Медовый рай - Валерий Бочков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это не мое, – твердо сказала Белка. – Не мое…
– Я знаю, – ласково кивнул ей Бес. – Конечно, не твое. И полицейского тоже не ты застрелила.
– Ранила…
– Ну ранила, – согласился Бес. – Ранила. Правда, он пока еще в госпитале. И все еще в коме. И врачи не очень оптимистичны. Ты догадываешься, что это значит?
Бес заглянул ей в глаза, Белка не ответила.
– А это значит, что если он умрет, то твои десять лет строгого режима, – Бес щелкнул пальцами, – тут же превратятся в пожизненное заключение без права на апелляцию. Вот что это значит.
Бес приблизил лицо, облизнул губы.
– И еще это значит, что нам предстоят длительные и очень близкие отношения. Я бы даже назвал их интимными. Понимаешь?
Белка прижалась спиной к холодной липкой стене.
– Знаешь, что самое неприятное в тюремной жизни? – Бес говорил вкрадчиво, почти нежно. – Скука. Да, именно скука. Каждый следующий день похож на предыдущий, январь не отличить от августа, прошлый год точная копия года грядущего. Ску-у-ка.
Он закатил глаза и притворно зевнул.
– Но, впрочем, тебе скука не угрожает. Я об этом позабочусь сам. Кстати, как ты думаешь, почему эта камера выкрашена в красный цвет?
– Кровь… – пробормотала Белка. – Чтобы кровь не было видно…
– Что? – Бес засмеялся. – Господи, при чем тут кровь. Ты знаешь, что такое афродизиак? Нет?
Он осторожно раскрыл пакетик, поддел на ноготь большого пальца горку белого порошка.
– Раньше использовали экстракт кокки, яд некоторых грибов, толченый рог носорога, мускус и мирру. Сегодня нам на помощь пришла химия – величайшая из наук. Человек на самом деле всего-навсего сумма химических реакций. Печаль, радость, даже ощущение счастья, по сути, лишь результат взаимодействия химических элементов внутри нашего организма. Достаточно одной таблетки – и ты на вершине мира!
Бес тихо засмеялся.
– Впрочем, вот эта смесь кокаина с поппером – это скорее любовный эликсир. – Он приблизил ноготь с порошком к лицу Белки. – Можно вдохнуть через нос, можно натереть десны, что, на мой взгляд, вульгарно. Даже пошло. Я предпочитаю другой способ приема данного снадобья.
Он улыбнулся, опустил глаза.
– Я называю этот способ – клиторо-вагинальным. Несмотря на медицинскую неблагозвучность, эффект неизменно потрясающий. Набожная монашка, фригидная снулая рыба, законченный синий чулок превращается в неистовую нимфоманку. Ты не поверишь…
Бес засмеялся, поднес ноготь к ноздре и с шумом вдохнул порошок.
Его тут же будто пробило электричеством – он вскрикнул, вытянулся, запрокинув голову, часто затопал каблуками, словно хотел станцевать что-то испанское.
– Ха! – Он ударил кулаком в ладонь. – Ха! Ну сволочь! Вот крепкая дрянь!
Зажмурившись, замотал головой.
– Вот сволочь!
Белка вжалась в стену, словно боясь потерять равновесие.
Бес вскинул голову, вперил в нее глаза, выпученные, в красных прожилках. Руки его тряслись, он ухватил ее за ворот платья. Белка вскрикнула, беспомощно оттолкнула, Бес засмеялся, будто залаял.
Белке стало жутко.
Бес страстной скороговоркой шипел ей что-то в ухо. Она услышала, как затрещало платье, как запрыгали по полу вырванные пуговицы. Бес сорвал лифчик, впился слюнявым ртом ей в грудь. Белка закричала, но вместо крика получился тихий стон, похожий на выдох. Она видела розовое ухо, маленькое и аккуратное, как у ребенка, она не могла отвести взгляда от этого уха, ухо было совсем близко. Стена вдруг стала куда-то отодвигаться, пол качнуло, будто комната отчалила и поплыла. Белка оступилась, расставила ноги, чтоб не упасть.
Бес сжал ее ягодицу, потом ухватил ладонью лобок, Белка пыталась коленом оттолкнуть его, но пинала вяло и беспомощно. Он вцепился в трусы, скомкав материю, с силой рванул. Звонко треснула резинка, затрещала тонкая тряпка. Белка вскрикнула – она почувствовала его пальцы внутри себя. Не отдавая себе отчета, Белка наклонила голову. Ухо было совсем рядом.
7
Ее били, потом кинули в карцер.
Этот карцер по неизвестной причине в тюрьме называли «Баюн». Там не было окон, не было света, пол, по форме напоминавший неправильную трапецию, шел под уклон.
Белка пришла в себя. Она открыла глаза, стала пялиться в темноту, надеясь хоть что-то разглядеть. Поднялась на четвереньки, медленно, на ощупь добралась до стены, встала. Покатый пол, невидимый и скользкий, попытался накрениться. У Белки закружилась голова, ей почудилось, что она идет по зыбкому подвесному мосту.
Дойдя до угла, она остановилась. С углом тоже было не все ладно, он был какой-то тесный, никак не девяносто градусов. В полной темноте, без зрительного подтверждения, сознание, не доверяя тактильным ощущениям, пыталось навязать привычный порядок – горизонтальный пол, прямые углы. Белка, раскинув руки, вжалась спиной в угол. Ее начало мутить. Она сглотнула, во рту было сухо и горько.
Белка вдруг поняла, что на ней нет никакой одежды, что она совершенно голая. Она провела ладонью по бедру, по груди – ничего. Ей тут же показалось, что она начинает мерзнуть. Она, скрестив руки, прижала локти к животу, присела на корточки.
Тут послышался шорох. Звук был негромкий, словно кто-то в темноте лузгал семечки. Белка перестала дышать. Шорох то усиливался, то замолкал. Белке показалось, что звук начал перемещаться вправо. Потом пополз вверх.
– Господи… – прошептала Белка, обнимая колени и крепко прижимая их к груди. Нужно постараться занять как можно меньше места, нужно затаиться, исчезнуть. Она облизнула сухие губы, нижняя распухла и пульсировала тупой горячей болью. Нужно затаиться, тогда этот, который шуршит, ее не заметит. Ему же тоже темно. Будет себе лузгать свои семечки. Это ж какой-нибудь несчастный мышонок, кроха, не больше пальца. Маленький симпатичный мышонок.
Шорох раздался откуда-то сверху, громче и ближе. Явно ближе. И как он забрался на стену? Если это мышонок? Разве мыши могут перемещаться по стене? Нет, не могут. А кто может? Кто?
Звук приближался справа. Белка бесшумно выпрямилась, на цыпочках сделала два шага, замерла снова. Теперь ей казалось, что она слышит, как что-то хрустит, громко и равномерно, словно кто-то бойко работает челюстями. Она попятилась, к хрусту добавились тугие удары, мерные, как стук резинового молота. Белка не сразу поняла, что это кровь стучит в ее висках.
Внезапно хруст оборвался. Темнота теперь звенела и плыла чернильно-багровыми кругами. Белка втянула голову в плечи, приблизила ладони к лицу, защищая глаза. Застыла. В полной тишине что-то сухое и колючее коснулось ее спины. Белка закричала, бросилась вперед и на всем ходу влетела в стену.
8
– Нет, продолжайте максиган в той же дозировке. Добавьте элениум дважды по пять миллиграммов.
– А ноотропил? Мы всегда при сотрясении кололи…
– Нет. Кавинтон. Я тут все написал… Вот – три раза по пять грамм. Но не раньше субботы.
Хлопнула дверь, Белка чуть приоткрыла глаза. Суббота – это когда? Был виден угол стены и часть потолка с желтоватым пятном, похожим на крыло птицы. Воняло плесенью и какой-то медицинской дрянью. Крыло птицы неожиданно превратилось в профиль носатого разбойника. Голова Белки была налита свинцом – унылым серым металлом, мягким, но невероятно тяжелым. Виски ломило. Она закрыла глаза и равнодушно подумала, что смерть иногда не самый худший вариант. Что все зависит от обстоятельств.
В следующий раз, когда она вынырнула из теплой тьмы, рядом кто-то сипло дышал. Еще настырно жужжала муха. Потолок казался лиловым, носатый разбойник – хитрый хамелеон успешно мимикрировал в синее и стал почти неразличим. Белка с трудом повернула голову, это заняло минут пять. На углу тумбочки, потирая лапки, сидела изумрудная муха.
На соседней койке лежал некто, завернутый как мумия в белые тряпки. Запястья и лодыжки мумии были пристегнуты грубыми рыжими ремнями к железным прутьям кровати. Лицо, торчащее из бинтов, казалось темным, словно копченым. На Белку пристально смотрел блестящий глаз.
– Здорово. – Голос у мумии оказался хриплым, но женским. – Проснулась, пиранья?
– Что? – Язык Белки распух и едва двигался. – Кто?
– Под хвост долото! – Мумия сипло заржала. – Ухо-то Бесу едва пришили.
Память Белки милосердно припрятала этот эпизод на самое дно, закидав обрывками давних снов и забытых кошмаров. Белка даже не была уверена, что та история в красной комнате произошла на самом деле.
– А когда… – Она запнулась. – Когда это…
– На той неделе. Дня три о тебе только и говорили. Русская пиранья!
За дверью послышались шаги, щелкнул замок. Соседка замолчала. В палату вошла негритянка в тугой косынке и белом халате. Она включила свет, лампа ярко вспыхнула, спираль тонко запела. Негритянка боком приблизилась к Белке, равнодушно откинула одеяло.
Белка укола не почувствовала. Но почти сразу воздух будто загустел, стал тягучим, как расплавленное стекло. Время словно забуксовало, Белка с вялым интересом следила, как муха трет мохнатые лапки, сидя на углу тумбочки.