Расхождения с руководством - Альфред Ван Вогт

Сознавая это, он все же пришел, чтобы понять, сознает ли Мортон всю сложность момента. Гросвенф коротко описал происшедшее и закончил так:

— Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту прекратить вторжение, — он не хотел облекать свои слова в такую категоричную форму, но ему было необходимо знать, осознает ли Мортон опасность.

Директор покачал головой и холодно произнес:

— В конце концов, у вас действительно слишком большое помещение для одного человека. Почему бы вам не поделиться с другим отделом?

Ответ был уклончивым. Гросвенфу ничего не оставалось, как усилить нажим. Он решительно заявил:

— Должен ли я понять это так, что глава любого отдела, находящегося на этом корабле, имеет право захватывать территорию другого отдела без разрешения начальства?

Мортон ответил не сразу. По его лицу пробежала легкая усмешка. Наконец, он сказал:

— Мне кажется, что вы неверно понимаете мое положение на «Гончей». Прежде чем я вынесу решение, касающееся главы отдела, я обязан посоветоваться с главами других отделов. Давайте предположим, что я поставил этот вопрос на повестку дня, и когда было решено, что Кент может занять часть вашего отдела, оказалось, что он уже занят. Таким образом, статус был утвержден задним числом. Лично мне кажется, что на данной стадии вас можно было бы не ограничивать в площади, — мягко закончил он и улыбнулся.

Гросвенф, чья цель была достигнута, тоже улыбался.

— Я очень рад заручиться в этом деле вашей поддержкой. Значит, я могу рассчитывать на вас и не позволить Кенту выносить этот вопрос на повестку дня?

Если Мортон и был удивлен таким истолкованием своей позиции, то не подал вида.

— Повестка дня, — с удовольствием произнес он, — один из вопросов, которые я обязан контролировать. Она составляется в моем офисе, и я при этом присутствую. Главы отделов могут проголосовать за то, чтобы поставить предложение Кента на повестку дня более позднего собрания, а не того, что находится в процессе подготовки.

— Я так понимаю, — проронил Гросвенф, — что мистер Кент уже подал просьбу о том, чтобы занять четыре комнаты моего отдела?

Мортон кивнул. Он положил руку на бумагу, лежавшую на столе, потом взял хронометр и задумчиво уставился на него.

— Следующее собрание состоится через два дня, а потом они будут проходить каждую неделю, если только я не буду их откладывать. Думаю, — он говорил так, будто размышлял вслух, — что мне без труда удастся отложить одно из запланированных собраний на двенадцать дней. — Он отложил хронометр и быстро поднялся. — Это даст вам для защиты двадцать два дня.

Гросвенф медленно поднялся. Он решил не обсуждать временной лимит: в данный момент он казался более чем достаточным. Но все сказанное было, мягко говоря, несколько необычно: задолго до того как время истечет, он сам должен был или вернуть контроль над своим отделом, или признать себя побежденным.

Вслух он сказал:

— Есть еще один вопрос, о котором мне бы хотелось поговорить. Мне кажется, я имею право на прямую связь с главами других отделов, когда мы работаем в скафандрах.

Мортон улыбнулся.

— Это упущение будет исправлено.

Они пожали друг другу руки, и Гросвенф вышел. Когда он возвращался в свой отдел, ему казалось, что, хотя и весьма окольными путями, некзиализм обретает под собой почву.

Войдя в первую комнату, Гросвенф с удивлением обнаружил там Сидла, который стоял в сторонке и наблюдал за работой химиков. Увидев его, психолог направился к нему навстречу, укоризненно покачивая головой.

— Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это немного неэтично?

Гросвенф понял, что Сидлу известно, что проделал он с этими людьми, и почувствовал неприятный укол совести. Однако, придав голосу самую невинную интонацию, он быстро проговорил:

— Вы абсолютно правы, сэр. Я почувствовал то же самое, что почувствовали бы и вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.

«Зачем он пришел? — подумал он про себя. — Неужели Кент попросил его о расследовании?»

Сидл потер подбородок. Это был плотный человек с живыми искрящимися глазами.

— Я имел в виду не это, — хмуро возразил он. — Но вы, я вижу, испытываете удовлетворение.

Гросвенф изменил тактику.

— Вы возражаете против метода обучения, который я использовал на этих людях?

Он больше не чувствовал угрызений совести. Какие бы причины ни привели сюда этих людей, он обязан был этим воспользоваться, чтобы показать кое-кому, если возможно, свое преимущество. Он надеялся посеять в душе психолога сомнения и обеспечить его нейтралитет в своей борьбе против Кента.

— Да, я пришел сюда по просьбе мистера Кента и осмотрел его подчиненных, которые, как он считал, действовали несколько странно. Теперь я обязан дать мистеру Кенту отчет о своих наблюдениях.

— Но почему? — спросил Гросвенф и заговорил более откровенно. — Мистер Сидл, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто высказывался против его кандидатуры па предстоящих выборах. Поскольку он действовал в обход всех действующих на корабле законов, я имею право защищать себя так, как умею. Тем не менее я прошу вас оставаться нейтральным в этом чисто личном вопросе.

— Вы не понимаете, — нахмурился Сидл, — что я тут в качестве психолога. Я рассматриваю использование вами гипноза без согласия испытуемых как совершенно безнравственную акцию. Я удивлен, что вы ждете от меня соучастия.

— Уверяю вас, что мое отношение к этике так же серьезно, как и ваше. Гипнотизируя людей без их согласия, я воздержался от того, чтобы, воспользовавшись своим преимуществом, пристыдить их или ввести в замешательство хотя бы в малейшей степени. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, по которым вам следовало бы занять сторону мистера Кента.

— Между вами и Кентом произошла ссора… это верно?

— Совершенно верно. — Гросвенф понимал, что за этим последует.

— И все же вы загипнотизировали не Кента, а группу посторонних людей.

Гросвенф вспомнил, как вели себя на его лекции четверо техников из химического отдела. По крайней мере, некоторых из них нельзя было назвать посторонними.

— Я не собираюсь вступать с вами в спор по этому поводу, мистер Сидл. Могу лишь сказать, что большинство, которое с самого начала, не раздумывая, подчинилось лидерам, в чье поведение они не потрудились вникнуть, должно за это платить. Но я не буду дискутировать этот вопрос, а лучше задам свой.

— Да?

— Вы входили в техническую?

Сидл молча кивнул.

— Вы видели записи?

— Да.

— Вы обратили внимание, какая именно в них заложена информация?

— Все связано с химией.

— Это все, что я им даю, и все, что намеревался им дать. Я рассматриваю свой отдел как отдел обучения. Лица, приходящие сюда, получают знания, хотят они этого или не хотят.

— Не понимаю, каким образом это вам поможет избавиться от них. Тем не менее я буду счастлив сообщить мистеру Кенту о том, что вы делаете. Вряд ли он станет возражать против того. чтобы его люди углубили знания по химии.

Гросвенф промолчал. У него было собственное мнение насчет того, что скажет мистер Кент, и обрадуется ли он, что его служащие будут знать по его специальности столько, сколько знает он сам. Он мрачно следил за тем, как Сидл покидает его отдел. Он наверняка даст Кенту полный отчет, а это означает, что в действие вступит новый план. Но Гросвенф решил, что для активных действий время еще не настало. Нельзя было быть уверенным в том, что определенные действия не явятся толчком для тех событий, которые он стремился предотвратить. Несмотря на его отношение к теории цикличности истории, следовало помнить, что цивилизация действительно рождалась, росла и старела. Прежде чем действовать дальше, следовало поговорить с Коритой и узнать, не упомянет ли он о каких-либо скрытых неясностях.

Он нашел ученого в библиотеке, которая располагалась на том же этаже. Корита собирался уходить. Эллиот сразу же поспешил к нему и без околичностей изложил свое дело.

Корита ответил не сразу. Они прошли почти весь коридор, прежде чем Корита проговорил:

— Друг мой… Я уверен, что вы понимаете, насколько трудно решать специфическую проблему. Только на базе общих правил. Это практически все, что может предложить теория цикличности.

— И все же, поскольку аналоги могли бы быть полезными для меня, я вас прошу… Из того, что я читал по этому предмету, я понял, что мы находимся в позднем, «зимнем», периоде цивилизации. Иными словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, хотя хотелось бы большего.

Корита пожал плечами.

— Я постараюсь быть кратким. Важнейшей доминирующей чертой «зимнего» периода цивилизации является растущее понимание миллионами индивидуумов того, в чем состоит суть происходящего. Люди становятся нетерпимыми к религиозному, или с позиции сверхъестественного, объяснению того, что происходит в их телах и умах, в окружающем мире. С ростом знаний даже простые умы начинают видеть вглубь, впервые и полностью отрицают наследственное превосходство меньшинства, отвергают его. И начинается борьба за власть… Именно эта, выросшая до огромных пределов, борьба является общей чертой «зимних» периодов всех цивилизаций, увековеченных историей. К лучшему или к худшему, но борьба обычно начинается в легальных рамках систем, которые тяготеют к защите осажденного меньшинства. Последующие поколения автоматически подключаются к борьбе за власть. Результатом является рукопашная. Охваченные негодованием и стремлением к власти, люди следуют за мудрыми и тоже сбитыми с толку вожаками. Повторяется одно и то же, беспорядок неминуемо ведет к развязке. Рано или поздно одна из групп завоевывает влияние. Оказавшись у вершины власти, лидеры завоевывают и насаждают «порядок», увлекая при этом миллионы в провал. Господствующая группа начинает активно тормозить всякого рода прогресс. Права, свобода и прочие институты, необходимые любому организованному обществу, становятся средствами давления и монополизации. Борьба в такой ситуации становится трудной, а потом и невозможной. И тут мы наблюдаем быстрый переход к кастовой системе Древней Индии и другим, менее известным, но откровенно жестоким обществам, таким, как Рим после 300 года н. э. Индивидуумы не могут подняться выше своего уровня. Ну как, помогла вам моя краткая зарисовка?