Дело об игре - Еремей Парнов

Мы, конечно, с полным правом сопоставляем современную фантастику с научной революцией нашего века, но родилась эта фантастика не на пустом месте.

Даже продолжая начатую с Гомера историю лунных путешествий, мы неизбежно приходим к Эдгару По. Его герой ("Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфалля") достигает Луны на воздушном шаре, наполненном газом, в 37 раз более легким, чем водород. Это уже классическая научная фантастика, когда писатель для оправдания сюжетных ходов привносит в мир новые компоненты. В этом смысле газ Эдгара По ничем не отличается, скажем, от кейворита Уэллса ("Первые люди на Луне"). Утрачено было иное - честность, благородство поединка, в котором сыщик работал в паре с читателем. Эдгар По скрупулезно описывает граничные условия. Он не позволяет себе умолчать о "мелочах", без которых нельзя решить, кто убийца. Нам же позволено знать об обстоятельствах дела ровно столько, сколько сыщику. И если Дюпен все же опережает нас, то это честная победа. Для ее достижения не требуется поразительных достоинств Шерлока Холмса, который различал сколько-то там сортов пепла трубочного табака, любил химию, играл на скрипке. Точная математическая логика и учет всех деталей позволяют Дюпену в полном смысле слова вычислить убийцу. Что перед этим блистательным торжеством "чистого разума" мнимозначительная деятельность Холмса? Обманные вольты и напыщенная сверхпроницательность?

Собственно и благопристойно посредственный Ватсон понадобился Конан Дойлу лишь для того, чтобы держать в состоянии посредственности читателя. На таком беспросветном фоне особенно ярко вспыхивают гениальные догадки хозяина дома 221-6 по Бейкерстрит. Его лупа и трубка - это реквизит фокусника, которому нужно провести отвлекающий маневр. В виде некоего атавизма трубка достается потом по наследству комиссару Мегрэ точно так же, как трансформируется в сутану патера Брауна макинтош аскета-престидижитатора. Зато лупа... О, ей уготована потрясающая судьба! Она доживет не только до дактилоскопии, но и до ЭВМ третьего поколения! До спектральных анализов и хроматографа, баллистики и трассологии, трупоискателей и микроскопов криминалистического сравнения. Последние годы старушка, слава богу, на заслуженном отдыхе, хотя и возникает то здесь, то там, чтоб отработать положенный пенсионерам короткий срок.

Научно-техническая революция, обеспечив невиданный взлет любимой дщери НФ, поставила перед детективом трудноразрешимые проблемы. Невозможно стало и далее закрывать глаза на те же технические средства, нельзя было и далее игнорировать непреложный факт исчезновения сыщика-любителя из юридической практики. Это противоречило хотя бы отчетам криминальных репортеров, публикуемых на самых видных местах. Жизнь требовала внести поправки в образ. Сыщик, следователь и криминалист не составляли более единого лица. На первых порах детектив предпочел закрыть на это глаза (по примеру Холмса)! Говорят, и теперь приходят письма на Бейкер-стрит с просьбой о помощи...

Хулители пожимают плечами. Ревнители детективных традиций бьют в ладоши. Неправы обе стороны. Неправы в своем отношении к традиции.

Следование традиции, особенно в мелочах,- характерная черта детектива. Особенно английского, отражающего особое пристрастие британцев к заветам старины.

Интеллектуал Дюпен породил не только Холмса и патера Брауна, но и популярного в прошлом веке сыщика Лекока (герой серии романов Эмиля Габорио) и обаятельного мистера Каффа ("Лунный камень" Уилки Коллинза). Дюпен был не просто проницательным мастером анализа. Волей своего создателя он позволял себе замечать и нечто такое, что ускользало от ока официальной полиции. Опять же впервые в истории, потому что он был одновременно и ученым - героем фантастики, и первым сыщиком, и шагал по нехоженой тропе. Зато соперничеству между любителем и полицейским суждено было стать непререкаемой догмой. Нет нужды упоминать о постоянной грызне Холмса с Лейстрендом из Скотланд-Ярда, о скромной гордыне патера Брауна, побеждающего все ту же лондонскую полицию.

Каждый новый сыщик старался отрицать предшественника в большом и малом, но это было отрицанием отрицания, чередованием утраченных и приобретенных признаков. Генетика знает такие шутки, когда в третьем-четвертом поколениях вдруг проявляются изжитые, казалось, родовые черты. Ни "вор-джентльмен" Дюпен, которого Морис Леблан замыслил как антитезу Холмса, ни герой Гастона Леру Жозеф Рулетабиль не смогли выйти за очерченные Дюпеном рамки. Разве "Тайна желтой комнаты", которую так ловко раскрыл Рулетабиль, не есть тайна запертой комнаты в доме на улице Морг? Поистине "как скрипка в футляре"...

Очерченный Дюпеном круг сделался кругом порочным по той простой причине, что в условном мире, где действует сыщик, криминал вытекает не из характерных особенностей действительности, не из житейских ситуаций, а напротив, преступление, по возможности таинствоенное и запутанное, как бы диктует условия жизни, подстраивает ее под себя. Для фантастики, разгадывающей тайны природы, это прекрасно, для детектива - убийственно. Банкротство такого принципа в применении к изображению современного буржуазного общества очевидно. Отсюда нарочитая условность и ограниченность места действия, заданность характеров и прочие слабости, которые легко обнаруживаются, когда замысел не выдерживает столкновения с реальностью. И чем этот замысел сложнее, тем легче разрушается его правдоподобие. Мелодраматические ситуации, экзотический фон в этом случае только довершают распад. Фантастика, описывающая несуществующие миры, может позволить себе роскошь и вырядиться в любые наряды: экзотические, готические, даже откровенно сказочные. Не то полицейский роман. Здесь, будь добр, следуй специфике. Игра поэтому не получается, нарушены правила, граничные условия оказались обманом. Не спасает ситуацию и головокружительный трюк, когда убийцей оказывается ведущий расследование инспектор полиции. В "Тайне желтой комнаты" этот ловкий трюк лишь окончательно испортил финал.

Таковы неутешительные уроки детективной классики. Поток эпигонской литературы, в которой бабочками-однодневками взлетали сыщики вроде Ника КарКартера c Этель Кинг, грозил окончательно девальвировать те немногие ценности, которые были внесены "приличным обществом". Литературная задача сводится, по сути, к главному герою. Классический детектив ее в конце концов разрешил, детектив фантастический - нет. В великолепном рассказе "Сколько весит сонет", настоящей жемчужине сборника, это ученый и любитель тайн (полностью в стиле Эдгара По) Бурдон. Именно он аналитической мощью мысли делает нас не только заинтересованными соучастниками игры - детективной, поэтической - какой угодно, но и свидетелями поистине алхимического деяния. Как иначе еще можно назвать возрождение из пепла бессмертного духа искусства, набирающего силу с каждой угаданной (нет - вычисленной!) буквой? Да, рукописи действительно не горят. "Пускай истлеет плоть под крышками гробов..." Что-то всегда остается и может стать отправной точкой для нового возрождения.