Ночная Сторона Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

— Это… — Рог, уставившись в расщепленные доски пола, дал вопросу исчезнуть.

— Пожалуйста, говори. Или задай вопрос, когда я вернусь. Так будет лучше.

Высокий мальчик посмотрел на выбеленные глинобитные стены.

— Патера, говорят, что нашу палестру и наш мантейон собираются снести. Что тебя собираются отправить в другое место или вообще в никуда. Мой отец услышал об этом вчера. Это правда?

— Нет.

Рог посмотрел на него с новой надеждой, хотя простое отрицание оставило его без слов.

— Наша палестра и наш мантейон будут здесь в следующем году, в году после следующего, и еще, и еще. — Внезапно сообразив, что ссутулился, Шелк выпрямился и расправил плечи. — Успокоит ли это тебя? Они могут даже стать больше и гораздо известнее, и, я надеюсь, станут. Возможно, какой-нибудь бог или богиня поговорит с нами через Священное Окно, как однажды сделал Пас, когда патера Щука был молод, — я не знаю, хотя и молюсь об этом каждый день. Но когда я буду стар, как патера Щука, люди четверти все еще будут иметь мантейон и палестру. Никогда не сомневайся в этом.

— Я собирался сказать…

Шелк кивнул:

— Твои глаза уже сказали. Спасибо тебе, Рог. Спасибо. Я знаю, что в случае нужды я всегда могу позвать тебя и ты сделаешь все, что сможешь, не считаясь с последствиями. Но, Рог…

— Да, патера?

— Я знал все это раньше.

Высокий мальчик быстро кивнул головой:

— И всю остальную мелюзгу тоже, патера. Мы можем доверять по меньшей мере паре дюжин. Может быть, больше.

Рог стоял по стойке смирно, как гвардеец на параде. С легким шоком прозрения Шелк сообразил, что такая необычная перпендикулярность является подражанием ему и что ясные темные глаза Рога находятся почти на одном уровне с его.

— И потом будут другие мальчики, новые, — продолжал Рог. — И мужчины.

Шелк опять кивнул, всерьез подумав о том, что Рог уже стал мужчиной во всем, что имеет значение, и намного лучше образованным, чем большинство из них.

— И я не хочу, чтобы ты подумал, будто я обиделся за то, что ты сшиб меня с ног, патера. Ты ударил меня очень сильно, но это часть удовольствия от игры.

Шелк тряхнул головой:

— Просто так пошла игра. Удовольствие приходит, когда кто-то маленький сбивает кого-то побольше.

— Сегодня ты был самым лучшим игроком. Было бы нечестно, если бы ты играл не так хорошо, как можешь. — Рог через плечо посмотрел на открытую дверь класса майтеры Роза. — Я должен идти. Спасибо, патера.

В Писаниях есть строчка, которую можно применить к игре и ее урокам — урокам более важным, чувствовал Шелк, чем все, чему может научить любая майтера Роза, но Рог уже почти вошел в дверь. Патера Шелк прошептал ему в спину:

— Люди сооружают весы, но боги дуют на более легкую чашечку.

Он вздохнул на последнем слове, зная, что цитата пришла в голову с опозданием и что Рог тоже опоздает; Рог расскажет майтере Роза, что его задержал он, патера Шелк, и майтера Роза накажет мальчика, даже не позаботившись узнать, правда ли это.

Шелк отвернулся. Нет смысла оставаться и слушать, и Рогу будет намного хуже, если он попытается вмешаться. Как мог Внешний выбрать такого растяпу? Может ли такое быть, что боги не знают о его слабости и глупости?

Некоторые из них?

* * *

Он знал, что ржавая касса мантейона пуста; тем не менее ему нужна жертва, и прекрасная. Родители какого-нибудь ученика могли бы ссудить ему пять или десять битов; и ему было бы полезно испытать унижение от необходимости просить таких бедных людей о ссуде. Пока он закрывал не желавшую поддаваться дверь палестры и шел на рынок, его решимость не отступала. И исчезла только тогда, когда он слишком хорошо представил себе слезы маленьких детей, лишенных обычного ужина из молока и черствого хлеба. Нет. Продавцы предоставят ему кредит.

Обязаны предоставить. Разве он когда-либо предлагал жертву Внешнему, даже самую маленькую? Никогда! Никогда в жизни. Тем не менее Внешний предоставил ему бесконечный кредит, ради патеры Щука. По крайней мере, так можно на это посмотреть. И, возможно, это лучший способ. Безусловно, он никогда не сможет выплатить Внешнему долг за знание и честь, и не имеет значения, как долго или упорно он будет пытаться. Ничего удивительного…

Мысли Шелка бежали галопом, его длинные ноги мелькали все быстрее и быстрее.

Да, продавцы никогда не предоставляют кредит, даже на бит. Они никогда не предоставляют кредит авгуру[11], и уж точно не авгуру мантейона, стоящего в самой бедной четверти города. Тем не менее от Внешнего просто так не отвяжешься, так что им придется. Он должен быть тверд с ними, исключительно тверд. И напомнить им: Внешний известен тем, что считает их последними среди людей — однажды, согласно Писаниям, он сам (завладев удачливым человеком и послав ему просветление) жестоко избил их. И хотя Девять могут справедливо похвастаться…

Черный гражданский поплавок с ревом помчался по Солнечной улице, разбрасывая в стороны пешеходов и маневрируя между полуразвалившимися тележками и упрямыми серыми ослами, его воздуходувки вздымали удушающее облако горячей желтой пыли. Шелк, как и все, отвернулся, прикрыв рот и нос краем одежды.

— Эй ты! Авгур!

Поплавок остановился, его рев превратился в жалобный вой, и он приземлился на изрезанную колеями улицу.

Респектабельно выглядящий человек, большой и мясистый, который сидел в пассажирском салоне, встал и махнул тростью.

— Наверно, вы обращаетесь ко мне, сэр, — сказал Шелк. — Я прав?

Состоятельный на вид человек нетерпеливо махнул:

— Иди сюда.

— Я собираюсь это сделать, — сказал ему Шелк. Длинный шаг, который он сделал, перешагивая мертвую собаку, гнившую в сточной канаве, поднял в воздух облако жирных мух с синей спинкой. — Патера было бы благовоспитаннее, сэр, но я закрою глаза. Вы можете называть меня «авгур», если вам хочется. Видите ли, я нуждаюсь в вас. Очень нуждаюсь. Какой-то бог послал мне вас.

Состоятельный на вид человек удивился не меньше Рога, когда Шелк сбил того с ног.

— Я требую две — нет, три карты, — продолжал Шелк. — Три карты или больше. Я требую их сейчас, для священной цели. Вы можете легко дать их мне, и боги улыбнутся вам. Пожалуйста, так и сделайте.

Состоятельный на вид человек промокнул потную бровь большим носовым платком персикового цвета, насыщенный аромат которого вступил в войну с вонью улицы.

— Не думаю, что Капитул разрешает вам, авгурам, делать такое, патера.

— Просить? Конечно нет. Вы совершенно правы, сэр, это категорически запрещено.