Я есть - Ольга Плисецкая

И тут Уткин этот спрашивает меня:

– А они, что?! Все ваши?

Наверное, он так пошутил, не понял, что это за 12 чертенят прижались все к какой-то новоявленной Мэри Поппинс, обхватили её от испуга, уставились на него своими яркими глазёнками.

– Да, все мои, – с гордостью ответила я. Надо же было что-то сказать…

А вечером, после занятий, ко мне подошёл мальчик. Оказалось, что у него нет мамы, она умерла, и он живёт с папой и бабушкой, и тихонечко так спросил меня: «А я правда тоже ваш?»

Не знаю, почему именно сегодня я вспомнила эту историю, этого мальчика, которому я от растерянности так ничего и не успела ответить, – громогласная бабушка как-то быстро его увела, Уткина этого вспомнила зачем-то, которого я тоже больше так и не видела никогда.

И слышу голос этот тихий, такой невероятно серьёзный, и вопрос этот, такой искренний, такой честный:

– А я правда тоже ваш?

И плакать почему-то хочется.

Уткнуться в подушку и плакать.

И усыновить, удочерить разных мальчиков и девочек, собрать их всех и сказать: «Да, вы все мои! Мои!»

И новости не смотреть никогда.

Потому что неправда всё это, новости эти, звёзды улыбающиеся, улыбающиеся даже тогда, когда грустно и плакать хочется.

А правда – это если бы я решилась так сделать.

Если бы я решилась ответить на такой вопрос хотя бы одному человечку в жизни, человечку, который без мамы, или без родителей вообще.

Помните, у Шолохова: «А зачем я тебе?! – А на всю жизнь!»

А ещё правда, что я не увлекаюсь футболом и мало во всём этом разбираюсь.

Мне вообще иногда кажется, что я в этой жизни мало разбираюсь…

Кошелёк

Нарядными бывают только ненастоящие драгоценности.

Ксюха ушла в отель. Она считала себя не такой как все, но факт про интенсивное полуденное солнце, вредное для всех, делал её уязвимой. Так что она ушла в гостиничный номер. Сашка отправилась на массаж, а я пошла бродить по магазинам. Больших торговых центров или хотя бы маленьких магазинчиков поблизости не наблюдалось, и я решила отправиться в сторону небольшого базарчика, расположенного на трех параллельных улочках курортного городка Ллорет-де-Мар. Покупать я особо ничего не собиралась, но на всякий случай решила взять с собой деньги.

– Все не бери, – сказал мне вдогонку муж, абсолютно не переживающий из-за интенсивного полуденного солнца и выбирающий греться под солнышком, а не шататься со мной по магазинам.

– У меня свои есть. Накопленные, – решительно ответила я. И пошла бродить. Разглядывать аляповатые сувениры, все эти магнитики, магнитики, магнитики, фигурки быков, вееры, кастаньеты, несуразные, не по сезону тёплые куртки, развешанные рядом с красивыми и изящными купальниками, какие-то светильники, домашнюю утварь, посуду, полотенца, махровые простыни, покрывала, снова аляповатые сувениры… Такое ощущение, что всё это привезли и свалили в одну кучу, а шумные испанцы не растерялись и разобрали поскорей, что кому досталось. И давай это быстрее продавать, несмотря на сиесту. И вдруг среди всего этого развешанного и разложенного, безвкусного и однообразного я увидела магазинчик. В его окнах красовались строгие портфели и чемоданы, вокруг которых валялись кошельки, как рассыпавшиеся купюры. «Разбросаны как купюры. Купюры в кожаном переплете, как в сериале «Книжная лавка Блэка», – подумала я. Помните, хозяин книжного царства Бернард Блэк выдвигал свои требования к деньгам: «Мне нужны кожаные, чтобы подходили к моему бумажнику»? А этот магазинчик со стильно оформленными витринами и какой-то прямо-таки сказочной деревянной дверью, с кольцом посередине вместо обычной ручки, был царством кошельков. Кошельки были разбросаны, разложены, развешаны по всему магазину. Пахло чем-то пряным, вкусным, острым. Очень приятный аромат сразу встречал и располагал к себе, втягивал в глубины магазинчика, как в сказочный лабиринт, заставленный стеллажами и стеклянными витринами, и, сделав несколько шагов, я уже забыла, где вход, потеряв его из вида. Навстречу мне вышел солидный мужчина, седовласый, аккуратно причесанный, волосок к волоску, как будто только что от парикмахера, какой-то уж очень важный: в очках в золотой оправе, в тёмно-синем костюме и белоснежной рубашке, в начищенных до блеска тёмно-коричневых ботинках. Он вышел со знанием того, какое впечатление производит, – уверенно и деловито, – и строго спросил, абсолютно без вопросительной интонации, а так, словно он и без меня заранее знает, что мне нужно: «Натуральная кожа интересует. Только бренды. Аванцо, Дациаро, Аббачино. Ремни, кошельки, портмоне. Только для достойных мужчин. Очень дорого», – и вручил мне кошелёк.

– Я хозяин этого бутика, вы русская?

– Да, – ответила я почти шёпотом, завороженная то ли этой неожиданной строгостью – на улице почти +40, а тут костюм, начищенные до блеска ботинки, очки… То ли кошельком, неожиданно оказавшимся у меня в руках.

– Девочка моя, здесь очень дорогие товары и очень высокие цены. Это бренды, понимаешь? Эксклюзив. Только для достойных мужчин.

– Я просто…

– Просто решила посмотреть, – манера говорить этого человека была настолько хозяйской, он даже не спрашивал и абсолютно не интересовался, он знал. Вся моя живость и уверенность куда-то улетучились. А может, пьянящий запах растворил их, или безгранично уверенная интонация, властный тон, высокомерный взгляд делали свое дело. У этого человека была роль главного на этой территории, и я чувствовала себя незваной гостьей, которой тут же диктуют свои правила, не переживая и не волнуясь ни капли, а есть ли у этой самой гостьи свои.

Со мной не разговаривали.

Меня не спрашивали.

Мною не интересовались.

Хладнокровное давление, абсолютно безо всякого участия, без уже привычной навязчивости продавцов. Безэмоциональный, сухой, властный напор:

– Смотреть надо на мужчин, которых выбираешь, девочка, а не на кошельки, которые ты им покупаешь. Это портмоне только для достойного мужчины.

Сейчас я бы нашлась, что ответить. Мне хочется в это верить.

А в тот момент… В тот момент я очень растерялась.

Я чётко слышала, что мне не то что намекают, мне в глаза говорят, что вокруг меня нет достойных и покупать мне, в общем-то, некому. Да ещё и дорого.

– Сколько он стоит? – только и смогла промямлить я. Хозяин кошельков направился к выходу, явно не желая продолжать со мной разговор, а всего лишь желая выпроводить меня со своей территории, выдворить из своих владений, объявить персоной нон грата.

– Очень дорого. Я же сказал: это подарок для достойного мужчины, – ответил мне седовласый владелец магазина, царь этого кожгалантерейного царства, президент этой собственной страны достойных покупок.

– Сюда заходят только знающие люди. Эта вещь не для всех, – завершил он с неким сочувствием, забирая у меня кошелёк.

Шаг за шагом, направляемая хозяином магазина, я снова оказалась у выхода.

Дверь заскрипела, и я, не успев выйти, вынуждена была пропустить очень элегантную женщину, в облегающем белом платье и изящной соломенной шляпке, в ярко-красных туфлях на высоком каблуке, такую, самую что ни на есть мадам. Эта фифа окинула меня высокомерным взглядом снизу-вверх и уверенно прошла вперёд. Я закрыла за ней дверь, как будто встречала её, а сама так и осталась стоять внутри магазинчика. Чтобы не потерять её из виду среди стеклянных витрин и стеллажей, я прошла за ней, остановившись так, чтобы мне было видно их обоих. Он страстно приветствовал её, сделал пару лестных комплиментов: «Ах, ох, Вы, как и всегда, так изящны!», – поцеловал ей руку, достал уверенно с полки тот самый кошелёк под названием «эта вещь не для всех», предложил несколько ремней, расхваливая качество натуральной кожи, она, конечно же, не устояла, попросила всё упаковать, он похвалил её за выбор, завернул покупку в тёмно-синюю шуршащую бумагу и проводил до двери, обнимая за талию и улыбаясь чуть надменной улыбкой. Закрыв за мадам сказочную дверь, он тут же подошёл ко мне. Я подумала, что он меня сейчас выгонит, возьмет за шкирку, как котенка, и выставит, но он всего лишь высокопарно сказал:

– Эта женщина знает, что такое достойно!

О, нет, он не говорил мне: «Тебе этого не дано» или «Посмотри на себя в зеркало».

Этого не нужно было говорить.

Эти фразы были беззвучны в стенах магазина. Их слышала только я.

– А почему Вы так уверены, что вокруг меня нет достойных мужчин? – в этот момент мне стало так обидно за своего мужа. Как он там? Один на пляже, на этом вредном солнце? То, что ему точно не нужен никакой кошелёк, я знала на сто процентов: у него кошелька-то никогда не было.