Избранные произведения - Михаил Ломоносов

Ломоносов продолжал заниматься металлургической химией и пробирным искусством. Но у него начались столкновения с Генкелем. Старик был заносчив, не терпел возражений и, по словам Ломоносова, «презирал всякую разумную философию» (т. е. метод Вольфа). В довершение бед Академия замешкалась с высылкой денег, и студенты терпели нужду. В мае 1740 года, после бурного объяснения с Генкелем, Ломоносов рано утром, не сказавшись никому, ушел налегке из Фрейберга, прихватив с собой лишь пробирные весы. Он пытался разыскать русского посла в Саксонии Г.-К. Кейзерлинга, но тот переезжал из города в город, и встретиться с ним не удалось. Ломоносов всюду находил друзей, которые помогли ему добраться до Лейпцига и Касселя, а потом и до Марбурга, где 6 июня 1740 года он обвенчался с дочерью пивовара Елизаветой Цильх, к тому времени потерявшей отца. Скромная бюргерская семья не могла обеспечить Ломоносова. Он желает продолжать изучать горное дело только не под началом Генкеля и пишет в Петербург, чтобы его отправили в Гарц. Наконец он решает возвратиться на родину и однажды вечером, как сообщает «Академическая биография 1784 года», «не простившись ни с кем… вышел со двора и пустился прямо по дороге в Голландию», по своему обыкновению, пешком.

В пути он попал в беду. Неподалеку от Дюссельдорфа его обманом пытались завербовать в гвардию прусские вербовщики, позарившиеся на его высокий рост. Его насильно доставили в крепость Вессель, откуда ему ночью удалось бежать, преодолев крепостные сооружения и переплыв широкий ров. Вслед ему раздался пушечный выстрел – знак погони. Он укрылся в лесу, поутру высушил платье и, пробираясь лесными тропами, добрался до вестфальской границы, а затем до Амстердама, выдавая себя за бедного саксонского студента. В Амстердаме он искал случая попасть на русское судно, но повстречавшие его знакомые купцы из Архангельска отсоветовали ему возвращаться самовольно.

Ломоносов, странствуя по Германии и Голландии, ко многому присматривался. В своем сочинении «О слоях земных» он описывает добычу «турфа» (торфа) неподалеку от Утрехта, дело неизвестное еще в России (§ 44–45). Там же он упоминает, что, «проезжая неоднократно Гессенское ландграфство», ему случалось приметить такие места, которые живо напомнили ему «отмелые берега Белого моря и Северного Океана» и по многим признакам позволили заключить, что «равнина, по которой ныне люди ездят, обращаются, ставят деревни и городы, в древние времена было дно морское» (§ 106).

Возвратившись в Марбург, Ломоносов вступил в переписку с Академией наук и при содействии X. Вольфа, который к тому времени перебрался в Галле, получил деньги на дорогу в Петербург.[19]

8 июня 1741 года Ломоносов вернулся в Петербург зрелым человеком. Он получил широкую подготовку во многих областях, немало всего повидал и испытал. Несмотря на студенческие «провинности» и жалобы Генкеля, который все же отметил, что он «оказал порядочные успехи в усвоении как в теории, так и на практике химии», Ломоносова не отчислили от Академии Ему отвели две комнатушки в доме при «ботаническом огороде» и подыскивали ему занятия. Он переводил популярные статьи академиков для «Примечаний на ведомости», и ему поручили завершить каталог минералогических коллекций, составленный еще академиком Гмелиным. По собственному почину он занялся изобретением «катоптрико-зажигательного инструмента» – чтобы с помощью линз и зеркал использовать солнечную энергию для получения высоких температур. Ломоносов намеревался применить этот прибор для химических исследований. В Петербургской академии еще не было химической лаборатории, но Ломоносов заглядывал далеко вперед.

18 августа 1741 года была напечатана его ода на день рождения Иоанна Антоновича, незадолго до того объявленного императором, а 11 сентября того же года – ода «Первые трофеи Иоанна III…» – по случаю победы русских войск под Вильманстрандом над шведами, нарушившими Ништадтский мир. В следующем же году полуторагодовалый император был свергнут, и после воцарения Елизаветы все издания с упоминанием его имени старательно уничтожались.

7 ноября 1741 года Елизавета Петровна издала манифест, в котором объявляла наследником престола племянника, сына старшей сестры Анны – Карла Ульриха, получившего имя Петра Феодоровича. 5 февраля 1742 года он прибыл из Голштинии в Петербург. Но еще в декабре 1741 года в «Примечаниях к ведомостям» появилась написанная по сему случаю ода Ломоносова, где он выражал надежду, что в наследнике зрит «Великого Петра, Как Феникса воскресша ныне». Затем последовала «Ода на прибытие императрицы Елисаветы Петровны из Москвы в Санктпетербург 1742 года по коронации». Указ Сената был отправлен в Академию наук 26 сентября, а торжественная встреча состоялась 20 декабря. Этим промежутком времени и датируется написание оды. Ломоносов даже успел откликнуться на известие о достижении 18 июля 1741 года экспедицией Беринга берегов Америки. Рапорт об этом пришел в Петербург 29 октября:

К тебе от вcточных стран спешатУже американски волныВ Камчатской порт, веселья полны,

В этой оде Ломоносов напомнил и шведам об их недавней военной авантюре и о мужестве российского войска, где

Всяк мнит, что равен он АлкидуИ что Немейским львом покрытИли ужасную эгидуНося, врагов своих страшит:Пронзает, рвет и рассекает;Противных силу презирает.Смесившись с прахом, кровь кипит…

Но обстановка изменилась. И ода Ломоносова и на сей раз не была своевременно опубликована, хотя оканчивалась прославлением мира и осуждением войны.

Ломоносов не забывал, что он не только поэт, но и профессор химии (он стал им 25 июля 1745 года). После долгих хлопот он основал, построил и открыл в октябре 1748 года первую в России научную химическую лабораторию, где производил различные опыты и обучал немногочисленных студентов. Он стремился к глубоким обобщениям и вместе с тем к практической пользе. Он шел к химии от физики, чтобы на основании ее положений объяснить, что происходит в телах во время и с помощью химических операций. «Моя химия физическая», – утверждал он, открывая новую страницу этой науки.

В маленькой и тесной лаборатории негде было повернуться. Закопченные низкие своды озарялись огнями печей, предназначенных для различных работ. Ломоносов проводил здесь целые дни. В стихотворном послании И. И. Шувалову, отправленном 18 августа 1750 года к нему на дачу, он воспевает «прекрасны летни дни», а о себе с горечью говорит:

Меж стен и при огне лишь только обращаюсь;Отрада вся, когда о лете я пишу;О лете я пишу, а им не наслаждаюсьИ радости в одном мечтании ищу.

Задавшись целью раскрыть строго охраняемые европейскими мозаичистами секреты изготовления смальт (непрозрачных цветных стекол для мозаик), Ломоносов произвел свыше четырех тысяч опытов и добился поразительных результатов. Его сочные и яркие смальты горели как самоцветы разнообразных оттенков: «травяного», «весьма похожего на изумруд», «зеленого», приближающегося по цвету к аквамарину, «цвета печени», похожего на бирюзу и др. Он так был увлечен работой, что в 1752 году написал стихотворное «Письмо о пользе Стекла», адресованное И. И. Шувалову. Ломоносов демонстративно подчеркивает, что он воздает хвалу «не камням дорогим, ни злату, но Стеклу», которое в оптических приборах, микроскопах и телескопах расширяет наше познание мира:

Стекло приводит нас чрез Оптику к сему,Прогнав глубокую неведения тьму!

Традиционное «послание» превращается в научно-просветительскую поэму, в которой Ломоносов отстаивает право науки на непредубежденное и не скованное догмами исследование природы. Он смело защищает учение Коперника и Кеплера о гелиоцентрическом строении солнечной системы. Описывая «Стеклянный шар», который «дает удары с блеском, с громовым сходственным сверьканием и треском» (т. е. электростатическую машину), Ломоносов утверждает, что эти искры одной природы с молнией.

26 июля 1753 года при опыте с атмосферным электричеством во время грозы был убит молнией профессор Георг Вильгельм Рихман. Одновременно подобные же опасные опыты производил сам Ломоносов, который, узнав о происшедшем, поспешил в дом Рихмана. Он в тот же день написал И. И. Шувалову письмо со всей силой непосредственного переживания: «Мне и минувшая в близости моя смерть, и его бледное тело, и бывшее с ним наше согласие и дружба, и плач его жены, детей и дому столь были чувствительны, что я великому множеству сошедшегося народа не мог ни на что дать слова или ответа». «Между тем умер г. Рихман прекрасною смертию, исполняя по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет…». Рихман, – пишет далее Ломоносов, – «плачевным опытом уверил, что электрическую громовую силу отвратить можно, однако на шест с железом, которой должен стоять на пустом месте…», – т. е. указывает на возможность создания громоотвода, которого тогда еще не существовало. Ломоносов просит Шувалова оказать помощь семье погибшего и «миловать науки», ибо опасается, «чтобы сей случай не был протолкован противу приращения наук…» (с. 130–131). А в своем «Слове о явлениях воздушных от электрической силы происходящих» (26 ноября 1753 года) Ломоносов воскликнул: «Не устрашил ученых людей Плиний в горячем пепеле огнедышущаго Везувия погребенный, ниже отвратил пути их от шумящей внутренним огнем крутости. Смотрят по вся дни любопытные очи в глубокого и яд отрыгающую пропасть. И так, не думаю, чтобы внезапным поражением нашего Рихмана натуру испытающие умы устрашились и электрической силы в воздухе законы изведывать перестали».