Город мёртвых - Роберт Шекли

Но какова все же вероятность всего этого? Ахиллес стиснул зубы в смертельной тоске: он должен попытаться чем-то подкупить этот компьютер. Какой же дар можно поднести этому Компьютерному Сновидцу — единственному, кто, сумев собрать все доступные ему данные, воссоздал Ахиллеса похожим на Ахиллеса. И как убедить его, этого легкомысленного мечтателя, что Ахиллес стоит того, чтобы за ним вернуться еще не раз?

— Постараюсь донести это до вас настолько точно, насколько смогу, произнес Ахиллес. — Я пытаюсь подать Голос и воззвать к вам. Я не прошу делать меня исключением, я хочу быть лишь Точкой Отсчета. Я знаю, что вы кого-то ищете. Я также пытаюсь продать вам общий настрой и уговорить вас во время ваших ментальных путешествий делать регулярные остановки в Городе Мертвых. Я знаю, вы давно искали местечко вроде этого.

Компьютер не ответил.

Ахиллес вкрадчиво продолжал:

— Я знаю, вы опасаетесь, что, приняв на себя подобное обязательство, можете впоследствии обнаружить, что эта концепция не стоит разработки, так как она несостоятельна в решении проблем сотворения, изменения и энергии. Я прав? Что ж, я приветствую вашу осмотрительность и рукоплещу вашим сомнениям. Все это придаст вашему выбору вес, если вы сделаете верный шаг и поставите на нас. Елена, почему бы и тебе не сказать пару слов?

Елена улыбнулась в камеру и заговорила на низкой волнующей ноте:

— Я думаю, мы можем оказать вам хорошую услугу. Вы-то знаете, что мы, Ахиллес и я, — люди выдающиеся и работаем лучше, если нас включить в действие. Мы не похожи на ваших современных узкогубых ханжей. И если вы ждете от нас именно таких слов — то этого добра у нас в избытке; смелые слова, лживые слова — короче, какие угодно, только не нудные. Позвольте нам развлечь вас историей вашей жизни.

Ахиллес коснулся ее плеча: «Хорошо сказано, Елена», — затем развернулся к камере и заглянул нам прямо в глаза. Мы, опешив, зажмурились на секунду, не в силах смотреть на слепящую красоту его лица. Ибо этот Ахиллес есть Ахиллес, глобально мыслящий о возможностях величайших мировых деяний. Но он же являлся воплощением жертвы безнадежной любви к женщине, ему не предназначенной. Любуясь им, мы украдкой бросили взгляд на боковой экран и поняли, что любовь всей его жизни, Брисеида, в нашей истории не появится даже на секунду. Увы, нынешнее ее местонахождение неизвестно. А брак Ахиллеса с Еленой был чисто символическим жестом — два козырных туза вне партии.

— Мы сделали все, что могли, — наконец сказал он. — А теперь можешь рассказать мне, что ты там раздобыла на рынке.

— Царь Аида Гадес вышел из города, пересек несколько ручьев, бегущих на границе преисподней, и выбрался на берег Стикса туда, где, знаешь, есть хорошая лужайка для пикников. Но пришел он туда не ради пикника, хотя у него и была причина для банкета в честь своей гостьи Персефоны.

— Персефоны? Гадес гулял с царицей Персефоной?

— А с кем ему еще гулять? Ты же знаешь, она совсем вскружила ему голову.

— Это потому что она живая, — вздохнул Ахиллес. — Живые люди вообще гораздо привлекательней. Но, конечно, у нее есть и некоторые личные достоинства. К тому же с ней связан один из мифов первостепенной важности. И так как это один из древнейших мифов античности, девочке есть чем щеголять. Ты думаешь иначе?

— Да уж, так я и думаю, — ответила Елена. — А ты как думаешь, быть Еленой Троянской это тебе что — семечки? Да кто сейчас помнит хоть что-нибудь про Персефону? А Елену знают все!

— Да знаю, знаю. Ты у нас — чудо из чудес, — примирительно сказал Ахиллес.

Как некстати она завелась, в то время как ему просто необходимо узнать, что там дальше было с Гадесом. Ахиллес давно уже лелеял надежду при случае нажать на него и найти способ выбраться отсюда, поэтому все настроения царя преисподней были для него чрезвычайно важны. Уж кто-кто, а Ахиллес не собирался безропотно привыкать к тому, что он мертв. По крайней мере не на веки вечные.

Итак, если вы Ахиллес, вы реально смотрите на жизнь, даже если ваша реальность — смерть. И все, чего вы хотите, — это конкретное место, уютно обставленное, избавленное от счетов, ревнивых любовниц, бейлифов, сутяг, жен и экс-жен, мужей, детей на разных уровнях дебилизма и всех остальных, живущих здесь, но, слава богу, не у вас в голове, а в своем собственном мире. Немного чересчур, вы не считаете? Именно это привело вас в Город Мертвых. Вот почему мы так пытаемся убедить вас и даже продемонстрировать на практике, что наш Город Мертвых — это хорошо продуманный образец преисподней и заслуживает более пристального внимания. Мы будем время от времени сюда возвращаться. Самое важное, что мы должны помнить: мы — партия свободы.

Мы снова переключились на Гадеса. На меня.

— Когда Ахиллес узнал об этом, он просто помешался. Ему до сумасшествия хочется выбраться отсюда, — говорила Персефона.

— Ахиллес думает, что, когда он был живым, ему жилось гораздо веселее, что, собственно, соответствует действительности. За свою жизнь он во многом преуспел.

— Скажи мне правду, — попросила Персефона. — Быть живым — это действительно так хорошо? Я пожал плечами:

— По крайней мере Ахиллес думает так. Но это всего лишь частное мнение одного мертвеца.

Мы с Персефоной сидели под черным тополем. Рядом росла высокая плакучая ива, и ее ветви полоскались в темных водах Леты, струившихся мимо нас с тихим бульканьем, напоминавшим предсмертный храп умирающего. На другом берегу виднелись низкие серые силуэты, но что это, издалека различить было трудно. Я был странно счастлив. Я всегда себя так чувствую, когда Персефона рядом. Она делает преисподнюю светлее, несмотря на навечно нависшие над нами тучи. Сегодня они выглядят не зловеще и скорбно, но волшебно и вдохновляюще. Я счастлив в Аиде. Что само по себе — чудо, потому что я его царь. Или я сказал бы так: я полностью счастлив, и я действительно — Царь.

Я поискал взглядом ее руку, в которой она держала зернышко, но Персефона сидела так, что я не мог увидеть, там ли еще оно. Я надеялся, что нет. Казалось, она совсем забыла о нем. Но могла ли она забыть? Тяжесть знания драматургии этого нашего мира тяжелым камнем обрушилась на мою душу: я знал, что вот-вот что-то должно произойти. И даже знал, что именно.

Вот оно: издалека послышалось тихое звяканье. Персефона тоже услышала его и сказала:

— Это бубенцы с упряжки Деметры. Она украшает ими волов, влекущих ее повозку. Она едет за мной, как мы и договаривались.

— Да, — подтвердил я.

Когда-то меня вынудили согласиться с тем, чтобы Персефона время от времени возвращалась в верхний мир. Наши роковые старые леди из Верховного Суда Аида буквально связали меня по рукам и по ногам: остановить и укротить! Девицу вернуть родителям! Я был тогда на грани мятежа, но потом оставил эту идею против живых у меня не было ни единого шанса, даже если бы все мертвые встали стеною на мою сторону, в чем я, впрочем, был абсолютно не уверен. Беда в том, что из мертвых солдаты, как из куска дерьма, — смерть забирает что-то важное у мужчины. Так что это было бы просто-напросто избиением. Ведь что может быть слаще для живого, чем убить мертвеца! Они, видите ли, считают нас Злом. О, если бы я мог найти какой-то выход! Но воевать — было делом заведомо невозможным.