Записки штурмовика (сборник) - Георг Борн

Не везде однако так легко агитировать, как на заводе Борзига. Через несколько дней меня послали на завод Сименса, где у меня были старые знакомые. Я должен был собрать группу молодых рабочих во время обеденного перерыва и завербовать хотя бы двух-трех человек в национал-социалистскую партию. Сначала все шло хорошо, меня многие узнали.

– Здорово, Вилли! Ты что, получил работу?

Я отвечал, что пришел только посмотреть, что делается на заводе.

– Чего тут смотреть – в цехах работают по три-четыре дня в неделю, а акционеры и директора набивают себе карманы.

Я вспомнил, что говорилось на наших митингах, и сказал, что германские промышленники здесь не при чем, что во всем виноваты французы, евреи и марксисты. Не успел я кончить, как один из ребят заорал:

– Смотрите, Шредер стал гитлеровцем!

Другой меня спросил, служу ли я в полиции и как мне платят: поденно или помесячно.

На шум пришел контролер; он подошел ко мне и, схватив за плечо, заорал:

– Я тебе покажу, как здесь вести агитацию!

Узнав, однако, что я национал-социалист, он сразу изменил тон, пожал мне руку и дал талон на обед в столовую. Я считаю, что в этом нет ничего плохого. Один немец должен помогать другому. Меня очень взбесило, когда в столовой рабочие на меня показывали пальцем и называли «зексгрошенюнге»[13]. Ничего, придет время – мы их научим, как держать себя с национал-социалистами. Очевидно, нам придется основательно вправить им мозги. Я думаю, что Адольф Гитлер прав, говоря, что коммунисты враги германского народа. Если бы не они, то национал-социализм уже победил бы и народ был бы объединен для борьбы против Версаля и процентного рабства. Мне не раз приходилось говорить с молодыми беспартийными рабочими о национал-социализме и коммунизме, и, признаться, я часто попадал в неприятное положение. Коммунисты действительно не замешаны ни в каких жульнических «гешефтах» и смелы, как черти. Но это, по-моему, не мешает им быть изменниками. Только национал-социалисты борются за единую, могучую Германию. А то, что они получают деньги от Тиссена и Круппа, по-моему, ничего не значит, так как Тиссен и Крупп – настоящие немцы, преданные родине; рабочие работают руками, а они головой. Я все это хорошо понимаю, но при спорах как-то не нахожу слов, особенно когда много народу. Я люблю действовать больше кулаком, а не языком.

15 августа 1932 г.

Как я и предполагал, агитатор вышел из меня никудышный. Я теперь уже на другой работе и очень этим доволен. Пусть языком болтают те, у кого он хорошо привязан, – студенты, адвокаты. Я люблю настоящее дело!

5 июля меня вызвали к Дитриху, он дал мне в руки конверт и приказал пойти к начальнику 21-го штандарта пэге фон Люкке. «Ты, – говорит, – Шредер, парень крепкий, годишься для СА, у тебя руки лучше, чем голова, советую тебе меньше философствовать. В СА надо повиноваться командирам и бить, кого прикажут».

Вечером я был в казарме 21-го штандарта. Явился к командиру фон Люкке. Это был здоровый парень с бритым затылком и офицерской выправкой. Глаза его смотрели не мигая и были странного желтого цвета. Мне казалось, что он не видит меня, хотя и не сводит с меня глаз. Я кашлянул и переступил с ноги на ногу.

Тогда фон Люкке взял конверт, прочел записку и сказал:

– Слушай, Шредер, о тебе пишут, что ты крепкий парень. Так вот, если ты будешь пьянствовать, драться, играть в карты, я тебе не скажу ни слова. Но если ты начнешь болтать языком или меня ослушаешься, я тебе сверну шею. Теперь иди в четвертый штурм, там получишь обмундирование и монету.

Я был так ошеломлен, что, не говоря ни слова, повернулся и ушел. В 4-м штурме было человек двести. Из них в казармах постоянно находилось не больше пятидесяти человек. Меня встретили хорошо, я получил форму и поспешил ее надеть: коричневая блуза и галифе, наплечные ремни, пояс, нарукавники, кепи, краги. Когда я надел форму, то почувствовал, что невольно улыбаюсь от удовольствия. Пусть кто-нибудь попробует меня теперь задеть – я сумею ему живо, как говорит фон Люкке, свернуть шею.

Мои новые товарищи уверяют, что у меня прекрасный вид в форме. Я хожу выпрямившись, стараюсь выработать военную походку. Оружия я пока не получил: во-первых, я не умею еще с ним обращаться, во-вторых, меня еще «проверяют». Утром мне выдали семь марок – это на неделю. При наличии койки можно кое-как питаться и даже изредка курить папиросы. Старые штурмовики говорят, что я могу рассчитывать на две марки в день в случае, если себя хорошо зарекомендую. Когда я их спросил, что для этого надо делать, они захохотали, а один сказал:

– Вот получишь шпалер и научишься раздавать «конфеты от кашля», тогда узнаешь, что значит настоящая работа. Но до этого придется с тобой здорово повозиться. Ты совсем зеленый и, вероятно, не то что револьвера, но и хорошего ножа не держал в руках.

Вероятно, очень приятно ходить с охотничьим ножом на ремне и револьвером в кармане. Это не то, что шляться по улицам и собирать окурки. Я не ошибся: национал-социалисты настоящие парни.

На другой день меня и еще человек пятьдесят новичков отправили за город. Там нас учили стрелять из маузера и колоть ножом. Сначала надо мной смеялись, потом дело пошло лучше.

– Из тебя выйдет толк, Вилли, – сказал инструктор. – Когда ты стреляешь или колешь, думай, что перед тобой коммунист, а не мешок с песком.

После этого нас учили маршировать, бегать, прыгать через канавы, перелезать через заборы, одним прыжком влезать в окна. Все это чертовски интересно и приятно: чувствуешь себя солдатом. После учения хорошо кормят, часто получаем даже пиво. Когда я спросил штурмфюрера, для чего нас учат лазить в окна и перелезать через заборы, он ответил:

– Чтобы ты легче мог пробраться к своей девочке.

Кругом все загоготали. Я дурак, что задаю такие вопросы.

Учение продолжается уже три недели. Я окреп, хорошо питаюсь и доволен всем. Поскорее бы наступила «третья империя»! Тогда мы выполним нашу программу, и в Германии не будет ни одного настоящего немца, который не был бы доволен жизнью.

Меня все еще считают новичком и не посылают на работу ночью. Дня три тому назад в роще, где мы проводим учение, собрался весь 21-й штандарт – свыше тысячи человек. Приехал начальник штаба СА капитан Рем. Нас выстроили в две шеренги. Рем приветствовал нас. О нем говорят, что он своими руками перебил немало народу. Лицо у него уродливое, но настоящее солдатское.

Вечером в казарме разговор шел о Реме. Один сказал, что начальник штаба слишком любит молодых мальчиков; тогда вмешался штурмфюрер Дросте и заявил, что это не позор для солдата, при императоре этим делом занимались многие генералы. Мне как-то стало не по себе от этих разговоров. Впрочем, штурмфюрер Дросте прав: главное – быть хорошим солдатом и никого не бояться.

На другой день нас обучали, как надо действовать при нападении на коммунистов: как нужно набегать из-за угла, как окружать группу людей, как устраивать засады, как врываться в квартиры. Все это очень интересно. Мне хотелось бы испробовать полученные знания на деле. Я ночью держу револьвер под подушкой, часто вынимаю и глажу его. Ничто не придает так веры в себя, как хороший маузер.

Мне не нравится только, что многие штурмовики думают лишь о пьянстве и обжорстве. Стоит только заговорить с ними о политике, как они начинают ругаться и посылают всех к черту. Странно также, что некоторые штурмовики-студенты, в особенности командиры – бывшие офицеры – смотрят на меня и других ребят из рабочих предместий как-то пренебрежительно.

5 сентября 1932 г.

Две недели тому назад я участвовал в большом параде штурмовых отрядов. На площади в Люстгартене было собрано двенадцать штандартов. Из провинций прибыли наиболее твердые штурмы. Руководил парадом командир обер-группы Берлин-Бранденбург, принимал парад Эрнст Рем в присутствии вождя. В первую очередь прошли охранные отряды – СС[14]. Они одеты в черные костюмы. Это все здоровые парни, многие из них бывшие офицеры. Людям из СС живется припеваючи: они получают восемьдесят – сто марок в месяц. В СА их не очень любят и называют лейб-гвардейцами, а иногда и просто дармоедами. Мне кажется, что это неверно, так как они охраняют наших вождей.

После СС прошли маршем штурмовые отряды, а потом неожиданно появился моторизованный СА – около ста автомобилей и грузовиков, набитых штурмовиками. Когда я спросил, откуда у нас появилось столько автомобилей, мне объяснили, что автомобили принадлежат сыновьям помещиков, являющимся такими же, как и мы, членами СА. За Гитлером действительно идет весь народ кроме изменников. Непонятно только, почему, когда наш штандарт пытался пройти, уходя с парада, через рабочее предместье, на улицу высыпали тысячи людей, кричавшие нам:

– Коричневые убийцы! Фашистские псы!

В результате нам пришлось повернуть обратно. В этом виноваты, конечно, коммунисты. Они натравливают рабочих на Гитлера. Я сначала думал, что национал-социалисты могут вместе с коммунистами выступить против банкиров, но теперь я вижу, что с коммунистами каши не сваришь. Им нужно предварительно вправить мозги.