Пятно - Александр Бачило

- А-а... - Альберт Витальевич задышал ровнее. - Ну, разные фирмы...

- В том числе и конкурирующие?

- Вы думаете, они нас между собой не поделили?... Ха-ха! - Щедринский горько рассмеялся. - Передачка-то дохлая! Рейтинги никакие. Мы каждого спонсора по месяцу уговариваем, обещаем упоминать через слово, ролики крутить непрерывно, и то они морды воротят!

- А как насчет участников конкурса? Между ними-то вон какая конкуренция! Ссорятся, наверное, ненавидят друг друга?

- Это в Голливуде друг друга ненавидят. А наш хлебороб как только в кадр попадает, у него сразу отнимаются руки, ноги и язык. Не они мне, а я им их же рецепт рассказываю.

- Но Сорокина-то, по вашим словам, была бойкая?

- Луч света в темном царстве!

- Может быть, кто-то ей позавидовал?

- Ну, позавидовал кто-нибудь и что? Убил? За первое место в кулинарии?

- Всякое бывает, - Колесников пожал плечами, - маньяк какой-нибудь, или наркоман...

Щедринский бросил на участкового беспокойный взгляд.

- Вы с ума сошли? Передача и так на честном слове держится, а вы еще с маньяками своими! Не дай бог, слухи пойдут... Нас же прикроют к чертовой матери, и все! А для меня, может, эта программа - последняя надежда...

Альберт Витальевич уставился в пространство больными глазами.

- Почему последняя? - спросил участковый.

- А? - Щедринский с трудом оторвался от своих мыслей. - Как вам сказать... Артист обязан быть на виду, его должны узнавать. Иначе он на хрен никому не нужен.

- Ну вам-то, Альберт Витальевич, популярности не занимать! - улыбнулся Колесников. - Вы, кстати, почему из Москвы уехали? В нашу-то глушь!

Щедринский снова испытывающе посмотрел на участкового. Ох, не прост он, этот милиционер!

- Потому и уехал, - вздохнул Альберт Витальевич. - Лучше быть в провинции ферзем, чем в Москве пешкой.

- Ну какая же вы пешка! Уж по меньшей мере - конь!

- М-да, - ведущий поддернул потускневшие рукава своего переливчатого блейзера. - Порубали нас, коней... Там сейчас такая рубка идет, аж башня дымит!

- Как же! - Колесников сочувственно покивал, - Не знаешь, какой канал смотреть... Сегодня спорт, завтра - погода...

- Да ведь не один я в провинцию подался, - Альберт Витальевич тянулся за сочувствием, хоть и не доверял участковому. - Вон, осветитель наш, Илья Зимин, тоже, между прочим, не хрен с горы. У самого Никиты оператором был. Подслеповат стал после травмы, пришлось в осветители уйти. Но художник есть художник! Он своими подслеповатыми так свет поставит, как ни один зрячий в Москве не поставит! А вынужден нам тут колбасу освещать...

- Ну, хорошо, - участковый пометил что-то у себя в блокноте, - вернемся к пропавшим. Вместо Сорокиной вы пригласили на съемку Бесноватого. Кстати, кто, конкретно, его приглашал?

- Леночка. Это Ассистент режиссера. Она отбирает рецепты на конкурс. Говорит, позвонила ему, он обрадовался, сказал, что обязательно будет одиннадцатого к пяти.

- И что было дальше?

- Да ничего не было, - Альберт Витальевич развел руками, - не явился Бесноватый!

... Он пришел за два часа до назначенного срока и так волновался, что не мог расстегнуть пальто. В студии, кроме меня, никого еще не было. Впрочем, я тоже был не один. Весь день мне мерещился быстрый промельк тени из одного неосвещенного угла в другой. Это могла быть крыса. Они забредали иногда в студию, вспоминая, вероятно, ее складское происхождение. И точно: скоро я услышал очень характерную возню за картонными щитами у стены. Маленькое, но живучее существо устраивало там свой маленький быт. Я даже рассмеялся облегченно. Крыса! Просто крыса... В ту же секунду где-то на краю зрения появилось черное размытое пятно и метнулось на шум. Картон колыхнулся, как от ветра, послышался дробный топот маленьких лапок, раздался отчаянный тошнотворный писк и тут же оборвался. Наступила особая, хорошо знакомая мне тишина, в которой, казалось, еще затухает эхо последнего вопля. Я понял, что Оно здесь. Развлекается...

В эту самую минуту из коридора донесся звонок. Кому бы в такое время? Охранник должен был заступить только вечером, поэтому я сам пошел открывать дверь.

...Он стоял на крыльце и, казалось, дрожал от холода. Пальтишко на нем и впрямь было не по сезону короткое и ветхое, но из-под вытертого драпчика выглядывал воротник белой рубашки и галстук.

- Слушаю вас, - сказал я без всякого радушия.

Он даже отступил в растерянности, попытался что-то сказать, но лишь промычал нечто нечленораздельное.

- Вы к кому? - грозно спросил я.

Мне вдруг захотелось, чтобы он испугался и ушел отсюда, дурачок, пока не поздно. Но он не ушел, а дрожащими пальцами принялся расстегивать пальто. Далеко не сразу ему удалось справиться с верхней пуговицей, вторую он просто оторвал, но, наконец, добрался до внутреннего кармана и протянул мне какой-то клочок бумаги. Я долго вертел его в вытянутой руке, с трудом разбирая буквы.

- Бес... Бес... но... ватый. Это что, справка?

Он замотал головой.

- Н-нет. Это фамилия такая - Бесноватый... Моя.

Я, наконец, понял, что держу в руке разовый пропуск в студию.

- Ах, вы у нас гость... - у меня вырвался тяжелый вздох.

Только бесноватых гостей мне сейчас не хватало...

- Что ж вы так рано, господин Бесноватый? Съемка в пять часов.

- Я пораньше... - выдавил он, - не опоздать... чтобы.

Лучше б ты опоздал, подумал я. Навсегда. Ну чего ты лезешь навстречу злой своей судьбе? Беги!

Но сказал другое.

- Знаете... павильон еще не готов. Монтаж декораций. Придется вам погулять два часа...

Не то чтобы я твердо решил его прогнать, просто во мне вдруг проснулся спортивный интерес: добьется он своего, или его еще можно спасти?

- А п-посмотреть нельзя этот... монтаж? - заикаясь, спросил он. - Я м-мечтал... всю жизнь.

До чего же увлекательно наблюдать, как упорно ищет мышь вход в мышеловку! ...

- Нельзя, - отрезал я. - Не положено по технике безопасности.

- Жалко, - понурился он, - ну ладно, я подожду. Только... может быть, в коридоре? А то холодно.

Очень это было забавно. И все же я решил стоять до конца.

- Можно, конечно, и в коридоре. Если не боитесь.

- Ч-чего не боюсь? - испуганно спросил он.

- Перегореть, - пояснил я. - Когда долго ждешь в коридоре, волнение постепенно возрастает. К началу съемок некоторые актеры доходят до полной непригодности. А вы, я вижу, уже сейчас волнуетесь.

- Да, да, - он стал поспешно застегиваться, - тогда, конечно, не надо...

Я понял, что нащупал больное место.

- Вам бы отвлечься. Не думать о направленной на вас телекамере (в его глазах отразился ужас)... В кафе посидеть. Тут, кстати, есть одно, всего три остановки на троллейбусе.

- Точно, - заторопился он, - три остановки... в кафе... Спасибо! Извините!