Офицер - Андрей Земляной

— Чего орёшь? — хмуро осадил механика Петрович, зажав в пожелтевших зубах самокрутку. — Был бы шпион, на хрена ему в НКВД? Сдаться? — И повернувшись к офицеру, неожиданно выдал на вполне приличном английском: — Where are you from?

— United States. California… — радостно выпалил Новиков и, демонстрируя «голливудскую» улыбку, добавил: — Soviet — Americans — friends!

— Ладно, — Петрович кивнул, пыхнул едким дымом и улыбнулся сквозь дым, словно в голливудском кино. — Похоже, действительно американец. Пойдём в Анадырь. Тут, я думаю, всяк дело серьёзное. — Он повернулся к молча стоявшему мужчине в ватнике: — Ты, Палыч, постели гостю в кают-компании, а барахло его в рундук и под замок. Чую я, дело секретное! — Он потопал в рубку, и уже через минуту катерок, заложив вираж, пыхтел в обратном направлении.

2

Путешествуя, не заезжай слишком далеко, а не то увидишь такое, что потом и забыть будет невозможно…

Клим Петрович Шалавин разменял уже шестой десяток и на своем не таком уж и коротком веку повидал многое. И многих. В том числе — и американцев. Еще при царе ходил Клим матросом во Фриско, да и на Аляске бывал. Насмотрелся на американцев, и когда с берданкой в партизанском отряде геройствовал. А потом, во Владивостоке, уже при нынешних властях, тоже не раз встречал заокеанских детинушек, что жуют табак или резину, ровно твои коровы. Для того-то и языку набалтыкался — дюже тяжко немтырям этим на пальцах все растолковывать. Но вот такого американца он видел впервые. Странный какой-то — страннее некуда!

Попыхивая самосадом-зеленухой,[2] Клим Петрович бурчал себе под нос:

— Мериканец, ага… А говорит чудно.

Действительно, их найденыш в разговоре почти не двигал челюстями. Все вроде правильно, по выговору судить — южанин, встречал Шалавин на своем веку парняг из Тексасу, Луйзияны, Георгии, но чтобы вот так говорили?.. Да любой мерикан, будь он хоть с Севера, хоть с Юга, хоть с Фриско, варежку первым делом раззявит и лыбится — чисто дурачок! А у этого лицо застывшее, и даже когда улыбается — одни губы растянет, а в глазах — хоть бы смешинка! Навидался Клим Петрович таких, когда колчаковцев и японцев в тайге привечал. Взгляд — лед ледяной, и на мушку такому попал — перекреститься не успел, как уже с небесными угодниками беседуешь.

— Лоцман, как же,[3] — ворчал Шалавин, весь в облаках сизого дыма. — Ежели он лоцман, так я — мля, Кацман! Убивец, поди, из заокеанских большевиков… В гэпэу — тьфу, прости господи! — в энкаведе простому мерикану делать неча, а вот ежели такому… — Доворчать он не успел. Говорят же: «Помяни черта — он и объявится». Вот и этот «лоцман» нарисовался, незван, непрошен. Миску протягивает, а в миске… Мать моя, кержачка сибирская! В миске ароматным парком исходят мясо и бобы в красном соусе помидорном.

— Here you are…[4] — Во! снова улыбка его одними губищами! — Прощу… Берьите…

Вкусно… Дык, понятно, что скусно. Язви его, из своих запасов, поди, сварганил. Вот тоже новость. Да ни единый американец, не говоря уж об англичанине — а Клим Петрович видывал и их — в жисть ничего за так не сделает и не отдаст. Ну, разве что водочкой — уиски или джин, по-ихнему, поднести может, ежели праздник, наприклад, какой. А вот чтоб еду, да еще сам сготовил… Чудной мерикан, что и говорить, чудной… Такому и впрямь — только в энкаведе и место!

Рацион в виде ячневой каши с солёной рыбой был путешественником во времени категорически забракован, и пришлось доставать банки с тушёнкой и прочими вкусностями из собственных запасов и из запасов убитых бандитов, уничтожая по возможности этикетки или затирая даты. Для этого, правда, пришлось взять готовку на себя, но речные волки не возражали, так как качество еды сильно улучшилось.

Заправлялись углём и водой в каких-то мелких городках и селениях раз пять, но в итоге катерок, гордо дымя трубой, вошёл в залив Онемен, где и стоял Анадырь.

Сразу же по прибытии капитан куда-то исчез, а через полчаса имущество Новикова и его самого погрузили на телегу и, в сопровождении солдатика в застиранной до белизны гимнастёрке, вооруженного мосинкой с примкнутым штыком, повезли по пыльным улицам. Люди, видя телегу под конвоем солдатика ВОХР, поглядывали с интересом, но без излишнего любопытства. Здание, в котором находилось местное отделение НКВД, представляло собой трёхэтажный деревянный дом, явно принадлежавший ранее какому-нибудь купцу. Стоило телеге остановиться, как из дверей показался сержант в зелёной с синим форме и с большой кобурой на поясном ремне.

— Тебе чего, Василич? — Тут его взгляд скользнул по Новикову, и рука потянулась к кобуре. — Шпиона привёз, что ли?

— Ноу, я не шпион. — Кирилл растянул губы в резиновой улыбке. — Американ ситизен. Гражьданьин. Ай'м вонт нашальник ЭнКаВеДе. Срочно!

— Так, — сержант уже сделал какие-то выводы и кивнул вознице: — Давай во двор. Вещи занесёшь в сени, там оставь.

— Ноу сеньи! — Новиков замахал руками. — Охрана, секрьетно!

— Тьфу тебя, чёрт нерусский! — Сержант вздохнул и неожиданно гаркнул во всю глотку: — Иванцов, Капустин!

Сразу же из дверей выскочили пара солдатиков в белых гимнастёрках с помятыми от сна лицами.

— Всё, что лежит на телеге, под охрану. Глаз не спускать. Если что… — он ловко выдернул наган из кобуры и красноречиво крутанул барабан.

— Понятно… — один из бойцов кивнул и, приняв лошадь под уздцы, стал заводить её во внутренний двор.

— Пойдём… — сержант кивнул и пошёл вперёд, а Кириллу ничего не оставалось, как следовать за ним.

Кабинет начальника окружного НКВД находился на втором этаже в бывшей столовой купца, что следовало из не вывезенных деталей интерьера. Не вписывался в картину лишь тяжелый двухтумбовый стол, покрытый зелёным сукном, и роскошный кожаный диван. За столом сидел широкоплечий мужчина лет тридцати и что-то сосредоточенно писал в толстой книге, которую в те года называли амбарной. Потом поднял голову и устало посмотрел на сержанта:

— Ну чего тебе, Сытин? Кого привёл?

— Вот, требует вас, товарищ капитан госбезопасности, — нейтрально произнёс сержант. — Говорит, из Америки. — Он тактично отошёл назад, давая Новикову возможность говорить.

— Съекретный груз. Нужно подньять зюда. Говорить.

Капитан госбезопасности положил перо на письменный прибор и протер усталое лицо ладонями.

— Давай, Сытин. Пусть поднимут вещи.

— Есть! — Сержант куда-то испарился, а капитан очень внимательно прошёлся по фигуре пришельца, задержавшись на ботинках и камуфляжной куртке.