Феи с алмазных гор. Корейские народные сказки - Вадим Пак (составитель)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вырос, был нелюдим и кончил тем, что, женившись, поселился на озере своего отца, потому что бобер и был его отец. Он любил воду и плавал, как и отец его, бобер.
Однажды родоначальник рода Ни-чай (родоначальник теперешней маньчжурской династии), из Когнского округа, деревни Сорбой, увидел во сне, что из озера, где жил бобер, вылетел в небо дракон, а явившийся в это время белый старик сказал ему:
— Это умер бобер. Кто опустится на дно озера, где стоит дворец бобра, и положит кости отца своего в правой комнате от входа, тот будет китайским императором, а чьи кости будут лежать в левой комнате, тот будет корейским.
Проснувшись, Ни-чай вырыл кости своего отца и с Тонгамой (зарыватель костей) и с костями отца отправился к озеру Хан-тон-дзе-дути.
Но так как Ни-чай не умел плавать, то он и просил Норачи положить кости его отца во дворце бобра. При этом Ни-чай обманул Норачи.
— Я открою тебе все, — сказал Ни-чай, — там две комнаты: правая и левая. Чьи кости будут лежать в правой, тот будет корейским императором, а чьи в левой — китайским. Положи кости отца своего в левой, а с меня довольно будет и корейской короны.
Так Ни-чай хотел обмануть Норачи.
Но Норачи поступил как раз наоборот, а на вопрос Ни-чай, зачем он так сделал, сказал:
— Для твоего же рода лучше так, а мне просто больше понравилась правая комната.
Ни-чай должен был помириться с своей долей и просил Норачи о вечной дружбе между их родами. Норачи согласился.
Прошло еще время, и у Норачи родились один за другим три сына.
Третий, Хан, имел страшное, волосами обросшее лицо, а взгляд такой, что на кого он смотрел, тот падал мертвый.
Поэтому он никогда не выходил из комнаты и всегда сидел с закрытыми глазами.
Ни-чай умер, а сыну его приснился сон, что в колодце, близ озера Хан-тон-дзе-дути, лежит китайская императорская сабля. И опять белый старик сказал ему:
— Владелец этой сабли — китайский император.
Поэтому, проснувшись, сын Ни-чая отправился к озеру, нашел там колодезь, а в нем саблю.
Так как все уже называли Хана будущим повелителем Китая, то сын Ни-чая задумал убить его этой саблей.
Пользуясь дружбой отцов, он пришел к Норачи и стал просить его показать ему Хана.
Напрасно Норачи отговаривал его, представляя опасность. Сын Ни-чая настаивал, и в силу дружбы Норачи не мог ему отказать.
Но, когда сын Ни-чая вошел в комнату Хана и тот открыл глаза, хотя и не смотрел ими на гостя, сын Ни-чая так испугался, что положил саблю к ногам Хана и сказал:
— Ты император, тебе и принадлежит эта сабля.
Хан, ничего не ответив, закрыл глаза, а Норачи поспешил вывести своего гостя из комнаты сына.
— Я знаю своего сына, — сказал Норачи, — спасайся скорее. Я дам тебе его лошадь, которая вышла к нему из озера и которая бежит тысячу ли[6] в час.
Сын Ни-чая вскочил на эту лошадь и скрылся, когда с саблей в руках вышел из своей комнаты Хан.
— Где тот, кто принес эту саблю? — спросил он отца.
— Он уехал.
— Надо догнать его и убить, чтобы преждевременным оглашением не испортил он дело.
Хан хотел сесть на свою лошадь, но оказалось, что на ней-то и исчез гость.
— Тогда нельзя медлить ни минуты!
И, собрав своих маньчжур, Хан двинулся на Пекин.
Он и был первым императором из маньчжуров.
Он настроил множество крепостей, и камни для них из моря подавал Натхо, тот самый Натхо, который выбросил камни для знаменитой Китайской стены. А когда спросили, кто из моря подает камни, Натхо только на мгновение высунул свою страшную голову из воды.
Художник, бывший здесь, успел все-таки срисовать его, и с тех пор голова Натхо, вместе со священной птицей Хаги (аист), служит украшением входов в храм.
Литературная обработка Н. Гарина-Михайловского
ЛЕГЕНДА О ТАН ГУНЕ[7]
Было это четыре тысячи лет назад, а может, и раньше…
Наши предки, охотники, стали мало-помалу осваивать плодородные земли или уходили в те края, где потеплее, где ярче светит солнце. Охоту, правда, они не бросили. Вспашут землю, засеют, а потом с луком и стрелами уходят в горы охотиться.
В лесах кишмя кишат тигры, медведи, волки, шакалы, на полях разгуливают косули, бегают ондатры, зайцы. В небе стаями летают фениксы.
И вот что тогда случилось.
Жил в небесном королевстве дух по имени Хван Ум с сыном Хван Уном. Неизвестно почему, но никак не мог Хван Ун привыкнуть к небесной обители отца, с самого детства тянуло его в мир людей.
Отец знал об этом. И вот однажды позвал он к себе сына и говорит:
— Неужто, сын мой, ты хочешь жить в мире людей?
— Вы, батюшка, поистине ясновидец, — не раздумывая ответил Хван Ун. Все мои помыслы об этом.
Возрадовался отец и вскричал:
— Не буду твоему желанию противиться. Отныне живи в мире людей, станешь правителем. Об одном лишь прошу: сделай счастливыми своих подданных.
И повелел отец сыну стать правителем между горой Кувольсан и нынешней горой Мехяньсан, дал ему круглую печать, символ посланца Неба, и три тысячи верноподданных.
Взял Хван Ун верноподданных, сел в волшебную колесницу, запряженную пятеркой коней, и отправился в путь.
Остановился Хван Ун на горе Тхэбэксан, в тени сандала, одиноко стоявшего на холме, основал там столицу.
Учредил в своем королевстве Хван Ун триста шестьдесят должностей министра Ветров, министра Дождей, министра Облаков. И еще много всяких министров. Так было создано королевство людей, и правил им небесный король Хван Ун. Жили в те времена на горе Тхэбэксан тигр и медведь, старые-престарые, с давних пор мечтали они превратиться в людей.
Прослышали звери о том, что с неба спустился сын небесного духа Хван Ун, прибежали, стали плакать и умолять:
— О, небесный король, мы родились и выросли на земле, жить нам осталось недолго, сделай так, чтобы мы превратились в людей, и сбудется тогда наша заветная мечта.
Пожалел их Хван Ун, дал каждому по пучку травы, по двадцать головок чеснока и говорит:
— Возвращайтесь домой и сто дней не ешьте ничего, только траву и чеснок, и не выходите из своего логова на свет божий. Сделаете, как я сказал, и превратитесь в людей.
— Спасибо тебе, небесный король, — в один голос промолвили тигр и медведь и ушли. Съели они траву и чеснок, ждут не дождутся, когда пройдут сто дней.
Не выдержал тигр.
«Хорошо, конечно, быть человеком, — думает, только вряд ли я до этого доживу, умру с голоду, если целых сто дней не буду есть мясо. Так стоит ли рисковать?» Подумал так тигр и выскочил из своего логова.
А медведь выдержал испытание и превратился в человека, только не в мужчину, а в женщину. Стало женщине скучно одной, захотелось ей мужа.
Маялась, маялась и решила снова пойти на поклон Хван Уну, чтобы мужа нашел. И так просила она его, так умоляла, что сжалился король и сам взял ее в жены. Через десять лунных месяцев родился у них сын, и назвали его Тан Гуном.
Вырос Тан Гун и основал государство Чосон[8] со столицей Пхеньян.
Со временем Тан Гун перенес столицу на Тхэбэксан, где росло сандаловое дерево.
Он правил страной полторы тысячи лет, а всего прожил на свете полторы тысячи и еще восемь лет.
Перевод Вадима Пака
КАК СЕУЛ СТАЛ СТОЛИЦЕЙ
В средний период правления династии Коре[9] жил человек по имени Юн Квон. Велено было ему найти место к югу от гор Пэкак, высоких и скалистых, и посадить там несколько слив.
Выросли деревья, густыми стали, развесистыми, и тогда велено было Юн Квону подрезать ветки, чтобы надпись на одной из скал Пэкака не загораживали. А надпись ту высек Досон, прославленный буддийский монах королевства Силла.[10] И вот что он написал: «Следующим королем будет Ли,[11] и столицу надо перенести в Ханян».[12]
Так и случилось. Генерал Ли сверг короля и воссел на трон. Но у короля было много верных людей, и они заставляли Ли перенести столицу из Кэсона в другое место. Призвал тогда к себе генерал известного буддийского монаха Мухака, из кумирни в горах Кодаль, и приказал ему подыскать новое место для столицы.
Отправился Мухак в путь, одолел горы Пэкак, добрался до Тонья, Восточного поля, к югу от горы, и думает: «Куда же идти?» Как вдруг слышит — крестьянин волу своему кричит: «До чего же ты глуп, как мухак,[13] всегда норовишь идти не туда!»
Услышал это монах и говорит крестьянину:
— Ты своего вола мухаком обругал за глупость. А меня как раз звать Мухак. Помоги, если можешь! Я место ищу для новой столицы. Хорошо бы построить ее прямо здесь, на поле. Что скажешь на это?
Посоветовал монаху крестьянин пройти еще десять ли к северу. Поле, где монах с крестьянином повстречались, ныне называется Вансимни.[14] Говорят, здесь был закопан камень, на котором высечены эти слова.