Проза - Александр Карпенко

Конечно, садись!" - и положил на травку свой плащ, чтобы она не испачкала землей свое платьице. Королева села на плащ, посмотрела в глаза пастушку и сразу забыла о всех скучных королевских делах.

Они просидели и проболтали на лужочке до вечера, и им было весело и радостно, и для них цвели все цветочки на лугу, и для них пели все птички в лесу, и для них кролики грызли травку, а волки - кроликов. А вечером прибежал старый толстый министр и увидев, где королева была весь день и что у нее теперь есть пастушок, ахнул и заплакал на весь лужочек:"

Ваше Величество, не бросайте нас. Все королевские дела без Вас стоят, как же мы без Вас будем делать ?"

Королева горько вздохнула и поднялась, чтобы идти во дворец. А несчастный пастушок был так счастлив, что ему теперь не скучно пасти кроликов, так горд, что в него влюбилась сама королева, что сердечко его болезненно сжалось, и стало ему грустно-грустно, из-за того, что королева от него уходит, и он полными слез глазами посмотрел на нее и жалобно-жалобно спросил:"

Ты придешь ко мне сюда завтра ?"

Королеве так стало жалко пригожего пастушка, и она расплакалась из-за своей несчастной любви и жалости к пастушку и отдала пастушку свой платочек, ласково погладила его по головке и ответила:"

Конечно, приду!

Но Ваше Величество...!"- снова заплакал весь лужочек толстый министр.

Вот тогда королева разозлилась на все скучные королевские дела, которые разлучают ее с возлюбленным, и закричала на министра:"

Ты слышал как сказал бог ? Нет ничего лучше любви! Или ты хочешь поспорить с богом ?"

Министр вздохнул горько-горько и, плача пошел туда, куда глаза глядят.

Правда, плакал он не долго. Скоро он влюбился в булочницу и перестал плакать.

А королева пришла во дворец, велела служанкам приготовить свое лучшее платье и легла спать, думая, что теперь она счастлива.

На следующее утро королева одела свое лучшее платье и побежала на лужок, где ее уже поджидал пастушок. И пастушок был невесел, и королева, очень этим огорчившись, спросила его, чем он невесел, и он сказал, что вчера злые волки украли нескольких кроликов, а злой хозяин отругал его за это. Тогда королева позвала своего казначея и велела ему купить всех кроликов."

Но Ваше Величество!"- заплакал скупой казначей -"Королевская казна и так почти пуста..."

Но королева ответила:"

Это во имя любви, а бог сказал, что нет ничего лучше любви. Или ты хочешь поспорить с богом ?"

Скупой казначей заплакал пуще прежнего, но с богом не поспоришь. Он купил всех кроликов, а потом влюбился в дочку хозяина кроликов и сразу перестал быть скупым и стал покупать ей наряды и сладости.

А пастушек обрадовался, что его теперь никто не будет ругать, и снова стал болтать с королевой и оба были полны радости и веселы. А вечером к королеве пришли ее мудрецы и стали ее упрашивать:"

Ваше Величество, если Вы так любите своего пастушка, возьмите его во дворец и женитесь на нем и вместе правьте королевством."

Но королева посмотрела на веселого доброго пастушка и испугалась, что он вместе с ней займется скучными королевскими делами, и она ему наскучит и он ее разлюбит, и прогнала мудрецов. Мудрецы покачали мудрыми головами и разошлись по домам растить огороды и читать книги, полные мудрости.

И все в королевстве увидели, как это хорошо любить, и обрадовались и повлюблялись, и все в королевстве стало хорошо и почти все были довольны.

Только бедные солдатики не радовались, потому что угрюмый военный министр из-за своей угрюмости сам не в кого не влюблялся и солдатикам не разрешал, а только заставлял несчастных солдатиков маршировать и махать саблями. А влюбленный казначей не платил солдатикам жалование и скоро они разозлились на злого и угрюмого военного министра и сказали ему: "

Мы не будем теперь тебя слушаться!" - и разбежались по домам и повлюблялись.

И тогда все стали довольны, кроме старых мудрецов и угрюмого военного министра.

И жили бы они и радовались, да был у них сосед, король, который никогда никого не любил, и до того он был злой и нехороший, что и в королевстве своем никому любить не разрешал, а только заставлял всех работать.

И собрал этот злой король из своих злых солдат большое-большое войско и стал воевать с королевством королевы. И хоть и говорили ему, что бог сказал, что любовь лучше всего, он был такой нехороший, что только смеялся в ответ и захватывал город за городом, и везде наводил свои злые порядки запрещал бедным людям любить и заставлял их работать. Люди попросили бога, чтобы он наказал злого короля, но бог ничего не сделал, наверное, сам был влюблен в кого-то.

Скоро король схватил бедную, несчастную, влюбленную королеву и разлучил ее с возлюбленным. И как королева ни умоляла его не разлучать ее с пастушком, заточил ее в высокую башню, а пастушка отправил пасти кроликов.

Пастушок горько плакал, а потом пошел топится в ручейке возле башни, в которую злой король заточил королеву. Он прыгнул в ручеек и стал тонуть, а королева увидела это и тоже прыгнула, чтобы спасти его, но так ослабела от горя, что не допрыгнула и разбилась об камни и пастушек утонул.

Бедный, несчастный пастушок. Злые языки, правда, поговаривали, что это бог превратился в пастушка и погубил королеву, позавидовав тому, как она хорошо правит.

Мудрецов и министров сослали на рудники и там, махая кирками, мудрецы трясли мудрыми головами и перешептывались с министрами:

- Вот ведь из-за любви все как пошло, но ведь это бог сказал, что любовь лучше всего, а кто поспорит с богом ?

4-5.05.97 ASK

Так будет лучше.

Достав сигару из нагрудного отделения скафандра, он кинул её между стальных протезов резцов. Вынув оттуда же спичку, он загерметизировал отделение и чиркнул спичкой о приклад десантного разрядника, бывшего в два раза больше обычного пехотного. Вместе со сладковатым дымом сигары втянулись запахи войны: вонь горящей резины, аппетитный подгорелого мяса и полузабытый аромат порохового дыма - на этой планете или не знали, или не хотели использовать лучевое оружие и поэтому были завоёваны.

Он глянул на обломанные свечки небоскрёбов, вырисовывающиеся на фоне зарева пожаров, и с горькой усмешкой вспомнил слова Президента: "Любая планета, не обладающая ни космическим флотом, ни системой лазерной ПВО, заслуживает того, чтобы её завоевали."

Вообще-то думать, а тем более горько усмехаться было запрещено Уставом, но в этот раз ему достался объект охраны, располагающий к размышлениям на старые космодромы по Уставу полагался только один десантник класса А. А восемь лет службы научили его, как и когда можно отклонятся от Устава. Десантная мудрость гласила, что винтик огромной военной машины, слишком плотно пригнанный к остальным деталькам, стирался очень быстро.

Поэтому он, присев у остатков ангара и наслаждаясь сигарой, размышлял об этой и других планетах, завоёванных им для правительства, которому были нужны ресурсы, и сырьевые, и людские.

Он думал не о цивилизациях, которые уничтожал разрядником, давно ставшим для него привычнее рук. Он думал о женьщинах этих цивилизаций.

Ни месяц муштры на Главной Базе, ни год тренировок на шестой имитационной, ни семь лет постоянных боевых действий не смогли выбить затаившуюся где-то глубоко в его разуме идиотскую программу действий по отношению к любой женщине, которая казалась ему красивой. Отношение скакало, как гиперпространственный грузовик, который не может остановиться посреди полёта. Он то хотел убивать, насиловать, разрывать их на части и жрать ещё дергающееся от боли мясо, то готов был преклоняться перед ними, как перед божествами и хранить от всех бесчисленных опасностей жёстокой вселенной. И если первое выплёскивалось из него, когда он шел в первой волне захвата, то второе, кое-как питаясь грязными помоями публичных домов, уже долгое время томилось в одиночном заключении без надежды на освобождение. И он всё чаще вспоминал ту рукопашную с карланскими женскими батальонами. Иногда - как светлый момент, но обычно - с тяжёлым солёным осадком в душе. Скинуть бы тогда доспехи и просто сесть и поговорить с одной из тех, кого он переломал пополам годами отработанными ударами...

- Сержант Хокс!

Неожиданность окрика запустила автоматическую программу реагирования на всё неожиданное: закрыть шлем наглухо, разрядник с предохранителя, перекатиться, отыскать цель, навестись на неё и, при возможности, идентифицировать до открытия огня.

Выполнение программы заняло не более секунды, после чего он перехватил контроль над телом, и вместо лазерного луча в темноту улетел окрик:

- Стой! Пароль?!

Вопрос был излишен. Бирки двух солдат его взвода, комбата и двух особо ценных военнопленных ярко светились на термографе. Он спросил для показа, что бдительно охраняет пост. Мысленно он послал всех пятерых, испортивших дежурство, очень далеко.