Кержак - Олег Николаевич Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через трое суток завалы на месте бывшей базы разобрали, пару человек смогли идентифицировать по остаткам оплавившихся подошв. Но большую часть бригады оформили как “пропавших без вести”. Пострадавший от ударной волны поселок Березово восстановили только к лету. Сгинувшее руководство фирмы “Перспективные технологии” признали виновными в нарушении техники безопасности, осудили, затем дело закрыли по причине гибели виновных. Каких-либо документов о причине катастрофы найти так и не смогли, хотя вояки копали долго и с интересом. Слишком уж “бабах” не походил на детонацию того же боеприпаса объемного взрыва. Но – тайна происшедшего испарилась вместе с очкариком и его боссами.
Глава 2
Очнулся Иван от того, что ему было холодно. Не так, как прошлой зимой, когда балок выморозило из-за сдохшей газовой печки. Криворукие обитатели умудрились выстудить домик в надежде, что кто-нибудь поможет. Тогда вообще вахта была дурацкая – завербовались новенькие, ничего толком не умеющие. И печку эту, несчастную, никак подшаманить не могли, только хороводы вокруг водили. Иван тогда час убил, периодически отогревая задубевшие руки над паяльной лампой. Но – оживил. И когда стоял рядом, оттаивая после работы, понял, насколько промерз на ветру.
Сейчас же холод был другой – мокрый, стылый, затхлый. Будто в старый погреб дверь приоткрыл – и на тебя накатило кислятиной вперемешку с запахом обледеневших стен.
Приоткрыв глаза, мужчина поворочался, затем попробовал сесть. Со второй попытки получилось, хотя руками пришлось вцепиться в железную столешницу – в голове неприятно зазвенело и тело повело в сторону. Но – вроде утвердился. Заодно в себя худо-бедно пришел.
На потолке мутная плоская светящаяся панель. Пустая комната – где-то пять на пять метров. Облицовка из серых железных плит в потеках ржавчины. В стене – овальная закрытая дверь. Напротив нее стол, похожий на прозекторский. Даже стоки есть под “продукты жизнедеятельности”. И вот этот дурацкий стол – он холодный. Да и в комнате не май месяц, почти дышится. А Иван – в один кальсонах с начесом. Хорошо еще, что прикупил и специально утром надел, чтобы вечером время не терять в бытовке на переодевание. Автобус с базы ждать на улице, поэтому заранее чуть утеплился.
Посмотрев вокруг, нашел сваленные в угол остальные вещи. От них чуть тянуло гарью. А на руках – мелкие шрамы, будто окалиной приложило. И голове неуютно.
Ощупав бритый череп, Иван пригорюнился. Нет, когда в поездку, он обязательно стригся, но не столь радикально. Хорошо еще, что неизвестные доброжелатели бороду и усы не тронули. В остальном – загривок выскоблили, в одиночке заперли и где шляются – одному черту известно.
Вздохнув, Осокин аккуратно слез со стола и пошел одеваться. Каждую вещь аккуратно встряхивал, разглядывал множество новых дыр и подпалин. Любимую штормовку, в которой сидел в погрузчике, так вообще проще было на тряпье пустить – вся изжеванная, грязная и по спине будто табун вражеской конницы пробежал – натоптали от души. Когда последней натянул вязаную шапочку, за спиной протяжно заскрипело и в комнату вошли двое мужчин, лет под сорок. Оба в бурых латаных комбинезонах, грубых облупленных ботинках и со следами похмелья на лицах. Или может – не похмелья, но рожи мятые и неприятные. Не вызывающие никакого доверия. Причем тот, что слева, хотя бы пытался бриться, а вот правый походил на крысу после болезни – весь в клочьях щетины, на голове остатки шевелюры и какой-то дерганный. Иван для себя первого назвал Пижоном, а второго Лепрой. Настолько ему худой и перекошенный на один бок мужик не понравился.
– Я не понял, – притормозил у входа Пижон, – этот что здесь делает?
– Ну, я приказал сюда перенести, чтобы вопросы задать.
– Сюда? Значит, половину груза вышибло в коридоры, откуда шваль растащила наш товар по всему сектору, а ты спасаешь дикаря? Не ожидал.
– Должны же мы понять, что произошло.
– Какая разница? Даже если базовая станция работает, с нашей стороны ретранслятор выжгло вместе с техническим персоналом. Все, лафа закончилась. И лучше бы ты собрал жопу в кучу и хотя бы часть коробок вернул до того, как концов не найдем. А не таскал в изолятор отребье.
Поняв, что парочка будет препираться еще долго, Осокин аккуратно поинтересовался:
– Уважаемые, а можно мне в двух словах разжевать, что стряслось? А то я после смены как-то не очень все это понимаю.
Сказал и замолчал. Потому что выдал фразу на автопилоте, но русским языком и рядом не пахло. Ощущение – будто прокрякал что-то на китайском, с их подвываниями. Только вот “китаец” явно простудился, поэтому на высоких нотах хрипел, а на низких гундел. Дикое ощущение, будто по носоглотке рашпилем прошлись.
– Он еще и говорит на общем? – выпучился Пижон. Его напарник сделал осторожный шажочек назад и забубнил в оправдание:
– Я же объясняю, надо понять, что и как. Вот я ему в воткнул “маму” со всем барахлом, что в самом начале собирали для чужаков. Там и языковой пакет был.
Подойдя к гостю, Пижон попросил:
– Повернись. Медленно, без резких движений… Вижу. Да…
Сгорбившись, встал рядом с Иваном, постукивая костяшками пальцев по глухо загудевшей столешнице:
– Значит, ты воткнул ему гелевую матрицу транслятора, которую нам дали на время под проект. Которую нам надо было отдать, как закончим основные поставки. С расширенной базой, ценой под двадцать тысяч кредитов и людьми, кто потребует вернуть в любом случае их имущество… Я правильно тебя понял?
– Расспросим и выдернем, в чем проблемы?
– Проблемы?.. Проблемы в том, что ты идиот… А я еще удивлялся, чего это Жорри на радостях надрался, как услышал, что мы стали напарниками. Он еще орал тогда в баре, что пальцем меня не тронет, я сам сверну шею, без посторонней помощи… Проблема в том, что “мама” устанавливается на всю жизнь, переходит в разряд постоянного симбиота и прорастает в затылочную долю, мозжечок и продолговатый мозг. Это не слотовые базы, которые можно тасовать на посадочных местах. Это – навсегда. И теперь двадцать штук воткнуты в бедолагу, который явно не блещет интеллектом…
– Но, я не думал… Ведь всегда…
– Заткнись…
Пижон повернулся, посмотрел на Ивана и грустно покачал головой. Взгляд у него при этом был очень неприятный. Нет, мужик не корчил гримасы,
