Русская рулетка. Заметки на полях новейшей истории - Владимир Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С какого-то момента все общение с ирландцами лежало на мне, секретарю это было не надо, и во время второй встречи он мне сказал: "Володь, да ты нам ничего не переводи, сам знаешь, что им ответить". Бурейко английским владел, но в беседы не вникал.
Перед самым отъездом на родину он подошел ко мне и тихо сказал: "Тут вот нарисовалось два видеоплеера, один тебе". Я не ожидал такой щедрости. Подумав, Бурейко добавил: "Вези лучше без коробки, в вещах".
Давно это было, многие из КМО разбрелись по свету, некоторые стали депутатами Госдумы, чиновниками, кто-то предпринимателями, кто-то канул в Лету. Комитет давал уровень связей, немыслимых простому советскому человеку, и вот уже появляются совместные предприятия, в которых большую роль играют вчерашние деятели всех разведок, сменившие кепи молодежных функционеров на предпринимательские одежки.
Именно через КМО налаживали первые контакты с СССР и лайонс, и ротари-клубы, и, конечно, стоящие за ними масоны. Принимавшие непосредственное участие в этом молодые и активные чекисты четко осознавали колоссальные выгоды от членства в этих обществах. Духовность всегда была формой прикрытия, на которую и не стоило обращать особого внимания, поэтому в России очень скоро многие из таких организаций превращались в своего рода клуб по интересам, с колоссальной скоростью трансформирующийся в подобие мафиозного клана.
А где мафия – там разборки, борьба за власть, интриги, и вот появляются конкурирующие масонские движения, столь недавно еще объединяющие комсомольцев с чекистами, а теперь уже выдающихся предпринимателей, которые как пауки в банке грызутся за признание международными организациями, рассылая в штаб-квартиры пасквили друг на друга. О смысле масонства их и не надо спрашивать, старые методы вербовки приобретают иную раскраску, но сути не меняют. Младомасоны остались комсомольцами. Внешняя форма для них важнее сути.
Ложь во всем.
Модно иметь свою секту при крупном холдинге. Тайные знаки, ритуалы, то галстуки красные повязывали, а теперь плечи обнажают.
Поиск новых идей всегда привлекал комсомольцев. Я помню Дмитрия Рогозина того времени, обаятельный, высоченный парень, с хитрющей улыбкой и ярыми республиканскими взглядами американского образца. Тогда он работал с молодыми республиканцами США и не мог не перенять их идеологии, с годами это трансформировалось в иную позицию, но нечто от проповедника-евангелиста в манере убеждать осталось. Российская элита тяготела ко всему антикоммунистическому, поэтому даже намеки на социализм, существовавшие во взглядах демократической партии Америки, были табу. Антикоммунизм был повсюду, свобода, рыночный курс казались панацеей от всех бед, причем, как это водится, слово ценилось выше дела.
Все строилось на базовой вере, что если заклеймить проблему и выкрикнуть слово правды, то мир изменится, отрицания лжи достаточно. Вечная беда Левши, отдать жизнь за тривиальную истину, что "англичане кирпичом дула не чистят". Меня всегда эта история бесила, а разве это и так не ясно? Зачем так умиляться пропойце? Это у нас в характере. Вечно друг другу правду открываем, все слова, а как доходит до дел, то любое воровство прикрываем высокими идеалами. И вот уже не "всю страну обворовали залоговыми аукционами", а "победили гидру коммунизма".
Однако то, что на ее месте вырастили гидру олигархов, уже никого не волнует, хотя для меня просто первых секретарей райкомов партии сменили третьи секретари райкомов комсомола – та же сволочь, но поподлее.
ВОЖДЕЛЕННЫЕ ПАЙКИ – ВЕХИ ИСТОРИИ
Дед был в партии пятьдесят лет и гордился этим, сейчас я понимаю, что он был прав. Он гордился не членством и не идеологией, а прожитой жизнью, за которую его нельзя было не уважать. Оставив зажиточную еврейскую семью, он уходит в четырнадцать лет на завод, рабочим, потом ЧОН, ранения, 20-тысячный партийный призыв, ХАИ, жизнь в авиации, война, награды, работа, любовь на всю жизнь к одной женщине, золотая свадьба, прекрасные дочери, внуки, друзья, и ни одной отсидки, хотя в 30-х и 50-х подбирались близко, но сослуживцы не сдали. Деда хоронили все Фили, и до сих пор я встречаю много людей, для которых важно, что я внук Шапиро. О нем ходили легенды, как во время войны он каждое утро начинал с построения личного состава и, проходя, тыкал пальцем в щеки, так как если опухали от голода, то оставалась ямка, многие кормили своими пайками семьи, а сами недоедали, и дед выбивал для них доппитание. И как на аэродром сел бомбардировщик и пилот потерял сознание, а самолет двигался по направлению к другим машинам, тогда дед вскочил на подножку «виллиса» и крикнул: "Гони!" – и они догнали самолет, и он вскочил по крылу к фонарю и ударом кулака разбил его и остановил самолет, за что получил орден. А сколько историй он никогда не рассказал, потому что был секретным и до конца своих дней боялся, что нельзя и что за ним придут, и лишь после его смерти подокументамяузнал, что он что-то делал и во время Ялтинской конференции, и многое-многое другое. В каждой семье есть свои такие истории, однако, возвращаясь к прозе жизни, на закате деду от советской власти перепал золотой значок "50 лет в партии", персональная пенсия аж в 120 рублей и мечта всех советских домохозяек – продовольственный паек.
Пустые прилавки и набитые холодильники, вечные проблемы женщин того времени, где бы достать продукты и как похудеть, уже забытый вкус сайры в масле и бычков в томате, и гордость оттого, что рыбный завтрак туриста похлеще импортных отравляющих веществ. В ресторанах ты не заказывал, а соглашался с оставшимся списком блюд, заплатив за вход официанту сумасшедшие деньги, чувствуя себя при этом уже изменником родины.
Качество продуктов определяло положение на социальной лестнице. В нашем классе училась Алла Исумер, ее папа Борис не мучился наличием образования, но у них дома было все, вплоть до Кобзона надень рождения, хотя это, скорее всего, легенда. Борис Исумер относился ко мне хорошо и, угощая меня неведомыми по красоте и вкусу продуктами, объяснял суть своего существования. Товарищ Исумер был хорошим, честным человеком и работал где-то на базе, через которую шли товары в продовольственные «Березки», он принципиально не воровал, а наличие феноменального достатка объяснял просто: "Это у них есть усушка, утруска и допустимый бой, – для нас это чистая прибыль". У Алки дома было все – бананы в шоколаде, ликеры «боллс» неимоверных вкусов и цветов, нарезки, сыры, фрукты.
Еда была даже мерой взятки. Помню, как на военной кафедре Института стали и сплавов майор Вощанкин потребовал от меня добыть балык осетровых рыб, и я не смог решить эту задачу иначе, как купив требуемый дефицит в ресторане «Академический» напротив.
Но паек – это было не разовое вливание, а статус. В него входили лосось в банке, икра красная, икра черная, гречка, сервелат и прочая. До сих пор вспоминаю это унижение со смешанным чувством, как дед радовался, что кормит семью, и был прав, деньги значили меньше возможностей.
Удивительно, когда в конце 80-х я преподавал в школе, параллельно учась в аспирантуре, то пайки по-прежнему были, и неплохие, а еще замечательно работал школьный буфет и можно было прикупить мяса, в котором были не только жилы и кости, как в том товаре, что валялся в магазинах в окружении ливерной колбасы за 56 копеек, от вида которой даже бродячих псов охватывали кишечные колики, а мы так даже ее есть научились, зажарив до корочки и залив яйцом за 90 копеек десяток.
Эпохи разделялись по воспоминаниям о еде. Дед все вспоминал какую-то колбасу 60-х в горшочках и раков, которых продавали из ларьков в дни демонстраций. Я помню недолгое обилие магазинов конца 70-х – время дорогой нефти, когда была вкусная докторская колбаса, вологодское масло и жуткий деликатес, шоколадное масло, которое так радовало вкупе с теплыми калорийными булочками за 10 копеек, с годами утерявшими вкус и выросшими в цене до 19 копеек, прикрываясь названием "кекс «Весенний», или это был кулич – уже и не вспомню. А как замечательно готовили мамы и бабушки! Какая была выпечка, какие салатики: оливье в тазике из всякой всячины, печень трески с яйцом и луком, свекла с черносливом, орехом и майонезом, а селедка под шубой, мясо по-французски, и как они гордились умением разделывать и готовить курицу, советскую, синюю (венгерская с потрохами в целлофане, запрятанными в глубины, была редкостью). А миллион блюд из картофеля, а зеленые бананы, которые дойдут в сухом и темном месте. И вдруг яркие краски Олимпиады – соки в пакетиках, нарезка финского сервелата, болгарская жвачка, новороссийская пепси-кола в удивительно мелкой таре и наш зеленющий тархун, заслуженно называемый трахуном, за мыльный вкус и самопроизвольное вспенивание в желудке.
Странно сейчас вспоминать об этом, но ведь появление по всей Москве пиццерий воспринималось как революция, вдруг стало куда пойти и что съесть, и новые времена люди ощущали по изменившемуся доступу к продуктам.