Часть Чего-то. Повесть вторая - Иван Косолапов

Эти самые слова, несмотря на их дезинформативность в данной ситуации, отчего-то настраивали на то, что в конечном итоге Казимир всё объяснит, расскажет, растолкует и пояснит – он всегда так делал, не мог он, так твёрдо придерживающийся редирума человек, работать без какого-либо плана. Но для этого требуется время, ибо осознание необходимой цели и пути к её исполнению, как казалось Алине, требует некоторых минут или более, так сказать, передышки, и полностью воспринять в столь энергичном пути они с Мишей эту информацию не смогут, потому-то Коликов и держит её в себе это время: терпит до прибытия на место, где и им, и ещё где-то трём-четырём парам приверженцев их культуры он ответит на все сложившиеся в душе вопросы.

– Почти на месте, – с некоторым предвкушением, которым явно был пленён и он, сказал Казимир, когда повернул направо на очередном повороте кирпичного помоста, находящего над потоком жидкости должного запаха, в шум «хода» которой, как ощутила Алина, «вплелись» свойственные черты гомона небольшой, но взволнованной толпы.

И взаправду: как только свернула за должный угол и она, то взгляду сразу открылась небольшая площадка, на которой свободно уместились несколько пар людей, собравшихся посередине и потому ещё более представившие собой группу крайне малой численности, ввиду чего что-то даже подернулось в груди, ибо не вселяло доверия такое число народа при таком мероприятии… Но разум сразу вспомнил и об иных группах, которых, правда, ещё девушка не видела, только договаривалась с людьми из них, которые должны прийти, но ведь может случиться всё, что угодно.. в общем, возвышенность угасала, настрой пропадал. И как бы Алина не силилась ей всё больше становилось не по себе от понимания того факта, что придется идти против института, причём придется явно двигаться не с мирной демонстрацией, а это полностью претит её мировоззрению, и вообще, почему они именно так собираются поступить, и, собственно, как они собираются поступить?

В животе словно пусто стало, нехорошо и неуютно. Посмотрев на лицо Миши она узрела подобный неоднозначный взор, направленный в спину приветствующего молодых товарищей Казимира, к которому тут же подбежали из небольшой толчеи три человека, о чём-то расспрашивая, на что Коликов лишь отмахивался, пытаясь пройти к дальней стене и вместе с тем обещая, что сейчас всё объяснит.

К Алине, когда она с Михаилом приблизились к бездвижно смотрящим на старшего людям, подошёл старательно прячущий волнение Арсений да тихо заговорил чуть подрагивающим голосом, тогда в глазах его, направленных на кинокритика, яростно пылала возбуждение, готовность к чему угодно и полное согласие с любыми будущими предложениями от человека, двигающегося к дальней стене – это девушка заметила сразу же, как только обратила внимание на его бледное лицо и вместе с тем ярко выделяющиеся очи:

– *Не ведаешь, чаго гэта ён такое задумаў?

* (перевод) Не знаешь, чего это он такое задумал?

Начав медленно крутить головой в знак отрицания, девушка неспешно, нехотя словно, сводила взгляд с общепризнанно главного их отряда и направляла его на собеседника, также выговаривая не спеша:

– Не-е… – тут она узрела недобрые отклики в глазах оппонента и посему на секунду прервалась, но после сразу закончила, чуть напрягшись от буквально чувствующейся злости, источаемой молодым человеком. – Т…

– *А думкі якія ёсць? – не унимался Арсений.

* (перевод) А мысли какие есть?

Он немного вздрагивал, причём явно не от холода. Ему было и страшно и в то же время доставляло удовольствие то, что в ближайшее время должно было случится нечто, чей размах он ощущал как ранее не виданный да не ощущаемый, однако потому и крайне таинственное это было нечто. От него веяло опасностью. Все это чувствовали, но все сейчас были немного не в себе. Некоторые, как Сеня, ещё только косвенно осознавали масштаб и полностью отдавали себя самоотверженности. Другие же, которых было меньше, подобных Алине, то есть, – они начинали «остывать». Им становилось наоборот не страшно, они не смелели – нет. Они начали недоумевать о том, что сейчас разворачивалось вокруг.

И потому довольно вовремя Казимир начал свою речь.

Алина только начала отвечать молодому человеку, на ходу отыскивая достойный предлог:

– Не.. нет. Не зна… – и тут её прервал мужчина, наконец дошедший до крайней стены и став под люком, выходящем прямо к обиталищу стражей правопорядка сего района Города.

Даже начал он как-то не в ему свойственной манере, а карикатурно, словно играя на публику – неестественность была в его словах, но тембр их, властный и призывающий, тон, с которым они произносились вселяли некое доверие. Нет, даже веру. Веру в то, что так должно быть, и что то, 3что должно – то будет:

– Друзья, прошу вас, тише. Я рад, что вы сейчас здесь и со мной. Я извиняюсь, что позвал вас к себе на помощь в такой момент. В то время, которое для нас не приемлемо. Но на такие уступки есть причина. Она более чем веская и поверьте, она стоит таких жертв: мне стали известны причины всех этих дикарских событий, что имеют место быть в нашей жизни последнее время! Это не просто течение масс и народов, это даже не желание социума: это – обыкновенная эксплуатация людских жизней! – особенно чувственно сказав это, Казимир дождался, пока молодые люди обдумают услышанное и, чуть возвысив гомон, тут же его прекратят.

Алина же всё так же следила за своим примером для подражания и в ней в одно время боролись два лагеря понимания, то есть тот, что осознавал всю демагогию слов Коликова и вместе с тем не принимавший их смысл, и тот, что с осознанием правоты Казимира лишь вновь возвышал чувственность, боевой дух и жажду восстановления справедливости, притом не до конца понятно какой, и какими методами. И второй взор на сию ситуацию всё больше креп и становился значительней, ибо Коликов не умолкал:

– Нас и наших близких обманывают, водят за нос, навязывая против воли ложные идеалы, полностью изменяя нашу же личность. Мы прекращаем быть сами собой! И это всё кому-то нужно, но не нам! Ведь так?! Но нас никто не спрашивает. Мы – лишь расходный материал для них. Масса, которая должна неуступно повиноваться, и потому нами пользуются, как вещами жизненного быта, – он говорил витиевато, словно писал некую рецензию, но это оказывало своё влияние в данном обществе, где подобные качества грамотности да разнообразия речи ценились, и потому всё больше и больше внутри молодых людей усиливалась вера в правильность близ предстоящих событий, которые были уготованы не ими, но им. – Я знаю ваш вопрос. Кто это? Что за Они? Так вот, это отдельная тема, ибо, как оказалось, долгое время под масками овец скрывались волки… Да, вековая мудрость не устаревает, зато люди меняются, они перестают чаще смотреть по сторонам и наблюдать за теми, кто крайне недоверчиво относится к окружающим, «спуская» всё на веру.

«Недоверчив к окружающим?» – Алина внутри себя повторила данную фразу, но только с вопросительным акцентом, словно задавая самой себе вопрос и раньше Казимира пытаясь разъяснить самой себе, кого он имеет в виду. И догадка не заставила себя ждать, ведь было не так много в Городе каких-либо организаций, представляющих из себя довольно скрытное предприятие, наружу источающее лишь благие цели, которые девушке всегда казались чистой монетой, и почему так грустно было осознавать, что поступить в сие заведение не удалось, а теперь было почти невозможно для себя принять факт, о котором догадалась почти половина здесь находившихся ещё за секунду до того, как Коликов произнёс:

– И.И.Н.И.М.П… – дав время для смирения и перебарывания внутреннего дисбаланса касательно только что разрушившегося восприятия мира, как места, где благодаря сему заведению растёт прогресс и поднимается экономическое, культурное да иные уровни государства, кинокритик, словно сам «переварив» то, что озвучил, продолжил, вновь преображая свой голос во властный клич к победе над врагом, в чью враждебность было трудно поверить. – Я сам был изумлён этой информацией, но я доверяю больше, чем себе, тем людям, от которых я её получил! – он преувеличивал, ибо информатор был всего один, но для поднятия настроя требовалось нечто более убедительное, и он просто, откровенно играл на публику, чей взор вновь, как с самого начала, начал разгораться решительным пламенем. – И я взываю к вам, друзья! Коль вы доверяйте мне, коль вы готовы идти до конца с теми жизненными принципами, с той позицией мировоззрения, которую вы для себя избрали, то идёмте же со мной! Нам требуется добраться до кабинетов Интститута на Третьем уровне, я и ваши товарищи, которые согласились возглавить иные подобные группы, договорились о необходимом оборудовании, а также об открытом доступе на Второй этаж. Да! Мы не одни! Нас много. Но сразу объединяться нет смысла, ибо сделаем мы это лишь уже в самом центре, у цели нашего мероприятия, ибо она так и осталась загадкой для меня, но не является таковой для тех, кто выдал мне всю подноготную сего цирка уродов, как Институт, – тут «напульсник» на руке оратора коротко, но громко засвистел. Он кинул на него быстрый взор и, продолжая стоять раскинув плечи, громогласно закончил речь: – Вот и время, друзья! Итак, выбор за вами! Вы со мной, ну же, я жду!