Повесы небес - Джон Бойд

— Можно сказать, что он попался в негалилееву систему… ту, что по вашей части, доктор, не Галилея… Если бы он только держался подальше от моей женщины… Он знал, что я снисходителен, но знал также и то, что я сперва бью, а уж потом прощаю.

Адамс перескакивал с одного на другое, преследуемый ускользающими мыслями, и я вспомнил слова Харкнесса:

— Прежде, чем начать свой рассказ об О'Харе, вам следует переодеться? — показал я на регистрирующий костюм, свисавший с консоли на его стороне.

Адамс чуть не подпрыгнул, вставая на нога, и сам ухмыльнулся собственной реакции:

— После того, как мне пришлось потаскать четыреста килограммов, — сказал он, — чувствую себя, как шар, наполненный гелием.

Он непринужденно выскользнул из туники и портупеи, делая руками своеобразные движения вверх и вниз, и, слегка пошатываясь, подошел к подвешенному джемперу. Одиннадцать месяцев пребывания на планете с притяжением, в четыре раза превышающим земное; объяснили бы опухшие лодыжки, но не объясняли одного обстоятельства, открывшегося при переодевании — торс выше пупка окружал синевато-багровый след, точно, соответствующий синякам на руках.

— Выглядит так, словно вас жестоко скручивали, — заметил я.

— Это милашка так крепко обнимала меня, — сказал он, а печаль, скользнувшая в его глазах, подсказала, что связь с этой «милашкой» была не такой уж случайной, как это можно было предположить по его словам.

Когда он облачился в телеметрический джемпер и повернулся, чтобы снова сесть, я взглянул на телеметрическую карту его тела. С каждой стороны грудной клетки были сломаны по два ребра. На Земле контузия такого рода могла быть нанесена только кольцами анаконды.

Когда я опять взглянул на Адамса, глаза его утратили блеск. Чтобы вызвать его на разговор, я сказал:

— Вы говорили, что О'Хара обладал даром красноречия? Адамс выпрямился. Голос его стал крепче, звучнее, а в глазах засверкали огоньки.

— Это больше, чем дар красноречия, доктор, — в начале были Слова, это были слова О'Хары. И Слово было О'Харой.

Этим замечанием он снес напрочь мою тактику вопросов и ответов, заменив ее радостью, превышающей понимание любого человека, если только он не психиатр из Мэндэна. Я узнал оригинал его парафразы. Эти слова были произнесены 2200 лет назад тезкой Джона — апостолом Иоанном.[14] С этого момента я потерял какой бы то ни было интерес к тому, что нужно было поймать Джона Адамса на слове для обвинения его в нарушении Устава Флота. Секс и религия — наиболее проторенные тропинки к безумию, а Адамс двигался по обеим сразу, да еще отягощенный грузом вины. И вот я внутренне приготовил все свои инструменты — интуицию, сопереживание и допрос, так как глыбой мрамора передо мной был чистейший каррарский мрамор[15] — бедный псих, использовавший исправленную общую теорию Эйнштейна в качестве инструмента для достижения личных целей.

— Как вы встретились с Редом, Джон? — спросил я, постаравшись придать своему голосу задушевность. — Расскажите мне об этом с самого начала.

Глава вторая

В ежегоднике училища (так начал Адамс свой рассказ) зафиксировано официальное прозвище О'Хары — Кинг Кон.[16] Он был первым человеком, которого я встретил в Мэндэне, и в течение пяти минут, пока нас официально представляли друг другу, я стал жертвой его первого происка — игры на доверии. Пока старшекурсник представлял нас друг другу, я швырнул свою сумку на нижнюю койку в указанной нам комнате.

— Курсант Адамс. А это ваш товарищ по комнате — курсант О'Хара.

Мне следовало быть осторожным уже тогда, потому что дорожные вещи О'Хары были не в сумке, а в саквояже, но его руки, такие же мозолистые, как у меня, и улыбка, украшенная разбегающимися веснушками, обманули меня.

— По вашему дружелюбному лицу и честным глазам, — сказал он, — я делаю вывод, что вы американец.

— Верно, — ответил я.

— А по вашему акценту — я отлично разбираюсь в диалектах — сужу, что вы из самых гостеприимных американцев — южанин.

— Джексон Гэп,[17] Алабама, — подтвердил я, изумившись тому, как он сумел определить это только по одному слову, которое я успел сказать до этого.

О'Хара разговаривал с нейтральным английским акцентом, на своеобразном гибриде двух языков: языка, на котором разговаривают в США на Среднем Западе, и языка, на котором разговаривают в Оксфорде, — и который обычно предпочитают дикторы телевидения. Зато все остальное у него было типично ирландское: огненно-рыжие волосы, веснушки, чрезмерно выдающийся вперед нос, выделяющиеся скулы и ямка на подбородке.

— Я жалкий ирландец, — сказал он, — из графства Мит. Мы, ирландцы, так бедны и так стеснены на нашем маленьком острове, что не можем позволить себе щедрую великодушность американцев… О-о, я вижу, вы заняли нижнюю койку. Ну что ж, карабканье на верхнюю койку пойдет мне на пользу.

— О'Хара, — сказал я, — если ты хочешь нижнюю койку, то она твоя.

— Ну, нельзя же соглашаться со всем тем, что я ни скажу… Как тебя зовут?

— Джон. А друзья зовут меня Джеком.

— Джек! Красивое простое имя. А мое имя Кевин, но я предпочитаю Ред… Нет, Джек, я не могу воспользоваться твоим великодушием. Скорее я рискну сломать себе шею, упав сверху, так как, признаюсь, малость выливаю субботними вечерами.

— Койка целиком твоя, Ред, — воскликнул я, — я никогда не смогу взвалить на свою совесть смерть пьяного человека.

Не отступая от слов я поднял сумку на верхнюю койку и тут увидел на ней бирку авиакомпании «Дельта», жирно проштемпелеванную надписью «Монтгом-Мэндэкс», означающей "от Монтгомери[18] до Мэндэна". Вот откуда О'Хара почерпнул информацию обо мне!

О'Хара был честен настолько, насколько позволяли ему его таланты. Он сказал лишь часть правды, когда говорил, что «малость» выпивает субботними вечерами. В последующие три с половиной года, единственный трезвый субботний вечер мы провели вместе в тренировочном полете на три парсека в глубь Млечного пути, во время которого О'Хара продемонстрировал, что мастерство космического жокея равно его мастерству пьяницы. Он мог развернуть корабль в Солнечной системе и доставить вас к Плутону или Урану по вашему желанию. На Земле ли, в Космосе — он был одинаково бесстрашен, в самом деле веруя в свою удачу ирландца. Он всегда носил зеленые, с узором в горошек, трусы и поигрывал зеленым брелком в виде эльфа, сделанным из ручки настройки какого-то неисправного прибора. Что ж, я носил в кармане высушенную кроличью лапку, но не полагался на нее.

Наши субботние вылазки в джунгли Мэндэна по временам напоминали набеги дикарей. Ред выбирал дома с ограниченным допуском, охраняемые военной полицией, исходя из теории, что в таких домах стараются получать удовольствие офицеры, которые не хотят, чтобы их узнали курсанты. Возможно, он был прав относительно дома Мадам Чекод — "дрянной Мери" для курсантов. Ее девочки были достаточно воспитанны, чтобы не приклеивать жвачку за ушами, а сама она держала бутылку Джемисона[19] специально для Реда. У каждой девочки в комнате был телевизор и Ред праздно проводил воскресные утра, упиваясь своей второй страстью — мыльными операми.[20]

До нашего выпускного года я и Ред ходили в такие дома свободно, потому что мы держали гражданскую одежду в камере хранения на автобусной станции, а военная полиция никогда не придиралась к гражданским лицам.

Как-то февральским вечером нашего выпускного года Ред и я, в обществе Мадам Чекод, наслаждались предваряющей последующие развлечения выпивкой, как вдруг Реду вздумалось оскорбиться поведением шведа, который предпочел водку ирландскому виски. Ред пытался доказать, что путешествия в космическом пространстве позволяют ему квалифицировать себя как эксперта по напиткам. Его противник логично доказывал, что космические полеты не могут сделать человека специалистом по спиртным напиткам. Ред вознегодовал на вторжение логики в доказательства и решил применить другие методы убеждений.

К несчастью, Ред был слишком мал и пьян, чтобы убедить человека, готового засучить рукава в защиту водки, и я вставил несколько аргументов в пользу бербона[21] с водой. Бербон мог бы стать коронованным королем напитков в Мэндэне, если бы треск мебели, визг женщин и звон бьющихся стекол не привлекли с улицы военную полицию. Мой оппонент указал на О 'Хару:

— Вот этот космический кадет затеял драку, а этот безрогий к нему присоединился.

— Космический кадет? — сержант военной полиции повернулся к О'Харе. — Покажите-ка ваше удостоверение личности, мистер.

— Меня переворачивали, майор, и мой бумажник куда-то подевался, но этот джентльмен, — Ред кивнул на меня, — фермер из Дубьюка, а я работаю у него по найму. Он поручится за меня.