Две операции майора Климова - Владимир Огнев

На Долинск медленно надвигался вечер. Неподвижно повисли за окнами листья кленов, в открытую форточку явственней стали доноситься голоса прохожих, улеглась принесенная дневным ветром с окружающих город степей пыль.

Буфет в управлении уже не работал, пришлось опять тащиться на улицу, в закусочную. Ели без аппетита: сосиски были чуть теплыми, картофель сладковатым. Наскоро проглотив темную жидкость, значившуюся в меню как кофе, Алексей Петрович поморщился:

— Это тебе, брат, не дома. Вот моя Надежда варит кофе по-турецки — пальчики оближешь.

...В кабинете Климова почти прохладно, окна его выходят на север. Алексей Петрович, больше практиканта чувствовавший усталость, устроился на диване с томиком Есенина в руках и с твердым намерением не думать о деле, пока не поступит дополнительная информация.

Колосков с присущей молодости неиссякаемой энергией пытался было еще развить две-три гипотетических вариации на тему о том, где и как Рачинский мог быть завербован иностранной разведкой.

За темной прядью перелесиц,В неколебимой синеве,Ягненочек кудрявый — месяцГуляет в голубой траве... —

прочитал в ответ ему Климов знакомые строчки. И Саша сразу угомонился, устроился в уголке за шахматной доской — он любил решать этюды.

Когда в кабинет вошел Барков, никто не повернул головы, оба сделали вид, что страшно увлечены каждый своим занятием. Инженер-капитан хмыкнул и, принимая игру, прошел к столу. Вяло опустился в кресло Климова.

— У химиков еще не готово, — безразличным тоном сообщил он. — А дактоформулу я вывел и по картотеке проверил...

Барков помолчал.

— Если кто-либо из вас предрасположен к инфаркту — прошу предупредить, — продолжал он, не дождавшись вопросов.

— Саша, стукни его стулом, — мягко произнес Климов. — Посмотрим, не будет ли инфаркта у него самого.

— Не стоит трудиться. У меня что-то похожее уже было, — ответил Барков. — А три отпечатка пальцев — на бутылке и в телефонной книге — принадлежат небезызвестному вам «Оборотню».

— Что?! — Климов вскочил, отбросив книгу. Колосков от неожиданности рассыпал шахматы и застыл в своем углу.

Инженер-капитан торжествовал откровенно.

— Три пальцевых отпечатка безусловно принадлежат разыскиваемому опасному государственному преступнику, значащемуся в картотеке под фамилиями Колчин, он же Петренко, он же Эванс, он же Гусев. Тому самому, которого ты, Алексей Петрович, очень точно окрестил «Оборотнем».

— Ну, положим, не я. Кличку «Werwolf» он впервые получил еще в 1943 году от штандартенфюрера Шиндлауэра. Но дело не в этом. Альянс Колчина с Рачинским нельзя недооценивать, — Климов нервно потер подбородок. — Мы должны принимать срочные меры. Кстати, Костя, а кому принадлежат другие следы?

— Вероятно, Рачинскому. Во всяком случае все они идентичны. Но, думаю, надо завтра же это выяснить досконально. Снять отпечатки с предметов, которыми он пользовался на заводе, и сравнить.

— Алексей Петрович, можно я схожу в химическую лабораторию, узнаю, как там, — спросил Колосков, как всегда томимый жаждой деятельности.

— Пойдемте-ка все, — предложил Барков, поднимаясь из-за стола. — Я ожидания не перенесу.

На второй этаж, где размещалась химлаборатория, спустились в «темпе», шумной гурьбой.

Здесь, в царстве точнейших микроскопов, разноцветных реактивов, колб и реторт главенствовала опытный исследователь-криминалист Елена Михайловна Зубова. Невысокого роста полная женщина с рыжеватыми кудряшками, торчащими из-под белой шапочки, она и говорила и делала все с поразительной быстротой. Просто трудно было понять, как умудряется она так легко скользить между своими приборами, трудно представить, как этот сгусток энергии часами застывает у микроскопа. Взмахнув руками, Елена Михайловна сразу вернула всю компанию в коридор:

— Куда вас столько, обязательно что-нибудь сломаете. Все вы, мужики, неповоротливы. Идемте со мной.

Прошли в рабочий кабинет экспертов.

— Исследования мы почти закончили, — Елена Михайловна брала быка за рога. — Наличие в соскобах мельчайших частиц солей серебра и ряда других элементов эмульсионного слоя дает мне право утверждать — какое-то время в тайнике находились фотопленки. Обнаружили мы и волокна черной бумаги, в которую обычно упаковываются пленки. Письменное заключение по экспертизе дадим вам завтра, если, конечно, вы можете подождать до утра. Я думаю, что некоторые дополнительные исследования позволят предположительно сказать: отечественная была эта фотопленка или иностранного производства. Да и печатать заключение сейчас некому.

— Нас вполне это устраивает, — за всех ответил Климов.

— Тогда — до завтра. Нам с девушками еще нужно поработать. Идите, идите. Не мешайте.

Выйдя из кабинета, мужчины закурили, посетовали на жару.

— После такого дня хорошо бы где-нибудь в прохладе за кружкой пива посидеть, — мечтательно сказал Барков. И, вздохнув, добавил: — Пойду писать акт дактилоскопической экспертизы, утром-то надо докладывать. Бывайте.

— А насчет пива, — крикнул он уже от дверей своего кабинета, — запишите, мальчики. Буду надеяться, что к субботе у вас заговорит совесть.

— Обязательно заговорит, — весело ответил Климов. — Так громко заговорит, что можешь рассчитывать на коньяк.

...Пустой коридор блестел влажным после недавней уборки линолеумом. В здании тишина. Хотя и привык майор Климов за долгие годы службы ко всяким неожиданностям, все же сейчас хотелось побыть одному, подумать... Нет, не здесь, в четырех стенах, хотелось побродить по вечернему городу, по набережной. На фоне бурной городской жизни четче, рельефней формируются мысли...

— Ты куда сейчас, Саша? — спросил Алексей Петрович, обнимая Колоскова за плечи. — Домой?

— Еще рано, товарищ майор. Лучше дайте мне дело «Оборотня», я ведь знаю о нем только понаслышке.

— Что же, пойдем. — Климов в кабинете достал из сейфа объемистое, аккуратно подшитое дело с четким грифом «секретно» в правом верхнем углу обложки. Протянул Колоскову:

— Изучай, Саша. Коль скоро выходишь с нами на эту «охоту», должен знать, за каким зверем идешь.

ГЛАВА II

Кто он?

...«Собственноручные показания свидетеля Мохова Ивана Степановича, 1916 года рождения, рядового второго взвода...

Даны двадцатого ноября 1941 года. Об ответственности за ложный донос предупрежден.

...Колчина Петра Савельевича я знаю с малолетства, и родились, и взросли мы в одной деревне. Росли, правда, не на равных — я, как и батя мой, с малых лет батрачил, а Колчины были люди заметные, богатые...»

...Саше Колоскову живого кулака видеть не довелось; в конце двадцатых годов, когда бурные волны классовой борьбы вздымались в деревнях и селах, его еще и на свете не было. По книгам да кино знает он о том времени, и Савелий Колчин, отец Петра, представляется ему сейчас в образе шолоховского Якова Лукича, умного, хитрого, смертельного врага новой власти. Зримо представляются тайные кулацкие сборища и мальчишка, Петька Колчин, залегший у плетня на стреме...

«...Году примерно в тысяча девятьсот двадцать восьмом или двадцать девятом, точно не помню, — читает Александр дальше, — Савелий Колчин был арестован органами ГПУ за участие в убийстве комсомольца Калюжного, приехавшего в деревню нашу с агитбригадой. Родичей его вскорости раскулачили и выслали, с ними и Петр уехал.

...Савелий Колчин вернулся в село знать-то году в тысяча девятьсот тридцать восьмом. Петр, ставший жителем городским, тогда наезжал к нему, да все ненадолго. В колхоз Савелий вступать не стал. Где-то года за два до войны опять его органы арестовали. За что — точно не скажу, не знаю. Я, как и Петька, в Александровске жил, учился в фабзауче, дома бывал наездами. Ходили, правда, слухи, что хотел он банду сорганизовать, что нашли у него револьвер, да ведь то слухи, за них не ручаюсь.

Петра тогда не тронули. С ним, с Петром Колчиным, нас в одночасье и в армию призвали, и служили мы вместе. Вместе и войну начали. Друзьями не стали, но как земляки держались друг к другу поближе.

Немцы нас в первые дни потрепали здорово: командира тогда убило и весь штаб бомбой накрыло. Командовать нами стал комиссар батальона Гриднев Сергей Иванович, светлая ему память. Умный и решительный был командир. Хоть и продолжали мы отходить, но за каждый холмик, за каждый овраг цеплялись. Отступали, но немцев положили немало.

В конце сентября прижали нас фашисты к какой-то речке, неподалеку от деревни Вагино. Навалилось их на нас уйма, да еще танки. В общем, рассеяли нашу часть, и оказались мы в немецком тылу. Так уж вышло, что сошлись мы трое: комиссар Гриднев, Колчин и я. Решили такой боевой группой и выходить к своим. Сказать смешно — боевая: у комиссара два патрона в нагане, у Колчина — винтовка, а я вовсе с одним ножом, винтовку шальным осколком разбило.