Ост-Индский вояж - Константин Юрьевич Волошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
--
[1] Кромы — посёлок в Орловской области. См. «Осада Кром».
Глава 2
Прошёл год, и везде стали просачиваться слухи о якобы уцелевшем царевиче и о его появлении вновь.
— И тогда было сомнительно в его подлинности, — говорил Сафрон. — Все в один голос говорили, что его убили в Москве.
— А я слыхал, что у царя было несколько двойников, и именно один из них был убит, — возражал Данилка Гриб без особого интереса.
— Леший их знает! — выругался Сафрон и тем показал, что говорить о новом царевиче нет его желания. — У нас своя жизнь. И так хлопот полный рот!
— Чего тебе серчать, друг ты мой? Жена скоро родит, ты станешь во второй раз отцом. С хозяйством справляешься. Чего тебе ещё надо? А у меня ничего нет. Я младший в семье. Кроме меня ещё трое братьев и две сестры. Мне самому надо подумать о собственной жизни. Помочь мне некому.
— К чему ты это говоришь?
— К тому, что я бы не прочь снова пуститься повоевать. Не сложу голову, так хоть смогу приехать с достатком сюда. Говорят, что некто Болотников приглашает казаков в поход на Москву. Ты знаешь такого казака?
— Слыхал. Казак знатный. Я его не видел, но тоже слышал про него. Отзываются благосклонно.
— Вот и я о том же! — Гриб воодушевлённо закивал. — Подумываю присоединиться к его отряду. Уверяет, что вскоре у него будет несколько тысяч воинов. А по пути присоединяться многие тыщи. Веришь в такое?
— Чего ж там? Верю. Народ сильно забит податями и насилием всякого сброда и бояр. Ему только клич брось.
— Жаль, Лукашки нет рядом. Вместе бы сподручнее было. Всё ж друг. Ты не знаешь, где он может быть?
— Он с Черниговщины. Значит, туда и махнул. Куда ему подаваться ещё?
— Может, кого с собой уговорю из таких же гультяев, как сам.
— Ну давай, Данилка! Удачи тебе. Вертайся богатым. Тогда мы с тобой заживём на славу, даст Бог.
Две недели спустя жена Сафрона родила девчонку, но сама изошла кровью и вскоре отдала Богу душу, бедолага.
— Сильно переживаешь? — спросил Данилка после поминок, едва держась на ногах. — Ничего! Ты ещё молодой казак и легко найдёшь себе кралю. Это не мне искать красивую и работящую. Ни харей, ни ростом не вышел. Говорят, у меня злой взгляд. Это верно?
— Есть маленько, — усмехнулся Сафрон криво и недобро. — Зато ты силой не обделён. Смотри, какие плечи! А ноги кренделем, и сбить тебя трудно.
— Для девок это не имеет значения, друг. Морда нужна смазливая.
— А ты на балалайке научись тренькать. Девки это привечают. Сразу повысишься в их глазах.
— Куда мне, Сафрон! Я лучше попытаю счастья в походе. Уже скоро собираются в дорогу. С нашего хутора я четвёртый согласился ехать. Благо коня сохранил, и оружие. Не с пустыми руками появлюсь перед атаманом.
— Когда отбываешь? — спросил Сафрон с некоторым сожалением, и остановил друга, пытавшегося затянуть песню.
— Через неделю. Попрощаюсь с братами, с родителями — и тронусь. Сбор у Хопра. Там Болотников устроил себе стан и собирает воинство. Он ведь беглый холоп какого-то боярина, и зуб имеет на него порядочный. Да и на остальных не меньший. Говорят, он высоченного роста. Мне боязно пред его очи становиться. Разве что атаманом Корелой похвастать.
— А что, Данилка! Это мысль. Даже очень хорошая!
Неделя почти промелькнула в прощальных попойках и весельях. А у Сафрона померла дочка, и он вовсе опечалился, схоронив её рядом с матерью. И огромная печаль навалилась на казака. Он только пил горькую и не обращал ни на кого внимания. Неожиданно быстро собрался и присоединился к Данилке и другим казакам, собравшимся в лагерь Болотникова.
— И верно, друг, — утешал Сафрона Данилка. — В походе нет места для печали и раздумий. Ты скоро перестанешь тосковать, а коль не сложишь головы, то вернёшься с полными сумами добра дорогого и монет золотых. Вон говорил один странник, что ляхи собираются снова поддержать нового Димитрия. То будет для русского народа печаль так печаль, Сафрон.
— Война, — мрачно ответил казак, не желая особо болтать по пустякам.
— Так ведь наши исконные вороги, Сафрон! — не унимался Данилка. — Я б их сам порубал, да теперича они наши, вроде бы, союзники.
Болотников всех принимал, зорко осматривал каждого, и знакомился.
— Значит, вы воевали под началом Корелы? Знатный казак. Слыхал, он так и остался где-то на севере. Может, повстречаем. Ты, Сафрон, бери этих казаков, до десятка тебе подкину ещё, и будешь десятником у нас. Потом видно будет.
Сафрон безразлично поклонился, промолчав.
— Что с ним? — спросил атаман, когда Сафрон отошёл к лошадям.
— Схоронил жену и дочку, атаман, — ответил Данилка. — Жаль казака. Бог не соизволил облагодетельствовать его.
— Он не стар ещё, найдёт себе подходящую в походе. Это для нас не задача, — махнул рукой атаман и ушёл по своим атаманским делам.
Данилка проводил того завистливым и восхищённым взглядом.
— Ну и громила! — воскликнул Данила, встретив Сафрона. — Мне он понравился. Без важности держит себя. Иван Исаевич, вроде так называют его.
— Не узнал, когда выступаем?
— Кто ж мне такое скажет, Сафрон! Это тебе легче узнать. Ты теперь у нас малый атаман будешь.
— Не смеши, — сурово ответил Сафрон и отвернулся, заметив: — Собирай наших. Пора устроиться. Темнеет уже.
Почти месяц толклись казаки в лагере. Собралось уже несколько тысяч, и у старших уже зачесались языки.
— Сколь можно сиднем сидеть! Пора и в дорогу трогаться! — ворчал пожилой казак с высоким лбом и шапкой на затылке.
— Этак отощаем вконец, и до ворога не дотянемся, — поддержали его остальные казаки. — Что думает атаман?
— Лучше скажи, что слышно про царевича. Тут однажды слышал, что он самозванец. Верно ли такое?
— Тут всякое услышишь! Кто чего хочет, тот и гутарит. Язык, он без костей.
— А хоть бы и самозванец! — воскликнул бойкий молодой казак в обтрёпанной рубахе и синих шароварах. — Лишь бы добра добыть поболее. На хутор приволочь, да семью обеспечить.
— Да у тебя и семьи ещё нету, байстрюк! — хохотнул пожилой.
— Того и стремлюсь добра нахапать, чтоб, значит, можно было жену поймать в сети мои. Не век же бобылём ходить. Хуже всех, что ли?
Начались байки про баб и девок, про детей и жён.
— А мне бы какую с Кавказа найти, — мечтательно молвил ещё один молодой казак без бороды и с жидкими усиками, едва пробившимися на верхней
