальная шапочка, — уточнил Конфидо.

— Я еду в город — подумала, может, вам что-нибудь нужно? — осведомилась миссис Финк.

— Спасибо, вы очень любезны, — сказала Эллен.

— А мы-то думали, что она хотела похвастаться перед нами своей новой тачкой, новыми шмотками и новой укладкой, — добавил Конфидо.

— Я решила, надо привести себя в порядок — Джордж пригласил меня пообедать в «Бронзовом зале», — пояснила миссис Финк.

— Правильно, должен же человек хоть иногда отвлекаться от своей секретарши — пусть даже на собственную жену, — заметил Конфидо. — Надо временами брать отпуск друг от друга — это помогает сохранить и укрепить чувство.

— Вы не одна, дорогая? — спросила миссис Финк. — Я вас от чего-то отрываю?

— Что? — с отсутствующим видом пробормотала Эллен. — Не одна? Нет, я одна.

— Мне показалось, вы к кому-то или к чему-то прислушивались.

— Правда? — удивилась Эллен. — Странно. Это вы что-то такое вообразили.

— У нее воображение, как у тыквы, — вставил Конфидо.

— Ладно, я помчалась, — сказала миссис Финк, врубая мощный двигатель.

— Ничего странного, что вы пытаетесь удрать от себя, — сказал Конфидо. — Только от себя не убежишь, даже на «бьюике».

— Пока, — попрощалась Эллен. — Она очень милая, — мысленно сообщила она Конфидо. — Не знаю, зачем ты о ней столько гадостей наговорил.

— Ха-аа, — проворчал Конфидо. — Да весь смысл ее жизни: дать другим женщинам понять, что красная цена им — два цента.

— Хорошо, допустим даже, что это так, — примирительно сказала Эллен, — но у бедняжки за душой ничего другого нет, и вообще она безобидная.

— Безобидная? — переспросил Конфидо. — Она безобидная, ее мошенник муж тоже безобидный и тоже бедняжка, все вокруг безобидные. Вот ты пришла к этому великодушному выводу — а что остается себе? Какие мысли ты оставляешь для себя?

— Я больше не хочу тебя слушать, — сказала Эллен и потянулась к наушнику.

— Почему? — спросил Конфидо. — Мы же прекрасно проводим время. — Он хохотнул. — Слушай, вот уж эти старые ханжи и склочницы, вроде ее величества мадам Финк, лопнут от зависти, когда вам для разнообразия улыбнется удача. А? Увидят, что, в конце концов, победа приходит к честным и порядочным людям.

— К честным и порядочным?

— К вам с Генри, Господи Боже, — объяснил Конфидо. — Вот к кому. К кому же еще?

Рука Эллен прервала движение к наушнику. Потом снова поднялась, но уже без угрозы, а просто взять веник.

— А насчет мистера Финка и его секретарши — это грязные сплетни, — подумала она.

— Да? — поразился Конфидо. — Между прочим, дыма без огня…

— И никакой он не мошенник.

— Посмотри в эти бегающие, тусклые голубые глазки, на эти жирные губы, созданные для сигар, — говоришь, не мошенник?

— Ладно, — подумала Эллен. — Хватит. Ведь нет абсолютно никаких доказательств…

— В тихом омуте черти водятся, — сообщил Конфидо. Некоторое время он молчал. — Это я не только про Финков. Весь ваш квартал — тихий омут. Честное слово, кто-то должен обо всем этом книгу написать. Начать хотя бы с угла — Крамеры. Посмотришь на нее — тишайшее, благовоспитанное создание…

— Мама! Мама! — позвал ее сын несколько часов спустя. — Мама! Ты заболела? Мама!

— Теперь на очереди — Фицгиббонсы, — продолжал откровенничать Конфидо. — Этот бедненький, высохший коротышка-подкаблучник…

— Мама! — снова крикнул Пол.

— Ой! — воскликнула Эллен, открывая глаза. — Ты меня напугал. А почему вы не в школе? — Она сидела в кухонном кресле-качалке, слегка одурманенная.

— Так уже четвертый час, мама. А ты не знала?

— Господи, уже так поздно? День пролетел, а я и не заметила.

— Мама, а можно мне послушать? Можно, я послушаю Конфидо?

— Это не для детей, — возразила Эллен в легком замешательстве. — Так что нельзя. Конфидо — только для взрослых.

— А посмотреть на него можно?

Собрав волю в кулак, Эллен отцепила Конфидо от блузки, вынула наушник из уха и положила на стол.

— Вот, пожалуйста. Смотреть тут особенно не на что.

— Надо же, вот так просто лежит миллиард долларов, — негромко произнес Пол. — А с виду и не скажешь. Целый миллиард! — Он с большой степенью достоверности копировал вчерашнее поведение отца. — А мотоцикл мне купите?

— Всему свое время, Пол, — сказала Эллен.

— А почему ты до сих пор в халате? — поинтересовалась ее дочь.

— Как раз собиралась переодеться, — пояснила Эллен.

Она зашла в спальню — в голове все бурлило от подробностей скандала в семье соседей, о котором она что-то давно слышала, но сейчас Конфидо оживил воспоминания и украсил их живописными деталями, — и тут из кухни донеслись пронзительные вопли.

Она кинулась в кухню и застала там плачущую Сюзан, а рядом Пола — он покраснел, но вид у него был дерзкий. Из уха торчал наушник от Конфидо.

— Пол! — закричала Эллен.

— А мне плевать, — заявил Пол. — Я рад, что послушал. Теперь хоть знаю правду — знаю великую тайну.

— Он меня толкнул, — прорыдала Сюзан.

— А мне Конфидо велел, — сообщил Пол.

— Пол, — заговорила Эллен, охваченная ужасом, — о какой тайне ты говоришь? О какой тайне, милый?

— Я не твой сын, — сказал он угрюмо.

— Конечно, мой!

— Конфидо сказал, что не твой, — повторил Пол. — Он сказал, что я приемный. Что ты любишь только Сюзан, а мне достаются объедки.

— Пол, дорогой мой. Это просто неправда. Клянусь тебе. И я не представляю, что ты имеешь в виду под объедками…

— Конфидо говорит, что это как раз и есть правда, — упрямо повторил Пол.

Эллен оперлась о кухонный стол и потерла виски руками. Вдруг она подалась вперед и выхватила Конфидо из рук Пола.

— Дай сюда этого мерзавца! — велела она. Зажав Конфидо в руке, она решительно вышла на задний дворик.

— Эй! — вскричал Генри, отбивая лихую чечетку перед входной дверью. Шляпу он, в совершенно не свойственной ему манере, ловко швырнул в направлении вешалки. — Угадайте, кто пришел? Кормилец — вот кто!

В пролете кухонной двери появилась Эллен и улыбнулась ему вялой улыбкой.

— Здравствуй.

— Вот молодец, — поприветствовал жену Генри. — У меня для тебя отличные новости. Сегодня великий день! Я больше не работаю! Красота! Они готовы взять меня обратно, когда я только захочу, да вряд ли они такого счастья дождутся.

— Угу, — буркнула Эллен.

— На Бога надейся, а сам не плошай, — сказал Генри. — Перед тобой человек, свободный, как ветер.

— Ага, — хмыкнула Эллен.

Слева и справа от нее появились Пол и Сюзан и безрадостно уставились на отца.

— В чем дело? — спросил Генри. — Я куда пришел — в похоронное бюро?

— Мама его похоронила, папа, — хрипло объявил Пол. — Похоронила Конфидо.

— Правда похоронила, — добавила Сюзан, сама себе удивляясь. — Под гортензией.

— Генри, я не могла поступить иначе, — сказала Эллен в отчаянии, обнимая мужа обеими руками. — Либо он — либо мы.

Генри оттолкнул ее.

— Похоронила, — пробормотал он, покачивая головой. — Похоронила? Если не нравится — можно просто выключить.

Он медленно прошел через дом на задний дворик, домочадцы наблюдали за ним в оцепенении. Никого ни о чем не спрашивая, Генри направился прямо к могиле под кустами.

Он раскопал могилку, извлек на поверхность Конфидо, носовым платком стер с него грязь и сунул наушник в ухо — вскинул голову и стал слушать.

— Все нормально, все хорошо, — сказал он негромко. Потом повернулся к Эллен: — Что такое на тебя нашло?

— Что он сказал? — спросила Эллен. — Что он тебе сказал, Генри?

Он вздохнул, весь вид его говорил о жуткой усталости.

— Сказал, что если на нем не наживемся мы, потом это сделает кто-нибудь другой.

— Пусть наживаются, — согласилась Эллен.

— Но почему? — Генри с вызовом посмотрел на нее, однако его решимость быстро растворилась, и он отвел глаза в сторону.

— Если ты говорил с Конфидо, сам знаешь почему, — сказала Эллен. — Ведь знаешь?

Генри опустил глаза.

— А ведь как это можно продать! — пробормотал он. — Господи, как это можно продать!

— Генри, это прямая телефонная связь с худшим, что в нас есть, — сказала Эллен и разрыдалась. — Такую штуку нельзя давать никому, Генри, никому! Этот голосок и так звучит достаточно громко.