Джаз в Аляске - Аркаиц Кано

Не спи сейчас, Клара, не спи!

Пластинка, забытая на проигрывателе, продолжала крутиться – с иголкой, застрявшей в одной бороздке, на одной улице, не способной двинуться дальше.

Что-то, звучавшее вовсе не плохо, прикрыло ей глаза, и Клара заснула.

II. Спрыгнуть никогда не поздно

Если что-то идет не так, я испытываю физическую боль и чувствую, что потерялся. Все, над чем я так тщательно трудился, превращается почти что в кошмар. И тогда я думаю только о бегстве.

My throat can't take this sand[3]

Лунные ульи

Во время войны, прежде чем превратиться в психиатрическую лечебницу, это здание было военным госпиталем. И сам дом, и раскидистые сады, и дворик были обнесены бетонной стеной высотой метра в два с половиной. Снаружи, рядом со стеной, стояли брошенные на произвол судьбы десятки мраморных изваяний – покалеченные кто больше, кто меньше. У большинства статуй не хватало рук, у некоторых были ампутированы ноги, другие по странности судьбы оказались гильотинированы. Когда-то раньше эти фигуры служили любимым аттракционом для городской ребятни. Больше всего по вкусу детям пришлись обезглавленные статуи: они смеялись и устраивали представления, высовывая свои головы на место отрубленных. Но вот уже много месяцев дети здесь не появлялись. Необоснованные опасения родителей, боявшихся, как бы ребятишки не поранились, прыгая по камням, заставили взрослых объявить своим отпрыскам, что статуи олицетворяют собой военнопленных, у которых отняли руки и ноги, чтобы отправить на фронт, в помощь мужественным солдатам-союзникам. Время и заброшенность превратили человеческие останки в камень. В камень, который дети своим щекотанием могли бы воскресить.

Внутри главного зала лечебницы царил легкий запах лекарств, щелока и ацетилена. Особое ощущение только что вычищенной комнаты. От стен отражался голос телевизионного диктора:

«Именно сейчас Нил Армстронг и Эдвин Олдрин выходят из модуля „Аполлона-тринадцать". Нил уже спустился на седьмую ступеньку, а теперь на восьмую… Ему остается всего лишь одна, господа телезрители… Последняя… Дальше, дальше… Он только что ступил одной ногой на Луну и не провалился! Господа телезрители, те из нас, кто полагал, что поверхность Луны – это зыбкая туманность, заблуждались… Невероятно, просто невероятно… Он как будто стоит на прочном валуне… Теодоро X., центральная студия, вы хотите что-нибудь добавить?»

«Невозможно поверить, Марио З., мы только что наблюдали не что иное, как первые шаги по Луне, важнейшее достижение человечества, покорение открытого космоса…»

Эти слова отдавались эхом повсюду, пока наконец не затерялись среди длинных коридоров, как в горлышке воронки. На реплики дикторов накладывалось дыхание и переговоры астронавтов в скафандрах – они волновались и говорили сбивчиво. На бледных строгих лицах пациентов, сидевших на деревянных стульях вокруг телевизора, отражалось глубокое изумление. Взгляды больных резко меняли направление, словно они одновременно следили за несколькими матчами по настольному теннису.

В конце концов долгое молчание прервал тонкий, почти женский голосок:

– По Луне? Какого черта, как они туда попали? На гигантской тыкве, запряженной мышами? Вы, конечно, мало в чем разбираетесь, но все же вы не настолько тупы, чтобы поверить в эту байку, верно?

– Да ни за что на свете. Меня им не провести. Какая еще Луна? Я там в армии служил – это же Сахара! Да подвинься, Галилео, твоя верблюжья туша не стеклянная! Только поглядите: повсюду дюны. Может, это Алжир? Вы что, не видите – там повсюду песок. Луна? Черта с два тебе Луна! К тому же подумайте сами: если бы они забрались на Луну, как бы мы это увидели по телику? Да ладно, ладно… Даже новую нефтяную скважину так просто никому не покажут. Да найди они на Луне какую-нибудь пещеру – стали бы так с нами откровенничать? Кто-то там ходит за кадром, таскает декорации и заводит динамо-машины. Они что, совсем нас за дураков держат?

Во время речи Анатоля Галилео изучал края телеэкрана, недоверчиво присматриваясь к белесому свечению, которое струилось из-под самой рамки. Остальные пациенты пытались силком удержать Галилео от попыток отвинтить заднюю крышку аппарата.

– Да ведь пчелки из радио все уши нам прожужжали этим полетом на Луну, этой высадкой на Луну и всей этой фигней. Не может быть, что все вообще неправда.

– Ну пожалуйста, не будьте такими наивными! Иди выгляни в окно. Нет, нет – не смотри на меня, а выгляни в окно.

– В окно?

– Ты видишь там хотя бы одного раздутого идиота, который прыгает по Луне в костюме пчеловода? Да что с тобой? Эти алжирцы вообще заколебали… Что за люди! Кому взбредет в голову в это время отправляться на поиски меда? Да еще в Сахаре!

– А что, в Сахаре и вправду водятся пчелы?

– Ты что, не желаешь со мной соглашаться?

– С тобой – желаю, а вот с пчелами… С пчелами – не желаю.

«Маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества, – это были первые слова Армстронга… Вот интересно, он сказал их экспромтом или привез с собой бумажку из дому? Как тебе кажется, Теодоро X.?»

– Этот пчеловод – умственно отсталый. Чело-ве-е-ечество – это полный бред. Челове-е-ечество… Что это еще за хренотень? Человечество бросается в ров гонять крокодилов… Человечество перекувыркивается через край котла и тонет в курином бульоне…

– Ай какой кусочек!

Этот крик раздается из глубины зала. Все смеются и собираются вокруг стола, принюхиваясь к аромату воображаемой индейки, которая только что совершила посадку на его поверхность.

– Человечество!.. Как вкусно пахнет! Тебе крылышко или бедро?

«Давайте понаблюдаем за реакцией людей на улице. Наша передвижная телестудия расположена в кафе в центре города. Ну и какая там атмосфера, Винсент К.?

«Здесь высказывают мнения на любой вкус, Марио З.; секундочку… добрый вечер, это телевидение, мы в прямом эфире. Как вы расцениваете тот факт, что человек высадился на Луну?»

«Не знаю, это, наверно, большой исторический факт – то, что кубинцы полетели на Луну, правда? Но в общем-то… Что вы от меня хотите – я сейчас безработный… Кубинские астронавты получат работу, а вот я… Да разве это решит мою проблему? Пользуюсь случаем, чтобы сказать: если у кого-нибудь найдется для меня халтурка, все, что угодно, – стены покрасить, трубы поменять…»

«Прежде всего, дорогие телезрители, расставим все по своим местам. На Луне высадились граждане США, а не кубинцы… Кубинцы не высаживались, по крайней мере, нам об этом ничего не известно…»

Бывшего боксера Джо Панду, сидевшего в углу, отдельно от всех, происходящее мало заботило. Он выглядел устало. Джо сделал очередную затяжку. По телевизору передавали рекламный ролик «Зеленого креста». Аэрозоль, насекомое, мгновенная смерть – и привет. По другую сторону окна с двойной решеткой из прутьев и колючей проволоки виднелась полная луна. В конце концов, она не выглядела так, словно кто-то по ней расхаживает. И все-таки Джо Панда был абсолютно уверен, что все это правда, что пчелы, живущие внутри телевизоров и радиоприемников, – единственные пчелы, которых не в силах вывести аэрозоль, – не врут и что, вполне вероятно, американцы действительно добрались до Луны. Джо хорошо знал американцев благодаря годам, проведенным в Чикаго, и неплохо разбирался в их повадках. Он подумал, что, если эти парни нацепили на себя маски пчеловодов, значит, тому есть повод.

У Джо возникло странное ощущение: он вроде бы расслышал телефонный звонок. Однако когда он резко обернулся, то не увидел в холле ни одного телефона – только красные огнетушители, развешанные по стенам коридора. Красные огнетушители на белых стенах. Огнетушители были того же цвета, что и телефоны, которые эти треклятые доктора от него прячут. Джо глубоко вздохнул. Ацетилен, только что вымытый коридор, морфий, каустическая сода… из всех запахов, окутавших помещение, Джо постарался уловить только запах морфия.

Во дворе лечебницы грузовик из прачечной забирал тюки с грязной одеждой – такое случалось раз в неделю. «Он похож на мусоровоз», – решил Джо про себя. И так оно и было: из кузова грузовика выглядывали двое парней в черных рабочих перчатках – точь-в-точь таких же, как у мусорщиков. Теперь Джо смотрел только на перчатки.

Морфий, Джо, морфий, морфий.

Грузовик подъехал к главному входу: контейнеры, выставленные к больничным воротам, меняли на контейнеры с чистой одеждой. Когда машина скрылась из виду, Джо перенес свое внимание на разговор, продолжавшийся в холле.

– А на Аляске? Неужели кто-нибудь считает, что на Аляске тоже есть пчелы?

Аляска

Начиная с этого дня Аляской стали называть больницу, в которой все они содержались. Там все было настолько белое – и стены в коридорах, и обстановка в палатах: простыни, чашки, тарелки, все без единого рисунка, – что казалось, предметы вообще лишены объема. Все белые часы с белыми стрелками стояли, словно доктора управляли внутренними страхами пациентов, возводя неподвижность в систему.