Звездные ночи - Шамиль Ракипов

Лейлу назначили дежурной по аэродрому. Руфа заменит заболевшего штурмана в самолете Амосовой.

Подошла Бершанская, спросила:

— Как Руфа?

— Ожила.

Миша совершил вынужденную посадку в тылу у немцев, вчера вернулся в свою часть.

— Пойдем ко мне, потолкуем, — предложила Бершанская.

Штурман и по совместительству адъютант командира полка Хиваз Доспанова, быстрая, миниатюрная казашка, которую девушки почему-то прозвали Перепелочкой, принесла чай.

Евдокия Давыдовна озабоченно глядит на Лейлу, не спешит заводить разговор.

— Очень устаете вы все. — Бершанская побарабанила пальцами по столу. — Спите мало. Поспать вволю — несбыточная мечта. Надо бы немного отдышаться, но… Сама видишь, что творится. На износ работаем. А воевать еще ой-ой сколько… С завтрашнего дня, договорилась с врачом, будем получать специальный шоколад «Кола». Скажи девушкам.

После четвертого вылета самолет Симы Амосовой и Руфы задержался и появился над аэродромом не с той стороны. Лейла подошла и ахнула:

— Решето! Ранены?

— Нет, товарищ командир, мы в полном порядке, — бодро ответила Амосова. Руфа хмурится, отводит глаза. Что-то случилось…

— Докладывайте!

Предчувствие не обмануло Лейлу. Выполнив задание, девушки на обратном пути по настойчивой просьбе Руфы пролетели над аэродромом «братишек». Штурман Гашева сбросила САБ, затем вымпел с письмом Мише. Потом их атаковал «мессер».

— Что за безрассудство! Фашист наверняка, засек аэродром «братишек», — возмутилась Лейла. — Штурман Гашева, я отстраняю тебя от полетов.

Всхлипнув, Руфа убежала в столовую, а Серафима с деланной беззаботностью стала уверять Лейлу, что ничего особенного не произошло.

— Это любовь! Ты понимаешь, Лейла, первая, чистая любовь, — тараторила она. — Конечно, глупость она допустила с этим своим посланием, но ее нельзя судить строго, потому что…

— Замолчи! — резко оборвала ее Лейла. — Вам обеим грозит трибунал, как ты не понимаешь?!

Бершанская, к удивлению Лейлы, выслушала ее рапорт спокойно. Погладив руку девушки, сдержанно сказала:

— Что-нибудь предпримем. Руфа пусть пока летает, но мы ее накажем, конечно. Надо же, что придумала!

Лейла с облегчением вздохнула:

— Прямо гора с плеч.

Ночь двадцать восьмая

Полк получил задание чрезвычайной важности — бомбить эшелоны, доставляющие к фронту горючее.

Перед самым полетом штурман эскадрильи Женя Руднева сообщила Лейле страшную весть: вчера днем фашисты разбомбили в пух и прах аэродром «братишек».

Лейла опешила: вот он, результат… Что же Бершанская: забыла сообщить куда следует? На нее это непохоже. Может, что случилось с рацией? Словом, есть над чем поломать голову.

— Не знаешь, Женя, потери большие? — растерянно вымолвила Лейла.

— Бершанская сказала: фашистская радиостанция передала, что полностью уничтожили, мол, полк Бочарова. Вот и подтверждение… — Женя протянула Лейле листовку, еще пахнущую типографской краской. В глаза бросился фотоснимок: жалкие развалины аэродрома, пожары. Тут же предупреждение немецкого командования девушкам-летчицам. Переходите на сторону войск фюрера, не то и вас постигнет судьба полка Бочарова. С землей сравняем ваш аэродром. И подпись: генерал Фолькнерс.

— Обратила внимание на фамилию? — спросила Лейла.

— Это главарь зондеркоманды СС.

— Фашист из фашистов, очень коварный.

— Послушай, Лейла, листовку, написанную от имени Любы, наверное, состряпали они же?

— А ты думала кто? Конечно, они!.. Теперь вот опять взбесились. Это, Женечка, означает: женский полк дает о себе знать. Нет им спокойного сна ни днем, ни ночью. А найти эффективное средство против нас не могут. Отсюда коварство, угроза. Естественно, они могут сделать и налет.

— Может, бомбардировка полка Бочарова всего лишь обман? — усомнилась Женя.

— Не знаю. Только ты пока что про эту листовку никому ни слова. Вернусь с задания — поговорим.

Ровно, приглушенно работает мотор. Лейла, по обыкновению, уставилась в приборы, а Руфе хочется поговорить. В темном небе всегда тревожно и одиноко. Но, чувствуя отчужденность Лейлы, она не решается прервать молчание. Командир не терпит пустых разговоров не только в воздухе, но и на земле, такой уж характер. Вот и выходит: не с кем поделиться сокровенными мыслями, развеять грусть…

Сильный ветер обжигает лицо, из глаз льются слезы. Руфа ворочается в кабине, осматривая свое нехитрое хозяйство.

— Сиди спокойно, штурман, — делает замечание Лейла. — И надень очки.

«Наблюдает за мной в зеркальце, — обиженно думает Руфа. — Следит. Значит, в чем-то не доверяет. Разве я такая плохая? Черствая все-таки она, подозрительная. А я не такая, совсем не такая!.. Может быть, она мне завидует? Нет, на Лейлу это не похоже. А Ирина завидует, это уж точно».

Самолет летит над облаками. Внизу темень — словно все кругом покрыто черной попоной. Ни огонька, ни просвета.

В душе Лейлы — смятение: она с нежностью думала о своем штурмане, радовалась ее счастью. Но Руфа нарушила дисциплину и никак не может осознать свою ошибку. Ведет себя, будто так и надо. Это плохо. О случившемся на аэродроме «братишек» она еще не знает, Что будет? А может, все это — действительно утка Фолькнерса? Как бы там ни было, любовь не должна ослеплять человека. Если она не делает его лучше, сильнее, зорче — значит, это не любовь. «Надо поговорить с Руфой по душам, — решила Лейла, — пока не натворила еще чего-нибудь…» Вслух спросила:

— Штурман, где мы?

— До нашего квадрата десять минут.

— Начинаю снижаться…

Густые облака гасят скорость самолета, Руфа, конечно, учитывает это. Водяная пыль превращается в капли, капли в ручейки, кажется, что самолет, одежда, САБы обливаются потом. «Мы, наверно, похожи на мокрых котят», — подумала Лейла.

Она сделала круг — внизу никакого просвета.

— Бросить САБ? — спросила Руфа.

— Бросай.

Не помогло. Свет бомбы — словно блестящая ложка в стакане киселя. Хоть бы ударили зенитки. Но немцы не дураки. Конечно, слышат шум мотора, затаились. Неужели придется возвратиться ни с чем? Обидно.

Где-то внизу проносятся цистерны с горючим, утром немцы заправят им самолеты, танки, самоходки, автомашины, мотоциклы. Если бы удалось остановить эти машины смерти…

Руфа бросает САБы — никакого толку.

— Штурман, что там слева? Река? Железная дорога?

— Реки поблизости нет, не должно быть. Я ничего не вижу. А ты?

— Что-то там мелькнуло темное. Смотри: искры! Это поезд! — Лейла круто разворачивает самолет. — САБ! — приказывает Руфе.

Та, будто не слышит, корректирует:

— Десять градусов вправо! Еще немного. Так держи. Пошли!

Вытягивая шеи, девушки смотрят вниз. Две бледных вспышки, одна за другой. И тут же пропадают. Значит, не попали.

— Почему САБ не бросила? — спросила Лейла, развернув самолет.

— Почему, почему, — обиженно ворчит Руфа. — Кончились САБы. На складе было мало.

«Где тут напастись, если на уме любовные письма…» — Лейла до хруста в пальцах сжимает рукоятку управления. Только поезд словно сквозь землю провалился. Упустили.

Снижаясь, Лейла добавила газ, с ревом вычерчивает восьмерку. Проносятся силуэты деревьев, гор.

— Вот он! — крикнула Руфа.

В тот же миг к самолету протянулись дорожки трассирующих пуль. Край козырька, прикрывающий кабину Лейлы, будто ножом отхватило. Забарахлил мотор: стал чихать как простуженный. Самолет затрясло, скорость резко снизилась.

«Падаем!» — мелькнуло в голове Руфы. Сердце сразу забилось тревожнее. Однако Лейла, наклонившись вперед, двигает руками и ногами, пытается оживить мотор. Земля совсем-близко… Еще усилие, еще… Мотор очухался, заработал ровно. На душе отлегло. Можно продолжать преследование.

Минута — поезд опять под ними. На этот раз бомба попала куда надо, паровоз свалился под откос, волоча за собой цистерны. Заплясало пламя, рванул мощный взрыв.

— Молодец, штурман! — не удержалась от похвалы Лейла.

Руфа молчит.

Лейла, хоть и довольная, что выполнили задание, мысленно возвращается к разговору с Женей Рудневой. Может, она сообщила эту «новость», надеясь что-либо смягчить, пока дело не приняло серьезный оборот. Конечно, в том, что аэродром «братишек» взлетел на воздух, в какой-то степени виновата Руфа. Но кто желает, чтобы дурная слава распространялась о своей эскадрилье? Да и Бершанская обо всем знала. Не могла же она забыть предупредить командира соседнего полка Бочарова или вовсе промолчать? Словом, как бы там ни было, Лейла поступит по справедливости — как секретарь комсомольской организации эскадрильи, не зря же ее выбрали. Она никогда не закрывает глаза на правду, не кривит душой.