Тэсс из рода дЭрбервиллей - Томас Гарди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заметно возросла роль сатирических характеристик и оценок. Оригинальные, меткие, они больше всего затрагивают духовенство, бездушных служителей церкви, юродивых во Христе, лицемерных ревнителей нравственности.
Бытовая тема, очень важная для Гарди, приобретает новые оттенки. Относительная цельность патриархальной среды в романе «Под деревом зеленым» дает почву для веселого юмора и шутливой иронии. Постепенно беззаботность и веселье уступают место более сложному и суровому настроению. Окончательный распад и полное исчезновение патриархальных связей, некогда глубоких и прочных, отзывается в бытовом материале романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» ироническим и иронико-трагическим гротеском. В экспозиции бытовой гротесковый штрих связан с фигурой Джона Дарбейфилда, подвыпившего разносчика, узнающего случаем, что он потомок рыцарей и наследник… их «знатных скелетов». Некоторая передышка в сюжете, возникающая при описании харчевни «Чистая капля» и застольного собрания в трактире Ролливера, где восседает и сэр Джон («чуть-чуть» не сэр Джон Фальстаф), лишь подводит к трагическому эпизоду, оттеняя его: Тэсс и ее маленький брат Абрэхэм едут ночью вместо отца, обессиленного впечатлениями дня и выпитым под вечер, на своем захудалом Принце, говорят о «подгнившей планете», и на пути на них обрушивается непоправимое несчастье.
Употребление «внутренней речи», связанное с поисками новых средств реалистической передачи психологических переживаний и косвенных форм выражения авторского мнения, участилось, стали разнообразнее стилистические ее функции. Высказывания автора и персонажей смыкаются теперь несравненно чаще, особенно тогда, когда писатель хочет выразить сочувствие переживаниям положительного действующего лица, поддержать его своим авторитетом.
Все же Гарди предпочитает описывать, а не изображать сложные психологические состояния, не воспроизводить непосредственно «диалектику чувства» и в малой степени передает своеобразие высказываний про себя. Как бы то ни было, повествовательная манера писателя претерпевала разносторонние изменения, обогащалась, становилась более гибкой.
Едва роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» вышел в свет, он привлек к себе широкое внимание, и не только на родине писателя: один за другим начали появляться его переводы — в 1893 году он был опубликован в журнале «Русская мысль». До Гарди дошли сведения, что Л. Н. Толстой читал этот перевод и одобрительно отозвался о книге.
Роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» вызвал интерес в театральных кругах Англии, Америки и других стран. Гарди не одобрял переделок для сцены, считая, что с ними связаны невозместимые утраты. Все же после колебаний и сомнений он написал сценический вариант своего романа. Спектакль был поставлен в провинции и в Лондоне и прошел с большим успехом. Английским композитором Ф. д’Эрлангером была написана опера «Тэсс». Она была поставлена в 1906 году в Неаполе. В 1909 году Гарди присутствовал на ее репетициях в лондонском театре Ковент-Гарден и на первом ее представлении.
«Романы характеров и среды» — а «Тэсс» среди них самая популярная книга — оказали глубокое влияние на развитие английского романа XX века. Об этом можно судить, вглядываясь в творчество Д. Г. Лоуренса, Джона Голсуорси, Ричарда Олдингтона, Грэма Грина, Джеймса Олдриджа и многих других писателей Англии.
Тринадцатый по счету роман Гарди — «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» — оказался предпоследним его романом. Спустя четыре года, в 1895 году, вышел «Джуд Незаметный», и на самом подъеме творчества, при несомненной и широкой его популярности как романиста, Гарди «вдруг», неожиданно для себя и своих читателей, отошел от прозы. К разгадке этого внезапного события подводит его дневниковая запись от 17 октября 1896 года: «Быть может, я смогу в стихах полнее выразить мысли и чувства, противоречащие косному, застывшему мнению — твердому, как скала, — которое поддерживается множеством людей, вложивших в него капитал». И далее: «Если бы Галилей сказал стихами, что земля вертится, инквизиция, возможно, оставила бы его в покое». Бесцеремонность издателей, усилившаяся травля в печати, угроза судебного преследования, пышущие злобой анонимки не прошли бесследно для творческой судьбы писателя.
Эта книга написана давно, она появилась в 1891 году. Многое в ней принадлежит своему времени, и слабости автора стали сейчас заметнее. Но задушевность, с какой он рассказывает печальную повесть, горечь, сострадание и возмущение, которые он испытывал, обаятельность образа чистой женщины, трагизм ее положения продолжают волновать, заставляют задуматься, вызывают искренний отклик.
М. УРНОВ
Фаза первая
Девушка
…Бедное поруганное имя!
Сердце мое, как ложе, приютит тебя.
В. ШекспирI
Однажды вечером во второй половине мая человек средних лет шел домой из Шестона в деревню Марлот, находившуюся неподалеку, в долине Блекмор, или Блекмур. Ноги его не слушались, и он то и дело отклонялся влево от прямой линии. Иногда он энергично кивал головой, словно в подтверждение какой-то мысли, хотя, в сущности, ни о чем определенном не думал. Пустая корзинка из-под яиц висела у него на руке; ворс на шляпе был взъерошен и совсем вытерт в том месте полей, где их касался большой палец, когда человек снимал шляпу. Вскоре с ним повстречался пожилой священник, который ехал на серой кобыле и мурлыкал какую-то песенку.
— Добрый вечер, — сказал человек с корзинкой.
— Добрый вечер, сэр Джон, — отозвался священник.
Пешеход, сделав еще два-три шага, остановился и оглянулся.
— Прошу прощения, сэр, в прошлый базарный день мы с вами встретились в это же время, на этой же дороге, и я сказал: «Добрый вечер», а вы, вот как сейчас, ответили: «Добрый вечер, сэр Джон».
— Совершенно верно, ответил, — сказал священник.
— И еще раз перед этим — почти месяц назад.
— Возможно.
— Ну так почему же вы меня зовете «сэр Джон», когда я просто Джек Дарбейфилд, возчик?
Священник подъехал к нему поближе.
— Так мне захотелось, — сказал он и, секунду поколебавшись, добавил: — Видите ли, не так давно я разыскивал родословные для новой истории графства и сделал одно открытие. Я — священник Трингхэм, антикварий из Стэгфут-Лейна. Неужели вы не знаете, Дарбейфилд, что вы происходите по прямой линии от древней рыцарской семьи д’Эрбервиллей, которые ведут свой род от сэра Пэгана д’Эрбервилля, того знаменитого рыцаря, что приехал из Нормандии с Вильгельмом Завоевателем, как видно из записей, хранящихся в аббатстве Бэттл?
— Никогда об этом не слыхивал, сэр.
— Однако это так. Приподнимите-ка голову, чтобы я мог получше разглядеть ваш профиль. Да, это нос и подбородок д’Эрбервиллей, слегка огрубевшие. Предок ваш был одним из тех двенадцати рыцарей, которые помогали лорду Эстремавилла в Нормандии при завоевании Глеморганшира. Ветви вашего рода владели поместьями в этой части Англии; имена ваших предков упоминаются в списках королевского казначея во времена короля Стефана. При короле Иоанне один из них был настолько богат, что мог подарить поместье рыцарям-госпитальерам, а при Эдуарде Втором ваш предок Брайан вызван был в Вестминстер для участия в Великом Совете. Ваш род начал приходить в упадок во времена Оливера Кромвеля, но потом положение опять изменилось, и при короле Карле Втором ваши предки за верность королю были посвящены в рыцари Королевского Дуба. В каждом поколении вашего рода был сэр Джон, и будь рыцарское звание, подобно баронетству, наследственным, каковым оно на деле и являлось в былые времена, когда сын рыцаря почти всегда посвящался в рыцари, — вы были бы теперь сэром Джоном.
— Да не может быть!
— Короче говоря, — внушительно заключил священник, похлопывая себя хлыстом по ноге, — вряд ли в Англии найдется второй такой же род.
— Лопни мои глаза! Да неужто в самом деле? — сказал Дарбейфилд. — А я-то тут болтаюсь год за годом, как неприкаянный, словно самый что ни на есть простецкий парень в приходе!.. И давно это обо мне известно, сэр?
Священник объяснил, что, насколько он может судить, сведения эти давно затерялись и вряд ли кто-нибудь помнит сейчас об этом. Сам он прошлой весной, занимаясь изучением судьбы рода д’Эрбервиллей, заметил однажды на какой-то повозке фамилию Дарбейфилд, и это побудило его навести справки о родословной ее владельца, и теперь он уверен, что его предположение оказалось верным.
— Сначала я решил не тревожить вас такими бесполезными сообщениями, — сказал он. — Однако разум наш иногда не может справиться с нашими побуждениями. Я подумал: пожалуй, вам уже кое-что об этом известно.
— Да, я слыхал разок-другой, что семья моя знавала лучшие дни до той поры, как приехала в Блекмур. Но я не обратил внимания, думал — речь идет о том, что когда-то мы имели двух лошадей, а теперь держим только одну. Есть у меня дома старая серебряная ложка и старая резная печать; но, господи помилуй, велика штука — резная печать!.. И подумать только, что я и эти благородные д’Эрбервилли — одна плоть и кровь! Люди толковали, что у прадеда моего была какая-то тайна и он не любил говорить о том, откуда пришел… А осмелюсь спросить вас, сэр, где поднимается теперь дым над нашим очагом, — ну, то есть, где мы, д’Эрбервилли, живем?