Бутылка, законченная питьем ( Рассказы ) - Петр Ореховский

До археологов он в этот день так и не добрался; собственно, он особо не понимал, зачем туда едет, и никуда не торопился. Его заворожила красота бескрайней сухой степи, безлюдья, меловых утесов и моря, где прямо из-под ног прыгали крабы и мидии облепили камни совсем рядом с берегом. Это было так не похоже на Крым, который он до этого видел, что он решил остановиться на вечер прямо здесь. Он поднялся на площадку подальше от моря, но не стал выбираться на самый верх, в степь: там было ветрено и немного пыльно. Петров заночевал под высоким звездным небом, а поскольку на дворе был уже месяц август, по небу летали звезды. Лежа под санаторным одеялом на прохладной земле и глядя на высокие сверкающие искры, он загадывал различные хорошие желанья, одновременно пытаясь определить, а чего же он действительно хотел бы получить от жизни в ближайший год. Он думал о том, что ему всегда нужна была работа не только для получения денег, но для чего иного, большего. Сын, которого он воспитал, теперь уже старался жить очень самостоятельно; Петров невольно пожалел, что сейчас его нет рядом. Последний раз они выбирались вместе на рыбалку на Обское море уже больше года назад, и сын учил Петрова, как ловить раков, которых в детстве Петрова на Оби не было. Он подумал о жене, о том, что он все-таки не ошибся, когда решил, что нужен был ей скорее в качестве сопровождающего для увеселительных мест. Торчит сейчас, поди, в казино… Эти мысли были не совсем справедливы, но в этот раз проверить их несправедливость было уже невозможно.

Большее, непременно нужно было что-то большее. Нужны были эти звезды, проникающая в душу красота земли и воды, нужна была любовь, наконец. Петров, сформулировав это, пошел дальше и задал себе вопрос: а любит ли он свою жену? Найдя аргументы против, ради объективности он спросил иначе: а действительно ли он ее не любит, и как тогда назвать то, что было между ними в последние недели? В результате он, конечно же, окончательно запутался, плюнул про себя, недобрым словом помянув весь женский пол, и сосредоточился на звездном небе.

Что же это большее? Что же ему нужно еще, кроме денег? Петров зацепился за эту мысль, ему показалось, что здесь находится правильный выход из того состояния черной злобы, в которое он время от времени попадал. Пытаясь оценить свою жизненную ситуацию со стороны, он вдруг понял, что жизнь в России распалась на два неравных течения. В первом, где люди ездили за границу, пользовались компьютерами и сотовыми телефонами, шла торговля сырьем и оружием, и эту жизнь в основном и показывали по его цветному телевизору. Во втором, где проходила бульшая часть жизни, люди питались урожаем со своих огородов, часто оставались без работы, а устраиваясь на новое место, зарабатывали небольшие деньги. Здесь не нужно было высшее образование и тем более – английский язык, здесь редко читали газеты и книги, за исключением иллюстрированных журналов и детективов. Люди из первого мира считали вторых лентяями и невеждами, а вторые считали первых ворами и взяточниками. По всей логике получалось так, что больше половины населения России этой стране не нужны, и если бы люди второго мира просто исчезли, то первые жили бы только лучше. И что он, Петров, все-таки пробился в первый мир, что теперь ему надо держаться своих и вместо пьянок с подчиненными почаще выбираться в

Крым и Турцию, на охоту и в хорошую баню и забыть о том, что много людей живут иначе. Что он, Петров, отнюдь не нужен этим последним со своими сотовыми конструкциями и новыми материалами, а нужен как раз другим, абсолютному меньшинству. И надо было вообще-то остаться в

Ялте и научиться играть в игры этого треклятого казино, если так хотелось его жене.

Несмотря на то, что он был уверен в правильности этих мыслей, в

Петрове неожиданно поднялась волна омерзения и к себе и к тем обсто-ятельствам, которые заставляли делать его эти выводы. Его затрясло от злости. Он сел, налил себе колхозного молодого вина, выпил и огляделся кругом. Далеко в море просверкивали какие-то блики. “До каких только глупостей не додумаешься в одиночестве”, – сформулировал он сам себе основное резюме своих рассуждений. Он лег, натянул одеяло на подбородок и уснул.

Утром Крым опять поразил его своей красотой. Цвета моря, неба и скал были совершенно необыкновенные. Петров искупался, хотел было насобирать мидий, но вспомнил, что ему не в чем и не на чем их готовить. Поэтому пришлось обойтись хлебом, копченой колбасой и остатками абрикосов. Запивая все это вином, Петров задумался о том, что же делать дальше. К археологам ему окончательно расхотелось ехать.

Солнце подымалось все выше, становилось жарко. Петров отплыл метров сто от берега и улегся на воду, время от времени рассматривая панораму открывающегося обрывистого берега. Иногда он лениво шевелил руками и ногами, напоминая себе большую медузу, под влиянием теплого утреннего бриза дрейфующую к берегу. Ему припомнились его ночные мысли, сейчас они уже не казались такими противными: всё это было просто очевидностью, данностью, с которой надо было считаться и не делать глупостей. Подумав еще, Петров решил, что надо требовать увеличения зарплаты и соглашаться на вахтовую работу в филиалах. А потом, раз уж он так нужен головной конторе, то, может, вообще попробовать перебраться в Москву или хотя бы Подмосковье. И надо бы почаще выбираться в отпуск, а то и завести себе любовницу. Это все очень разнообразит жизнь.

При мысли о любовнице Петров развеселился. Как правило, сейчас он бывал с утра до ночи в цеху пять дней, а в субботу частенько заглядывал туда на полдня. В расписании его жизни не было общения вне работы и семьи, поэтому представить себе нечто длинноногое, легкомысленное и праздничное было примерно тем же самым, что рассказать себе сказку. В этом своем хорошем настроении он добрался до берега, обсох и, одеваясь, обнаружил, что его намечавшийся живот куда-то пропал. Петров сильно похудел, загорел и поздоровел, но заметил это только сейчас.

Он решил выбираться в Евпаторию, а потом, если там не будет жены, двигаться дальше в аэропорт Симферополя и в Новосибирск. Ему захотелось потрепаться ни о чем с сыном и выпить самого популярного в Новосибирске омского пива “Сибирская корона”. Решение о дальнейшей жизни было принято, все было понятно, и он был снова прав.

Когда к вечеру он пришел в номер санатория, жена там была. Она собиралась пойти ужинать, когда появился веселый и усталый Петров.

Глядя на его потную, небритую и запыленную физиономию, она слегка скривила губы и спросила, ждать ли его. Петров, отправившись в душ, сказал, чтобы она шла ужинать одна.

После душа он упаковал свои вещи, переоделся и пошел в ресторан при санатории. Их столик был занят: жена сидела в окружении мужчин и ела так же, как играла в рулетку: с большими перерывами, рассматривая интерьер и окружающих, как будто она была здесь впервые. Петров сел за свободный столик, указанный знакомым администратором, намереваясь быстрее покончить с ужином и отправиться спать. Но не успел он допилить ножом свой лангет, как к нему подсела девушка, вошедшая в фазу неопределенной молодости, и завела светский разговор о погоде.

Думая отвязаться от нее, Петров угостил ее хересом, наивно полагая, что женщинам не может нравиться это вино. Распив бутылку на двоих,

Петров получил приглашение искупаться. Ему понравилась эта мысль – ужин после вынужденных двух суток диеты показался ему слишком плотным.

Купание действительно освежило его, но некоторые вещи показались слишком стремительными: его новая знакомая все время порывалась целоваться. Раза с третьего до Петрова дошло, чего она хочет, в результате он чуть не нахлебался морской воды.

Девушка жила в соседнем санатории, он проводил ее, но внутрь входить не стал, договорившись о встрече завтра за обедом; зная, что этой встрече не суждено состояться. Его всё еще как-то веселило происходящее, и несмотря на усталость Петров пошел к себе в номер почти вприпрыжку. Час, впрочем, был еще ранний: самое начало второго. В танцзале санатория развлекался народ. Петров присел на стоящую рядом лавочку и вытянул ноги. Он не думал ни о чем, слушая глухой рокот поп-музыки и возбужденные вскрики танцевавших.

Неожиданно, выйдя откуда-то справа, рядом села жена. Посмотрев на него, она вдруг сказала: “Петров, а за тебя, оказывается, надо бороться”. Он промолчал. Они посидели еще какое-то время.

На следующий день она улетела из Симферополя вместе с ним. До конца назначенного срока в три недели они не дотянули всего два дня.

В Новосибирске было уже прохладно. Цех Петрова встал: через три дня после его отъезда стал расти процент брака, к исходу второй недели некондиция составляла уже больше половины выпуска. В этих условиях заместитель Петрова счел за лучшее отправить всех в неоплачиваемый отпуск.

С возвращением Петрова жизнь началась снова. Он заметил, что рабочие смотрят на него какими-то другими глазами, всячески демонстрируя ему свое уважение и общую старательность. Уровень качества удалось восстановить быстро.