Старая сказка. Стихотворения - Надежда Львова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не для нас смеется, ласково и вольно,
Предвесенней тайной веющая тишь…
Не для нас… Не надо… Грустные, несмело,Входим мы в ревущий уличный поток.
– У меня гвоздика ярче заалела,У тебя в петлице, словно снег, цветок.
«…Не только пред тобою – и предо мной оне…»
Вот они – скорбные, гордые тени…
В. Брюсов
Не только пред тобою – и предо мной оне:Их взоры я ловлю,Их шаг замедленный в тревожной тишине,Их голос слышу я, когда, склонясь ко мне,Ты говоришь «люблю».
Оне всегда с тобой, поникшие в борьбе…Всех вижу их – чужих!..Я знаю столько губ, склонявшихся к тебе,И столько страстных слов, не отданных судьбеИ вкованных в твой стих!
И если близко ты, иглу бесцельных мукВонзает кто-то в грудь:«Как! Столько было снов – и все забылись вдруг?»«Нет! – слышу я во мгле чьего-то смеха звук. –Он наш – не позабудь!»
О, не забуду я твоих забытых снов,Твоих погасших дней…В словах томительных – лишь отзвук прежних слов,И в зове тающем – мне слышен скорбный зовТоскующих теней.
Навеки мы с тобой в их сомкнутом кольце!Мне их – не победить.В сияньи прошлого, в немеркнущем венцеОне скользят вокруг, с усмешкой на лице,И не дадут любить.
«И оба — с крыльями! А я лететь не смею!..»
Но оба – с крыльями…
Пушкин
И оба — с крыльями! А я лететь не смею!Боюсь ли бездны я? Иль неба я боюсь?Каких миров мечты задумчиво лелею?Зачем, бессильная, томительно немею,Как будто не решив еще—пред кем склонюсь?
Но не склониться мне! Звучать слова запрета —Неведомой Судьбы таинственный завет:На грани вечной тьмы с волной лазурной света,В их яростной борьба — я зритель без ответа.И нет спасенья мне, как им — победы нет!
На грани двух миров я прохожу ступени…Напрасно рвется в даль мечта, мой вечный враг.В полумраке иду, впивая вздохи, пени,И — оба с крыльями — два призрака, две тени,Покорно стерегут мой каждый робкий шаг.
СЕКСТИНЫ
Так странно вспоминать пережитое…Так странно видеть столько смутных лиц,Ушедших в невозвратное, иное,И, может быть, во мгле поникших ниц…Так странно знать, что нас уже не двое,Что я одна у сумрачных границ.
Не страшно мне раскрывшихся границ…Но как принять, что всё пережитое,Где на святом костре горело двое,Закрылось сонмом новых, чуждых лиц?Что пред иным склоняюся я ниц,И что святым мне кажется — иное?..
Не то, чего ждала я: нет, иноеСквозит в чертах непройденных границ.Иной алтарь зовет склониться ниц,Сжигая перед ним пережитое,И лишь оттенки этих чуждых лицТвердят о сне, что видели мы — двое.
И странным кажется мне бред, где двоеМечтали зреть нездешнее, иноеВ улыбке сближенных, безвольных лиц.Где страсть стонала: «нет для вас границ!Лишь мной святится все пережитое,Лишь предо мною склонитесь вы ниц!»
Зачем же радостно склонялись ницОдним огнем прожженные, мы — двое,Когда все прошлое, вдвоем пережитое,Манившее в бездонное, иное,Закрылось хаосом иных границИ очертаньями безвестных лиц?
Ужель затем, чтоб в вихре этих лицУзреть одно, склоняющее ниц,Ведущее опять вдоль всех границ,Твердящее, что снова будут двое,И что двоим, сквозь все пережитое,Навек сверкнет нездешнее, иное?..
ПАСТЕЛИ
«Ирисы печальные, задумчивые, бледные…»
Ирисы печальные, задумчивые, бледные,Сказки полусонные неведомой страны!Слышите ль дыхание ликующе-победноеСнова возвратившейся, неснившейся весны?
Слышите ль рыдания снежинок, голубеющихПод лучами знойными в бездонной высоте?Видите ль сверкание небес, мечту лелеющихВечною мелодией о вечной красоте?
Нет! вы, утомленные, поникли — и не знаете,Как звенит — алмазами пронизанная даль…Только скорбь неясную вы тихо вызываете,Только непонятную, стыдливую печаль.
И, намеки робкие, предчувствия безбрежные,Сами ли не знаете, куда зовете вы…Ирисы печальные, задумчивые нужные,Вы поникли, трепетные. Вы уже мертвы.
«Смеешься, шутишь целый день…»
Смеешься, шутишь целый день,А вечером – одна.И в сердце сумрачная леньИ тишина.
И в сердце смутный-смутный зовДавно забытых дней.И мерный шаг грозящих сновСлышней, слышней.
И сердце тихо-тихо ждет,Когда вонзится мечВ безмолвной бездне вечных вод,Погасших встреч…
И, острие за острием,Из темной тишиныВстают – и жгут живым огнемБылые сны.
Вот бледный очерк чьих-то уст,Вот чьих-то глаз волна…А мир кругом – так странно пуст,И ты – одна!
«Беспечный паж, весь в бархате, как в раме…»
Беспечный паж, весь в бархате, как в раме,Он издали следит турнира оживленье.Ребенок, — он склоняется как в храме,И ловит набожно скользящие мгновенья.
Смятенный, — он не грезил вечерами.Улыбки он не знал всевластного забвенья.Он не клялся служить прекрасной Даме,Склонясь, он не шептал обетов отреченья.
Еще не слышал он тревожные раскатыТомительной грозы. Цветы вокруг не смяты.Ребенок, — он глядит, как день — задорно…
Он не клялся пред статуей Мадонны…Все ж близок миг! Он склонится покорноУ чьих-то ног коленопреклоненный!
«Зачем Вы со мною, Вы — нежный, Вы — радостный, юный?..»
Зачем Вы со мною, Вы — нежный, Вы — радостный, юный?Я вижу, как робкой мольбою мерцают глаза.В руках моих арфа. Певучие зыблются струны,А в воздухе вешнем так радостно-близко гроза.
Я странно измучена прежними яркими днями.Мне сладко забыться под тихий, ласкающий стон…Зачем Вы со мною? Грозы налетавшей огнямиСожжен будет Ваш неразгаданный, радостный сон.
Вот молния быстро нам яркие стрелы бросает.Безвольная Ваша улыбка мне смутно видна.Вот арфа упала — и отзвук томительно тает…Взгляните, как бьется навек оборвавшись струна!
«Голубая комната — в стиле empire…»
Голубая комната — в стиле empire.С позолотой кресла. Тяжелые драпри.За окнами — чуждый, позабытый мир,И, может быть, первый взгляд зари.
Тяжелыми складками задернут альков.На золотых кистях ломается свет.Что-то будет сказано — глазами, без слов,На что-то беззвучный раздастся ответ.
…Дразнит и пляшет золотое вино.Безжалостней руки. Поцелуи — властней…Помнишь, как шли мы — когда-то, давно,По красному золоту осенних аллей?
«Знаю я: ты вчера, в ресторане…»
Знаю я: ты вчера, в ресторане,Опьяненный приветом огней,Как во сне, как в бреду, как в тумане,Наклонялся взволнованно к ней.
И она отдавалась — улыбкой,И она побежденно ждала,И казалась печальной, и гибкой,И томящей, — как летняя мгла.
Золотая симфония света,И блестящих волос, и вина,Обжигала — как зов без ответа,Как молчание вечного сна.
Но глазам, что молили и ждали,Скрипки радостно бросили: «нет!»… А вино хохотало в бокале,Золотое, как волосы Кэт.
«Я плачу одна над стихами Верлэна…»
