Береника - Генрих Фольрат Шумахер

Там, лицом вниз, зарывая руки в землю от боли, лежал старик. Его длинные белые волосы слиплись от крови, простое крестьянское платье было разорвано. Солдат перевернул его концом копья, чтобы взглянуть ему в лицо. Глаза старика уставились на него остекленевшим взглядом, потом в них появился страх при виде римского вооружения, и он попытался подняться, но ноги не слушались его. Рана в плече его была слишком глубока, и потеря крови его обессилила. Он со стоном откинулся назад, и глаза его снова затуманились.

– Иудей, – презрительно сказал солдат, и хотел вонзить острие копья в грудь несчастного. Но потом передумал. – Да ему и так скоро конец. Жаль блестящей стали. От крови она ржавеет, а Сильвий, наш декурион, и так сердит на меня с тех пор, как Веспасиан на последнем смотре заметил пятно на моем шлеме…

Он сдвинул снова кусты над раненым и вернулся к воротам. Через несколько минут со стороны города к воротам подъехала небольшая группа всадников. Во главе ее был высокий молодой человек в белой тунике, на которой алела широкая пурпурная полоса – знак сенаторского звания. Ноги его были обуты в черные сандалии, стянутые четырьмя ремнями и украшенные золотой пряжкой в форме полумесяца.

– Сам Флавий Сабиний, префект ночной стражи, – воскликнул солдат и быстро ударил копьем о металлическую полосу, висевшую у ворот. Потом он вышел на средину ворот.

Воины выстроились в боевом порядке, а Сильвий, их декурион, выступил на несколько шагов вперед, чтобы передать префекту пароль.

– Удали твоих солдат, – повелел префект. – Мне нужно переговорить с тобой о важном деле.

Когда декурион исполнил поручение, Сабиний отошел.

– Надеюсь, друг, я могу довериться твоей преданности.

Сильвий приложил руку к груди и поклонился.

– Моя жизнь к твоим услугам, господин, – ответил он просто.

– Даже если мои повеления опасны и трудны?

– Повелевай.

– Так слушай. Сегодня или, может быть, завтра будет просить входа в эти ворота один иудей, молодой человек с тонким лицом, одетый в платье галилейского купца; с ним будут два спутника. Ты впустишь его, но только ночью и так, чтобы никто не видал. Тогда же проведи его прямо ко мне и вели дать мне знать через Лепида, моего раба, если меня не будет дома.

– А если чужестранец откажется от моих услуг? Ты ведь знаешь, как иудеи нам, римлянам, не доверяют?

– Тогда шепни ему одно имя, и он последует за тобой.

– Какое имя, господин?

Флавий Сабиний оглянулся на свою свиту. Они были достаточно далеко, и все-таки префект наклонился к декуриону и чуть слышно шепнул ему.

– Иоанн из Гишалы.

Сильвий отшатнулся с ужасом.

– Галилейский мятежник?! – воскликнул он. – Ты хочешь оказать содействие приверженцу врага римлян?

– Не так громко, Сильвий, – тревожно сказал префект. – Конечно, это так, как ты говоришь, но ведь дело идет о войне. Сюда явится Регуэль, сын Иоанна. Ты поражен? Пойми, в чем дело. Помнишь, мы как-то бродили с тобой по улицам Клавдиевой колонии?

– Да, и ты скрылся потом в саду Иакова бен Леви, еврея, торгующего оливковым маслом, – сказал Сильвий с усмешкой. – Я ведь тогда был верным часовым, охранявшим Флавия Сабиния, которого ждали там нежные девичьи объятия…

– Да ты разве знал? – пробормотал Флавий удивленно.

Сильвий усмехнулся.

– Римский солдат, – сказал он шутливо, – имеет не только глаза, чтобы видеть, но и уши, чтобы слышать. А сквозь шелест листьев мне слышался иногда серебристый девичий смех.

– Я этого не отрицаю, – ответил Флавий Сабиний, – да, я там виделся с иудейской девушкой. Как это случилось, я тебе объясню потом. Моя просьба имеет отношение к той девушке. Регуэл, сын Иоанна из Гишалы, ее брат.

– А он едет за ней…

– Да. Если бы жители Птолемаиды или кто-нибудь из любимцев цезаря узнали, что дочь мятежника среди нас….

Он не договорил. Его лоб нахмурился при мысли об опасности, которой подверглись бы Саломея и Тамара, если бы Этерний Фронтон узнал о них.

– Если девушка красива, тем хуже. Иудейки в цене. Потому, господин, поторопись спрятать для себя красотку, – посоветовал Сильвий.

Флавий Сабиний изумленно взглянул на него. Внезапная краска залила ему щеки.

– Не полагаешь ли ты, что у меня что-нибудь дурное в мыслях? Помоги же мне…

Вдруг с другой стороны ворот послышалась громкая перебранка. Они поспешили туда.

Старик, лежавший в кустах, дотащился до часового и там опять упал в изнеможении. Солдат с ругательствами ударил его копьем, чтобы заставить его подняться: приближалось идущее из города длинное шествие. Посредине шли рослые рабы и несли открытые носилки. В них Флавий Веспасиан отправлялся в укрепленный лагерь ожидать прибытия своего сына Тита. По донесениям, принесенным гонцами, Тит должен был вскоре прибыть по дороге, шедшей вдоль морского берега из Александрии, через Пелузий, Газу, Ябнеель и Цезарею.

– Прочь с дороги, иудейская собака! – выругался солдат и всадил конец копья в ногу старика, который вскочил, захрипев от боли. – Если бы я знал, что ты, как и все ваше гнусное племя, живуч, как кошка, я бы уже давно своим копьем избавил тебя от мучений…

Он собирался нанести второй удар копьем, но Флавий Сабиний удержал его.

– Как ты смеешь, Фотин? – крикнул префект, дрожа от гнева. – Разве ты не знаешь, что Веспасиан справедлив ко всем.

Солдат с изумлением взглянул на него.

– Но, господин, – сказал он удивленно, – ведь это иудей.

– Будь он тысячу раз иудей, он все-таки человек. И вот что я тебе скажу. Если ты хочешь уберечь себя от фустуария[1], возьми этого иудея, которого ты так презираешь, и отнеси в караульный покой. Там я перевяжу его раны.

– Я свободный гражданин, – проворчал Фотин, заложив руки за спину.

Лицо префекта побагровело.

– Ты солдат, и теперь военное время! Отними у него оружие, Сильвий, – приказал он. – И скажи Центуриону, чтоб его отправили таскать тюки….

Сабиний наклонился к раненому; только слабое дыхание обнаруживало присутствие жизни в теле.

Префект позвал декуриона, чтобы с его помощью поднять умирающего. В этот момент Фотин бросился вперед, упал на колени среди улицы и, воздев руки, стал кричать.

– Правосудия! Правосудия!

Веспасиана в это время проносили в носилках через ворота. Услышав крик, он приподнялся и спросил, в чем дело. Флавий Сабаний подошел, чтоб дать ему объяснение.

Полководец выслушал его, не прерывая. Потом легкая усмешка показалась у него на губах.

– Фотин, – сказал он солдату, – ты заслужил наказание за непослушание начальнику, за это ты восемь дней будешь есть ржаной хлеб вместо пшеничного. Но все-таки твое усердие похвально, и за ненависть к врагам я дарю тебе это запястье. Большую цепь ты можешь заслужить себе в бою…

Он снял золотое запястье и отдал его солдату, который гордо выпрямился и бросил торжествующий взгляд на префекта.

– Не забывай, племянник, что полководцу не следует подавлять ненависти своих воинов к врагам, – сказал Веспасиан.

– Прости, дядя, – ответил Флавий Сабиний, и губы его задрожали от негодования, – я не знал, что мы ведем войну со стариками, женщинами и детьми.

Из носилок послышался смех. Посмотрев в ту сторону, префект заметил Этерния Фронтона, который ехал с полководцем.

– Неужели ты так презираешь жриц Афродиты, Флавий, – воскликнул вольноотпущенник. – Не забывай, что Епафродит, покровитель учителей истории, рассказывал нам про иудейку Юдифь, которая отсекла голову Олоферну. Но я знаю, ты недоступен стрелам Эрота. Минерва и мудрость греческих философов слишком опутали твой разум и в сердце твоем нет места восторгу перед поясом, головной повязкой, а тем более запястьем красивой девушки…

Флавий понял его намек на свое ночное приключение с Тамарой и Саломеей, но был слишком горд, чтобы отвечать в том же тоне. К тому же все его внимание было поглощено раненым, которому Сильвий пытался влить в рот глоток воды. Старик очнулся и растерянно глядел на воинов, окружавших его. Он вдруг поднял обе руки, потом произнес несколько бессвязных слов:

– Иоанн из Гишалы! Они идут, они идут! – И со стоном упал на руки Сильвию.

Веспасиан приподнялся, и глаза его засверкали.

– Иоанн из Гишалы, – проговорил он. – Не его ли Марк Агриппа называл самым деятельным врагом Рима?

Этерний Фронтон утвердительно кивнул.

– Позволь мне, господин, – сказал он, – остаться и заняться раненым. Это несомненно шпион, подосланный врагами…

Веспасиан, соглашаясь, кивнул. Фронтон, однако, не уходил.

– Ну что еще? – нетерпеливо спросил Веспасиан, давая знак продолжать путь.

– Может быть, ты сочтешь удобным, чтобы Флавий Сабиний взял на себя должность чтеца. Вспомни, что я говорил тебе о его слабости к иудеям…

Их глаза на мгновение встретились, потом вольноотпущенник вышел из носилок.

Веспасиан позвал префекта.

– Прошу тебя, племянник, – ласково сказал он, – побудь со мной и помоги мне справиться с несколькими делами.