Китайские народные сказки - Пер. Рифтина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от русских сатирических сказок, где судья - персонаж отрицательный, в китайском фольклоре существует цикл сказок о мудром судье Бао-гуне, правителе столичного города Кай-фэна в начале XI века, который прославился своей неподкупностью и справедливостью. Впоследствии многочисленные легенды о мудром расследовании запутанных преступлений или о справедливом решении сложных тяжб народ связывал с его именем, которое стало нарицательным. Образ реального правителя в фольклоре, конечно, сильно идеализирован. Популярности его во многом способствовали пьесы о судье Бао, шедшие на китайской сцене с XIII века. Среди этих драм были произведения, в которых рассказывалось, как судья Бао чинил суд над императорским зятем, любимой наложницей государя, князьями и несправедливыми правителями областей и уездов. Бао казнит даже одного из судей ада, для чего ему приходится спуститься в подземное царство. Сказки о мудрых решениях судьи Бао в отличие от драматических произведений весьма просты. И дела здесь мельче, и расследование проще.
В течение веков феодальный Китай был известен как империя чиновников. Их глупость, самонадеянность и корыстолюбие выступают перед нами и в народных сказках. Крестьяне, создатели сказки, имели непосредственно дело только с чиновниками уездного масштаба. Действие всех этих сказок обычно происходит в уездном управлении - ямыне. Бытовая сказка должна показать алогизм обычного, вывернуть наизнанку привычные жизненные нормы, поэтому победителем в ней неизменно оказывается человек из народа, простолюдин, а уездный начальник либо остается в дураках, либо становится посмешищем.
Очень характерны для старого Китая сказки о посрамлении ученых-сюцаев. Чтобы получить низшую ученую степень сюцая, надо было выдержать экзамены в уездном городе, и только тогда можно было занять чиновничью должность. Единственное, что требовалось на экзаменах, - это знание конфуцианских классических книг. В делах практических сюцаи мало что смыслили. Спесивость и глупость подобного рода ученых мужей - извечная тема насмешливых сатирических сказок, одна из которых («Как три зятя тестя поздравляли») помещена в данном сборнике.
* * *В последний раздел книги вошли сказы мастеровых и искателей жэньшэня, а также старинные легенды. Сказы мастеровых - малоизвестная часть китайского фольклора. Многие из них связаны с именами обожествленных героев, научивших своему удивительному искусству других людей или пожертвовавших собой ради того, чтобы помочь мастеровым людям выполнить какую-либо трудную задачу. Жертвуя собой, спасает отца-кузнеца и его товарищей, девушка Чжэнь-чжу в сказе «Богиня печи». Подобное же предание рассказывают в Пекине про дочь мастера Дэна, которая бросилась в горн, чтобы помочь отцу и его подручным отлить по приказу императора огромный колокол. Подобно Чжэнь-чжу эта девушка была обожествлена как покровительница литейщиков колоколов, и в ее честь воздвигли храм. В основу этих повествований легли древние представления о необходимости принести в жертву человека, дабы умилостивить духов.
Сказ «Чжаочжоуский мост» повествует о Лу Бане, обожествленном покровителе строителей и плотников. Он жил в период между VIII и V веком до нашей эры и прославился как искусный мастер. Впоследствии вокруг его имени стали циклизоваться многочисленные рассказы о чудесном умении изготовлять вещи из дерева и строить затейливые здания. В сочинении VIII века рассказывалось, например, о том, как Лу Бань смастерил деревянную птицу, сел на нее и улетел на небо. В сказах Лу Бань выступает как герой, научивший людей применять пилу, навешивать в домах двери и многому другому. Его образ напоминает древних мифических героев-первопредков, которым приписывалось добывание различных «культурных» благ и изобретение таких жизненно необходимых вещей, как очаг или письменные знаки. Лу Бань - герой уже более позднего, не мифологического времени, приписанные ему открытия не носят такого первостепенного характера, часто это просто сказочное объяснение происхождения какого-либо архитектурного памятника.
После сказов мастеровых в книге помещены легенды искателей жэньшэня. Жэньшэнь был известен китайцам давно. Самым ценным считался дикий корень, который изредка находят в Маньчжурии, в окрестностях гор Чанбайшань. Спасаясь от голода, в частые неурожайные годы крестьяне-шаньдунцы уходили в глухие тогда северо-восточные земли, мечтая найти драгоценное растение и выгодно продать его. Ходили целыми артелями, иногда месяцами блуждали в горах, не находя подчас ничего. По вечерам или в ненастную погоду, сидя в шалаше, искатели предавались мечтам о чудесных тысячелетних корнях. Тогда же, видимо, и складывались поэтические легенды. В основе их лежали многочисленные поверья, связанные с этим удивительным растением, корень которого напоминает фигуру человека. Китайцы, например, считали, что большие старые корни стерегут тигры, змеи или красные волки. Они приписывали птичке банчуйняо чудесное свойство - указывать людям, где растет «человек-корень». Старые корни наделялись способностью исчезать, как только их находили и хотели выкопать люди. Они, как считали искатели, не просто исчезали, а превращались то в торговца, то в женщину, то в корову, и уходили, чтобы потом опять возвратиться в землю на старое место. В одной легенде даже рассказывается, будто корешки жэньшэня превратились в артистов и давали представление в уездном городке в Маньчжурии. Эта вера в способность растений к перевоплощению восходит к древним анимистическим представлениям и вере в оборотней.
В поверьях искателей целебного корня было много архаических черт, в частности, табу на название самого растения. Считалось, что нельзя называть корень его настоящим именем, иначе-де искателю не будет удачи и найденное растение уйдет от него. Вместо слова «жэньшэнь» полагалось говорить «банчуй», что значит «палка», «батог». Также нельзя было произносить названия диких зверей. Тигра звали «шаньшэнье» - «господин горный дух», а волка почему-то Чжан Сань - Чжан Третий. С этими же архаическими чертами мы сталкиваемся и в легендах («Жэньшэнь-оборотень» и «Царь-удав»).
В сказке-легенде о царе-удаве отразились очень древние в своей основе представления об очищении земли от страшных чудовищ. Такие рассказы у китайцев некогда связывались с образом мифического стрелка И, который избавил людей от злого людоеда-быка яоюя, страшного кабана фэнсы, удава дафэна и клыка-бурава цзочи. Подобно ему, герой легенды «Царь-удав» убивает страшных змеев, стерегущих жэньшэнь. Использованы в легенде и многие мотивы волшебной сказки - юноша совершает подвиг лишь благодаря чудесным помощникам: вороне, птичке банчуйняо, мальчику-жэньшэню, духу березы.
Архаичность сказов о жэньшэне объясняется, видимо, тем, что сказы эти бытуют в основном среди самих искателей, а возможно и тем, что искатели целебного корня часто встречались в горах и лесах с представителями других, уже тунгусо-маньчжурских народов (нанайцев, удэгейцев, маньчжур), устное творчество у которых гораздо архаичнее, чем у китайцев.
Завершают сборник три чрезвычайно распространенные в Китае легенды. Самая древняя из них - повествование о Волопасе и Ткачихе. Впервые мы находим этот сюжет в китайской поэзии начала нашей эры. В варианте, вошедшем в данный сборник, соединились многие сказочные мотивы: и история о разделе имущества между братьями, и эпизод с кражей одежды у спустившейся с неба девицы-голубки, и испытания молодого зятя у злого тестя. Древнему преданию о звездах Пастуха из созвездия Орла и Ткачихи из созвездия Лиры, разделенных Млечным Путем, здесь придан облик привычной волшебной сказки.
Аналогичные изменения заметны и в «Сказании о Мэн Цзян-нюй». Старинное предание о женщине, разрушившей своими слезами Великую Китайскую стену, известное нам уже по обработкам VIII-IX веков, получает в поздних прозаических вариантах чисто сказочное оформление (прибавляется начало, описывающее чудесное рождение героини из тыквы, предание о волшебном кнуте императора Ши-хуана).
Третье из этих сказаний («О Лян Шань-бо и Чжу Ин-тай») сложилось, видимо, к VIII-X векам. Оно явно более позднее и, за исключением концовки, совсем бытовое. В нем рассказывается о любви девушки, переодетой юношей, к своему школьному товарищу. Тема эта тысячекратно перелагалась в драмах разных веков и местностей. Пьесу о разрушенной, вопреки воле молодых людей, трогательной любви показывал в нашей стране в 1955 году театр шаосинской музыкальной драмы. В этой легенде с особой художественной силой выражен протест против жестокости родителей, насильно выдававших дочерей замуж. Трагически разрушенная любовь - постоянная тема многих очень поэтичных китайских легенд.
Все эти легенды давно вошли в народное сознание. У Шаньхай-гуаня, небольшого городка, где начинается Великая стена, вам покажут в море огромные камни. По преданию, именно здесь и утопилась верная памяти мужа Мэн Цзян-нюй. В провинции Шэньси есть развалины храма, где сохранились статуи Мэн Цзян-нюй и ее мужа. На протяжении веков в народе отмечали седьмое число седьмой луны как день встречи Волопаса и Ткачихи. В окрестностях Шанхая народ давно уже зовет желтых бабочек Лян Шань-бо, а черных - Чжу Ин-тай. Храмы в честь этих героев можно увидеть в разных концах страны. И, конечно же, эти сюжеты были излюбленными на красочных новогодних лубках.