Цена счастья - Анджела Шайвли

Когда машина остановилась, сразу же распахнулась дверь. Перед нами виднелись залитые теплым золотистым светом деревянные полированные поверхности стен. Я была поражена, если не сказать очарована. «Но это выглядит чудесно, а совсем не отвратительно, как можно было подумать, глядя на стены замка снаружи», — отметила я. Выбравшись из машины, я вытащила из салона Майкла, ноги которого совсем онемели после длительной поездки.

Первым появился пожилой мужчина. По тому, как он сразу же направился к багажнику, ограничившись лишь мимолетным взглядом на нас, и затем принялся помогать Жаку вносить в дом наш почти до неприличия скудный багаж, я поняла, что это слуга. Наш приезд был встречен с подобающей вежливостью. Следом за слугой появился очень высокий широкоплечий мужчина в вечернем фраке. Казалось, он абсолютно не обращал внимания на холод.

Когда мужчина остановился у двери, на его лицо упал свет, и мое сердце судорожно сжалось. На какие-то доли секунды я готова была поверить в то, что рядом со мною стоит Алан. Однако внимательный взгляд незнакомых черных глаз вернул меня к печальной действительности. Увы, с протянутой вперед рукой и улыбкой, не отражавшейся на его будто бы высеченном из камня лице, ко мне направлялся не мой муж... Этот мужчина был тоньше и, я бы сказала, нежнее по своей конституции, чем Алан. С первого взгляда было видно, что он только лет на семь старше, чем Алан в год своей смерти, с которой минуло уже десять лет. Мужчине было не более тридцати пяти. Из этого можно было заключить, что передо мной находится младший брат мужа.

Так кто же это? Брайан или Фарамон? Но прежде чем мне удалось разрешить эту задачу, он произнес:

— Вы, конечно же, Леонора. А я — ваш шурин Брайан. Добро пожаловать в Квебек.

Его английский звучал на американский манер, из чего я сделала вывод, что он получил свое образование не в этих краях. По всей видимости, он был из тех братьев, кто получил образование в Гарварде. Старый д'Эшогет полагал, что правильнее будет часть своих сыновей направить учиться туда, где они могли бы установить тесные контакты с нужными людьми. Во всяком случае, так говорил Алан.

Впрочем, установленные Аланом контакты оказались совсем не полезными — по крайней мере, в глазах его отца. И в первую очередь это относилось к моему дедушке, которому в те годы еще принадлежал в Бостоне книжный магазин.

Точнее говоря, сам-то дедушка тогда жил в своем родном городе Бангоре. Иногда мы — моя мама и я — сопровождали его в поездках. Во время одного из этих путешествий дедушка и представил нас Алану, безумно влюбившись в которого, я безнадежно страдала со всей страстью, на какую только способна двенадцатилетняя девочка.

Через несколько лет, когда Алан уже навсегда покинул Квебек, он отыскал нас в Мэйне. К тому времени мне уже исполнилось восемнадцать и моей страстной влюбленности не суждено было оставаться долго без взаимности. Он также влюбился в меня.

Как он был хорош в те дни: порывистый, добрый, нежный! И как легко и естественно мы перешли тогда границу между духовной и телесной близостью. Тот сумасшедший день, когда он признался мне в своих чувствах, — я помню до мельчайших подробностей.

Идя навстречу с Аланом, я как никогда долго и тщательно укладывала волосы, сменила — никак не решаясь выбрать — несколько платьев. И остановилась на нежно-зеленом льняном платье с глубоким вырезом на спине и застежкой на пуговицы сверху донизу. И хотя оно удивительно подходило к моим глазам, я все же несколько смущалась из-за его чрезмерной открытости.

— О, ты сегодня удивительно элегантна, — воскликнул Алан, и от меня не укрылся его восхищенный взгляд, как бы мельком скользнувший по всей моей фигуре.

Сказав это, он поставил на сервировочный столик фрукты.

— Чего я не умею, так открывать шампанское. В доме д'Эшогетов это всегда делали слуги, — говорил Алан, смеясь.

Он и в самом деле не смог открыть бутылку так, чтобы пенистая струя не обрушилась на нас откуда-то сверху. Капли пузырящегося напитка попали и на мои тщательно уложенные волосы, и на мой великолепный наряд.

— Кажется, я был так неловок, что испортил твое прелестное платье? — сконфуженно промолвил Алан и легким движением руки дотронулся до мокрого пятна на моем плече. Движение это было непроизвольным и очень естественным, но оно словно повергло нас в состояние легкого шока. Наверное, мы оба в тот миг напоминали каменные изваяния, между которыми вдруг проскочила электрическая искра.

Все еще не снимая ладони с моего плеча, Алан как-то очень серьезно посмотрел мне в глаза и тихо, едва шевеля губами, произнес:

— Ты выйдешь за меня замуж, Леонора!

Я не могла ничего ответить, пораженная тем, что легкое прикосновение его руки так магнетически подействовало на мое тело. Оно стало почти невесомым.

— У тебя и на щеке капельки вина, — добавил он.

Осторожное движение Алана, пытавшегося то ли смахнуть капли, то ли погладить мою щеку, вновь как будто пронизало меня током, и я вздрогнула.

— Что с тобой, не бойся, — ласково прошептал Алан и, успокаивая меня, погладил по голове.

Я снова ничего не могла ответить. Его близость сдавила мне горло, и я ощущала только сильную пульсацию крови в висках. Но когда Алан притянул меня к себе и обнял, частью своего сознания я отметила, как нарастает внутренняя дрожь, и тихонько застонала от мучительно сдерживаемого томительного желания. «Ну что ты, что ты», — проговорил Алан, целуя мои мокрые щеки и успокаивающе поглаживая плечи.

От этих поглаживаний, от его ласкового голоса и светлого блеска глаз я совсем потеряла голову. И когда рука Алана как бы невзначай скользнула под платье, у меня не было сил сопротивляться...

Мы поженились и осели в Мэйне. После очень долгой болезни двумя годами позже Алан скончался. Мы же с Майклом перебрались в Ванкувер. И вот теперь наконец мы находились в замке его предков, куда он никогда не хотел возвращаться. Он поклялся себе в этом. Но вот должна ли была его клятва распространяться на жену и ребенка?

После крепкого рукопожатия Брайан обратился к своему племяннику:

— А это, конечно же, Мишель.

Напряжение прошедших дней, по-видимому, достигло предела, и мой обычно весьма благовоспитанный сын рассердился:

— Почему каждый тут пытается найти для меня новое имя? Меня зовут Майкл.

Затем он протянул Брайану под моим недовольным взглядом свою маленькую ручку, и тот вполне серьезно пожал ее. Брайан улыбался.

— Хорошо, я постараюсь это запомнить, — пообещал он Майклу. — Не сомневаюсь, что так тебя будет называть моя мама. А она ведь тебе приходится бабушкой. Видишь ли, эти старые дамы... Тебе придется выполнять все ее желания.